Закончив трапезу, Паран как можно чище вытер ложку рукавом и вернул Коллю (воды поблизости не было). Потом сел, подавляя отрыжку.
— В Даруджистан путь держишь? — нарушил молчание Колль.
— Да. А ты?
— И мне туда же. Через день-другой смогу выехать. Правда, мне как-то не очень улыбается появиться в городе верхом на муле.
— Солнце почти село, — сказал Паран. — Не возражаешь, если я заночую вместе с тобой?
— Ни в коем случае. Оставайся.
Капитан встал и пошел стреножить лошадей. Он решил задержаться на день, чтобы дать Коллю окрепнуть. Приехав в Даруджистан вместе с Коллем, он вызовет меньше подозрений. Так будет легче найти место для ночлега. Возможно, он даже сумеет получить кое-какие полезные сведения. Время, конечно, дорого, но все внутри подсказывало Парану, что задержаться стоит.
Лошадей он привязал рядом с мулом, а снятое седло перенес к огню.
— Я вот о чем подумал, — начал Паран, опираясь спиной о седло. — Поеду-ка я с тобой. Вместо этого мула ты возьмешь мою вьючную лошадь.
У Колля забегали глаза.
— Щедрое предложение.
Заметив его настороженность, Паран улыбнулся.
— Не такое уж и щедрое. Моим лошадкам тоже не помешает целый день отдыха. К тому же я никогда не был в Даруджистане. В обмен на мою так называемую щедрость я намерен забросать тебя вопросами, пока мы едем. Потом ты вернешь мне лошадь и сможешь забыть о моем существовании.
— Паран, должен предупредить тебя сразу: я не ахти какой любитель разговоров.
— Я все-таки рискну.
Колль задумался.
— Клобук тебя побери, наемник! Было бы глупо отвергнуть твое предложение. В общем-то, ты мне не кажешься слишком уж прилипчивым. Я не знаю, Паран, кто ты на самом деле и что тебе надо в Даруджистане. Не хочешь рассказывать — твое дело. Но у меня тоже будут к тебе вопросы. А скажешь ли ты правду или соврешь — тебе решать.
— Думаю, мы с тобой где-то в одинаковом положении, — ответил Паран. — Хочешь знать, кто я на самом деле? Так вот, Колль, я дезертировал из малазанской армии в чине капитана. И в «когтях» я тоже успел побывать. Думаю, там-то все мои беды и начались. Вот такое начало.
«Начало такое. Но те, кто сближается со мной, обычно заканчивают смертью».
Некоторое время Колль молчал, глядя то на огонь, то на неожиданного собеседника. Затем он надул щеки и шумно выпустил из легких воздух.
— Когда говоришь незнакомцу правду, этим ты всегда бросаешь ему вызов.
Он опять замолчал. Упершись локтями в землю, Колль поднял голову и глядел на ранние звезды.
— Я из знатного рода, имеющего долгую и славную историю. Я был единственным сыном и, стало быть, единственным наследником. Как водится в кругах знати, мне заранее выбрали невесту, на которой я вскоре должен был жениться. Однако я полюбил другую женщину, хищную и честолюбивую. Правда, тогда я был слеп и не видел всех мерзостей ее характера.
Колль криво усмехнулся.
— Сказать по правде, она была шлюхой. Но если большинство встречавшихся мне шлюх были достаточно простодушны и даже, как ни странно, чисты душой, у этой душа представляла собой узловатую веревку. Можешь считать, что я встретил красивую, но чрезвычайно ядовитую змею.
Колль провел рукой по лицу.
— Я наплевал на все обязательства и обещания. Намеченный брак расстроился. Я женился на Асталь — так звали эту шлюху. Правда, потом она сменила себе имя. Но эта женитьба доконала и свела в могилу моего отца.
Он вдруг хрипло рассмеялся.
— Старик оказался прав. Наше счастье быстро кончилось. Уж не знаю, скольких людей эта шлюха уложила к себе в постель, чтобы купить их влияние; не знаю, как они все провернули, но дело было сделано. Однажды я проснулся и узнал, что лишился титула и даже честного имени. Усадьба и деньги теперь принадлежали моей, с позволения сказать, женушке. Ей принадлежало все. Надобность во мне отпала, и меня попросту вышвырнули за ворота.
Колль взял пару поленьев и кинул их в костер. Обрадованное пламя обступило их со всех сторон. Паран молчал. Он чувствовал, что Колль рассказал ему только часть своей горестной истории и теперь сражается с нахлынувшими чувствами, мешавшими говорить.
— Но это, Паран, было еще не самое худшее предательство, — наконец сказал Колль, подняв глаза на капитана. — Худшее совершил я сам, когда ушел от борьбы. Я ведь мог оспорить ее притязания и все вернуть.
Он плотно сжал губы. Можно было только догадываться, какая буря бушевала сейчас в душе этого человека. Совладав с собой, Колль продолжал ровным, безжизненным голосом:
— Люди, которых я знал с детства, начали меня сторониться. Для даруджистанской знати я умер. На улице они делали вид, будто не знают меня. Я заговаривал с ними — они не слушали и спешно уходили. Напрасно я простаивал у оград их домов, пытаясь их дозваться. Я стал мертвецом, Паран. Она добилась даже того, что в городской летописи против моего имени написали: «Умер». И я согласился с этим. Я умер для них. Ушел. Исчез. Одно дело, когда тебя предают те, кого ты считал друзьями. И совсем другое, когда ты предаешь собственную жизнь. Вот так-то, Паран.
Капитан прищурился, глядя в темноту, где дремали холмы.
— Мне знакомы игры знати, — сказал он. — Они везде одинаковы. Как и ты, Колль, я родился в знатной семье. Но прежний император ненавидел знать и указывал нам место где только мог, пока мы и в самом деле не стали похожими на испуганных, забитых собак. И забитость длилась годами. Императору требовалась безраздельная власть, а знать ему мешала… Да, Колль, у знати есть длинные родословные, есть гордость, а есть пустая спесь. Она-то и не позволяла нам усваивать уроки жизни. Когда я оглядываюсь на свою жизнь — на все эти интриги, заигрывание с императорской властью, стремление подставить ножку другим и таким образом возвыситься самому… получается, я и не знал настоящей жизни.
Паран опять повернулся к огню.
— С тех пор как я выскользнул из узды Малазанской империи и навсегда обрубил концы сомнительных привилегий, которыми так кичилась наша знать, я еще никогда не ощущал себя столь живым. Я понимаю: прежде я ловил лишь бледные отблески жизни, принимал их за настоящую жизнь. Может, мы оба ощущаем эту правду и нам страшно посмотреть ей в лицо?
Колль хмыкнул.
— Я не настолько смел, как тебе могло показаться, Паран. Ты в своих раздумьях зашел гораздо дальше моего. Если я тебя верно понял, ты вот сейчас сидишь, глядишь на меня и пытаешься убедить старый пень, именуемый Коллем, что он живет настоящей жизнью. Такой, какой не знал в своем богатом доме, полном слуг. Ты хочешь, чтобы я поверил, будто ту жизнь и жизнью-то назвать было нельзя. Ты так считаешь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
