Я сильнее цепляюсь за его плечо, намекая, что не стану возражать, если он не будет сдерживать свой напор и перестанет обращаться со мной как с фарфоровой куколкой, которую боится разбить.
В данный момент мне нужно точно не это…
Кровь разгоняет по телу алкоголь, но мною овладевает странное ощущение. Я полностью контролирую ситуацию и внезапно понимаю: могу делать, что хочу… Я пьяна. Но пьяна от той свободы, что мне досталась.
Наконец, я не чувствую как меня ломает и лихорадит. Мои колени не трясутся, а ладони не покрываются влагой. Сердце не бьётся с громким стуком о рёбра. И да, я всё ещё способна трезво мыслить.
Мир не уходит из-под моих ног, хорошо это или плохо…
Кожа бёдер касается прохладного дерева. Его рука скользит вниз по моей ноге. Пальцы обхватывают тонкую щиколотку, находят каверзную застёжку, и спустя несколько секунд мои туфли с глухим стуком падают на пол.
— Дженнифер, — сбивчиво шепчет Ричи, когда я запрокидываю голову, позволяя ему целовать меня так, как он давно хотел.
Сама же зажмуриваюсь до белых точек перед глазами, отгоняя подальше ненужные мысли, что пытаются нависнуть надо мной чёрным, мрачным облаком.
Коготки царапают спину, и я обнимаю его ногами, позволяя оказаться так близко, как никогда прежде. Он судорожно вздыхает и целует плечо. Тихо произносит моё имя и осторожно сжимает пальцами бедро.
Я отклоняюсь, разрывая контакт, и Ричи поднимает на меня расфокусированый взгляд, полный желания и страсти.
Мне нравится, как горят его глаза..
Я опускаю босые ступни на пол, одним махом опрокидываю в себя тот самый стакан с виски и сплетаю наши пальцы. Где-то там в зале громыхает музыка, веселятся друзья, но я и правда хочу сейчас находиться здесь, подальше от всего этого.
Беру Исайю за руку и веду к шикарному кожаному дивану. Легонько толкаю его ладошкой в грудь, пользуясь минутным замешательством с его стороны.
Он садится, раскидывает руки и смотрит на меня с изрядно подогретым интересом.
Я стою напротив между его коленями. Не отпуская его взгляд, снимаю платье и остаюсь перед ним в одном белье.
Вижу, как дергается его кадык, когда он сглатывает, прожигая взглядом моё тело.
Забираюсь на него, и пальцы тянутся к пуговицам на его белоснежной рубашке. Исайя молча наблюдает за мной и прикрывает глаза, когда я касаюсь его груди и живота.
Кладу ладонь на его скулу и медленно потираю её пальцем. Наклоняюсь и дразню его языком, не позволяя поцеловать себя в ответ. Исайя закусывает губу, когда я делаю весьма откровенное движение бёдрами.
— Детка, я так хочу тебя…
Я стаскиваю с него рубашку, и оба на пару секунд замираем. Его руки ложатся мне на талию, и мы одновременно тянемся к друг другу за поцелуем. Горячим и нетерпеливым, так непохожим на те предыдущие.
Я нарочно играю с ним. Довожу своими смелыми выходками до критической точки. Разошлась не на шутку и останавливаться в мои планы не входит.
— Чёрт, Джен, — бормочет он, когда я бесстыдно прошу его прикоснуться ко мне.
Слезаю с него и тянусь к торшеру, что стоит на стеклянном столике. Щёлкаю выключателем, и комната погружается в полумрак, мгновенно сея зёрна сомнения в моё сознание.
Но наверное, действительно пришло время перебороть себя, переступить и просто пойти дальше, как Он и говорил.
Пришло время сделать это.
Пришло время, наконец, подвести черту…
А потому я не возражаю, когда Исайя ложится сверху и, теряя голову от нашей близости, с жаром целует мои пересохшие от нахлынувшего волнения губы…
*********
Рассвет в Блу Бэй прекрасен. Нежно розовое зарево застилает бескрайнее небо, и я, залюбовавшись на эту красоту, стою, запрокинув голову. Ступни утопают во влажной траве, и я вдыхаю свежий, чистый воздух полной грудью.
Я люблю вот такое раннее утро. Когда город ещё спит, на улице ни души, а сонные представители фауны уже общаются друг с другом. Но птица, незнакомого мне подвида, с давних пор облюбовавшая дерево у нашего дома, кажется, общается с самой собой. И, кстати, это её вполне устраивает. Она так интенсивно надрывает глотку, что мои губы невольно растягиваются в улыбку. И ведь каждое утро вот так беспрестанно кричит. Неугомонное чучело!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я вспоминаю, как Рид в шутку грозился пристрелить её «к чертям собачьим». Птичка затихала, но ненадолго, и я звонко хохотала, надеясь, что он прекрасно слышит мой смех, там за стеной.
Достаю из сумочки ключи и тихонько открываю дверь. Бесшумно тяну на себя изнутри и медленно поворачиваю щеколду, не желая никого разбудить.
Дома тихо, и только Аксель шумно топчется у моих ног, радостно виляя своим купированным хвостиком.
Почёсываю пса за ушком. На тумбочке замечаю брелок от бмв, и в области солнечного сплетения надсадно ноет. Встаю и неспешными шагами направляюсь в гостиную. Там, к моему удивлению, разобран диван, и подобного я на своей памяти ещё не помню.
Почему-то первая мысль — Сэнди. И от этого внутренности скручивает тугим узлом.
Со стены тихо бубнит новая плазма, которая была куплена Бруксом взамен той, что мы разбили. С экрана на меня смотрит крокодил, потирающий в предвкушении свои лапы. Он только что уложил дятла Вуди в духовку, на импровизированное ложе (сковороду), заботливо подоткнув при этом «одеяло» из теста.
Одна из любимых серий Макса, в которой обделённый интеллектом Вуди просит обслужить его «в отеле» по высшему разряду.
Я прохожу глубже в комнату. На диване они спят втроём. Рид лежит на спине в середине, обнимая Бэт, устроившуюся на его плече. Макс свернулся калачиком справа и явно замёрз.
Эта картина заставляет моё сердце пропустить удар. В последнее время Брукс ведёт себя странно. Не подумайте ничего дурного, он — хороший брат, но меня просто удивляет тот факт, что мелким стало перепадать от него гораздо больше внимания.
Я забираю из шкафа в прихожей одеяло и возвращаюсь в комнату. Аккуратно накрываю всех троих, как тот самый крокодил из мультика. Бэт сонно сопит, и я целую её в курносый носик.
Выключаю телевизор и поднимаюсь к себе.
Чувствую себя разбитой и сбитой с толку, а мой порядком сдавший организм, не взирая на непрерывные процессы мышления, даёт команду на сон. И я на пару с Акселем, возжелавшим составить мне компанию, практически сразу проваливаюсь в царство Морфея…
Днём голова гудит пуще прежнего, а внутренний голос, отправленный вчера в далёкое путешествие, снова даёт знать о себе.
Прохладный душ бодрит, но не приносит облегчения. Я стараюсь не думать о том, что случилось вчера, но у меня не выходит.
Что если я поступила неправильно? Что если в погоне за местью совершила непоправимую ошибку?
Но есть ли смысл сейчас об этом рассуждать ведь то, что произошло вчера уже не изменить.
Я закрываю глаза рукой и прошу всех святых дать мне возможность не вспоминать прошлый вечер. Проверяю телефон. Четыре пропущенных от матери Роуз. Вот чёрт! Я и забыла, что должна поддерживать легенду.
Тут же набираю Элис и извиняющимся тоном объясняю, что мы ещё спим, поскольку вернулись домой только утром. Она не довольна и требует, чтобы я сиюминутно разбудила Роуз и дала с не поговорить.
Лгу, что вышла попить воды и обещаю, что как только её дочь проснётся, она сразу ей перезвонит. Разъединяюсь, не давая возможности на ответ и с лёгкостью представляю как Элис Онил багровеет от злости.
Часы показывают почти четыре. Решаю спуститься вниз, потому что находиться наедине с самой собой невыносимо.
Там внизу я слышу голоса. Бен и Грейс спорят на кухне. Бросаю взгляд на идеальный порядок в гостиной и направляюсь узнать причину их громкого разговора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Он даже не соизволил посоветоваться! — возмущается Грейс.
— Ты прекрасно знаешь Ричарда, дорогая, — спокойно отвечает он.
Я замираю у порога, прекрасно понимая, что речь идёт о Бруксе. На меня внезапно обрушивается какое-то очень нехорошее предчувствие.
— Служба по контракту, Бен! Десант! А если бы к телефону подошла не я? Так и не узнала бы?
