когда одна из пушек на судне ответила действительно громовым раскатом на сделанный выстрел.
Вильтар, не привыкший к подобному шуму, поморщился и отошел немного подальше от пушки, причем даже заткнул себе уши. Но вдруг, к удивлению Ланжье и Вильтара, вместо повторного салюта, который они ожидали от форта, раздался снова выстрел и огромное ядро упало почти около самого носа судна. Очевидно, венецианцы не шутили, и выстрелы были направлены прямо в бриг.
— Что вы думаете об этом? — спросил Вильтар слегка дрожащим голосом.
— Ну, что же, ответим им тем же. Ребята, не прощайте, все по местам, я со своей стороны готов на все.
Все матросы принялись с новым рвением за дело. Одни из них откатывали пушки на место и тщательно чистили их дула, другие тащили, куда следует, порох и ядра, лейтенант Жакмар держал в руках зажженный факел и направил пушку прямо на форт.
— Стрелять? — спросил он Ланжье.
— Да, и цельтесь хорошенько, — ответил тот спокойно.
Жакмар нагнулся, еще секунда, и раздался оглушительный выстрел, пушка откатилась почти на середину палубы, черное облако дыма на одно мгновение скрыло Венецию от их глаз. Когда этот дым рассеялся, стоявшие на палубе «Лафайета» увидели, что в форте сделана огромная брешь, из которой еще сыпались куски камней в воду. Подобный успех привел в восторг Ланжье, и он громко воскликнул:
— Прекрасный выстрел, Жакмар, я думаю, его следует повторить.
Жакмар только что собирался ответить, что и он считает необходимым продолжать пальбу, как вдруг с форта открыли убийственный огонь по бригу, вся палуба его была покрыта свинцом, летевшим на него градом. Первым залпом наповал убило матроса, стоявшего у пушки. Он упал как подкошенный. Еще трое матросов свалились один за другим, два из них остались лежать, третий приподнялся и сел на полу, держась двумя руками за борт. Жакмар был ранен в руку; он стоял молча, прикрывая дрожащей рукой свою рану.
Вильтар и Ланжье остались невредимы, но объяснялось это тем, что Пиццамано, — так звали коменданта форта, — нарочно не велел стрелять в офицеров. Один из этих офицеров, Вильтар, не обращая внимания на окружающих, на четвереньках стал пробираться в более безопасное место.
— Не подвергайте себя напрасно опасности! — крикнул он Ланжье. — Что хорошего в этом?
Ланжье подошел к нему ближе и с вполне заслуженным презрением заметил, смеясь:
— Однако вы и трус, вы бы лучше спустились вниз в каюту к нашей даме, она бы придала вам немного храбрости, и, знаете ли что, Вильтар, молите Бога, чтобы поднялся ветер.
Ланжье представлял из себя весьма привлекательное зрелище в своей треуголке, красиво обрамлявшей его юношеское лицо, в прекрасно сшитом синем мундире, в белых чистых перчатках, со спокойным, самоуверенным видом, который не покидал его, так как он уже давно привык ко всяким случайностям и опасностям на море и нисколько не боялся их. Неожиданная опасность только больше возбуждала в нем желание помериться силами с врагом; он одним опытным взглядом окинул положение своего судна и понял, что положение это далеко не блестяще; он вполне понимал, что спасение его заключается только в своевременном появлении французской эскадры, стоявшей поблизости, которая должна была явиться на поле сражения, так как выстрелы, очевидно, успели долететь до нее.
Эскадра эта состояла из пяти фрегатов, и стоило им повернуться так, чтобы пушки их были направлены все на форт, и дело кончилось бы пустяками, но ветер стих, и шесть судов, пять в Адриатическом море и шестое в лагуне, были так же далеки теперь друг от друга, как будто находились в различных океанах. Ланжье охотно отдал бы все, что имел, хоть за маленький ветерок, который дал бы ему возможность подвинуться к Лидо, но так как желание это было неисполнимо в данную минуту, ему не оставалось больше ничего, как подбадривать своих людей и уговаривать их встретить отважно новый залп, которым стали их обстреливать с форта. Положение их было незавидное. Они находились так близко от форта, что палубу их обстреливали прямо из ружей; кроме того, одним ядром снесло главную мачту, которая в своем падении придавила трех лучших матросов, к тому же мачта эта упала поперек палубы, совершенно загородив ее. Кругом раздавались крики и стоны, а также слышалась команда офицеров и непрерывная трескотня ружей; течением судно все больше и больше относило к берегу, и Ланжье ничего здесь не мог поделать; он ходил по палубе взад и вперед, спокойно рассчитывая, когда должен наступить неизбежный конец. Изредка он покрикивал на Жакмара и спрашивал, почему не стреляют из пушек, но при виде убитых и раненых, лежавших на палубе, он не удивлялся тому, что каждый раз вопрос его оставался без ответа.
Жозеф Вильтар, добравшись до более или менее безопасного места, уселся на палубе и стал внимательно оглядываться кругом; он первым заметил на горизонте быстро приближавшуюся к ним черную точку.
— Послушайте, Ланжье, — крикнул он, — они нам шлют на помощь галеру с матросами. Как вы думаете, могут ли они оказать нам какую-нибудь помощь? Собственно, пора бы положить этому конец.
Ланжье совершенно забыл про эскадру, занятый уборкой с палубы мертвых тел. Он быстро взял подзорную трубу и воскликнул с радостью:
— Да, вы правы, это галера с матросами, Детурвилль выслал нам помощь, он — честный малый, только вряд ли помощь эта окажется для нас действенной.
Вильтар ничего не ответил, он внимательно следил за тем, как быстро приближалась галера; на ней виднелось человек тридцать матросов, вооруженных с ног до головы; они направлялись к берегу, где, по-видимому, собирались сделать высадку и тем отвлечь внимание форта от несчастного брига, но замысел их не удался, с форта раздался выстрел, и ядро ударило в самую середину галеры, послышался страшный крик, видно было, как матросы в испуге бросились в море, спасаясь вплавь.
— Мне жаль Детурвилля, — сказал Ланжье, увидев это, и, грустно пожав плечами, отвернулся от этого ужасного зрелища.
Появление галеры, действительно, на минуту отвлекло
