этим дебаты еще больше раскололи собрание, и соглашение не было достигнуто. Конституция так и осталась в подвешенном состоянии.
Именно вопрос взаимоотношений между гражданскими и военными властями - проблема, к которой Пруссия будет возвращаться еще не одно поколение, - в наибольшей степени подорвал хрупкий политический компромисс в Берлине. 31 июля в силезском городке Швайдниц в результате ожесточенного столкновения из-за произвольных приказов местного армейского командира погибли четырнадцать мирных жителей. Поднялась волна возмущения, в ходе которой депутат от Бреслау Юлиус Штайн внес в Национальное собрание предложение о принятии мер по обеспечению того, чтобы офицеры и солдаты действовали в соответствии с конституционными ценностями. Под этим он подразумевал, что все военнослужащие должны "дистанцироваться от реакционных тенденций" и брататься с гражданским населением в качестве доказательства своей приверженности новому политическому порядку.
В ретроспективе Штайна можно упрекнуть в разбросанности формулировок, но он выразил вполне понятную растущую тревогу новой политической элиты по поводу неослабевающей власти военных. Если бы армия оставалась податливым орудием интересов, противостоящих новому порядку, то можно было бы сказать, что либералы и их институты живут на пособие, что их дебаты и законотворчество - не более чем фарсовый спектакль. Предложение Штейна затронуло глубокую жилу нервозности в Ассамблее и было принято значительным большинством голосов. Чувствуя, что король не уступит давлению в военном вопросе, правительство Ауэрсвальда Ганземана сделало все возможное, чтобы избежать действий, которые могли бы ускорить конфронтацию. Но терпение собрания вскоре иссякло, и 7 сентября оно приняло резолюцию, требующую от правительства реализовать предложения Штейна. Фридрих Вильгельм был в ярости и заговорил о том, что восстановит порядок в своей "нелояльной и никчемной" столице силой. Тем временем споры вокруг предложений Штейна вынудили правительство уйти в отставку.
Новым премьер-министром стал генерал Эрнст фон Пфуэль, тот самый человек , который командовал войсками в Берлине и его окрестностях накануне 18 марта. Пфуэль был хорошим выбором - он не был жестким консерватором, но был человеком, сформировавшимся под влиянием энтузиазма и политического брожения революционной эпохи. Его юность прошла под знаком интенсивной гомоэротической дружбы с романтическим драматургом Генрихом фон Клейстом. Пфуэль был среди тех, кто эмигрировал в духе раненого патриотизма во время французской оккупации. Популярный в еврейских салонах и друг Вильгельма фон Гумбольдта, он вызывал восхищение либеральных современников своей терпимостью и эрудицией. Но даже мягкий Пфуэль не мог успешно выступать посредником между непокорным королем и упрямым собранием, и 1 ноября он тоже подал в отставку.
Объявление о том, что его преемником станет граф Фридрих Вильгельм фон Бранденбург, было с тревогой встречено в либеральных кругах. Бранденбург был дядей короля и бывшим командующим VI армейским корпусом в Бреслау. Он был любимым кандидатом консервативного окружения короля, и цель его назначения была очевидна. Его задачей, по словам Леопольда фон Герлаха, одного из самых влиятельных советников короля, должно было стать "показать всеми возможными способами, что в этой стране по-прежнему правит король, а не собрание".32 2 ноября ассамблея направила делегацию к Фридриху Вильгельму, чтобы выразить протест против нового назначения, но она была грубо отклонена. Неделю спустя, туманным утром 9 ноября, Бранденбург предстал перед собранием в его временном доме на Жандарменмаркт и объявил, что заседание прерывается до 27 ноября, когда оно соберется в городе Бранденбурге. Через несколько часов новый военный главнокомандующий, генерал Врангель, во главе 13 000 солдат въехал в столицу и поскакал на Жандарменмаркт, чтобы лично сообщить депутатам собрания, что они должны разойтись. В ответ собрание призвало к "пассивному сопротивлению" и объявило налоговую забастовку.33 11 ноября было объявлено военное положение, распущены (и разоружены) гвардейцы, закрыты политические клубы, запрещены известные радикальные газеты. Многие депутаты все же попытались собраться в Бранденбурге 27 ноября, но вскоре были разогнаны, а 5 декабря собрание было официально распущено. В тот же день правительство Бранденбурга объявило о принятии новой конституции.
Революция закончилась в столице, но она тлела в Рейнской области , где исключительно хорошо организованные политические сети радикалов сумели мобилизовать массовое сопротивление контрреволюционным мерам берлинского правительства. По всей Рейнской провинции был широко поддержан налоговый бойкот, объявленный Национальным собранием в последние часы его работы. Каждый день в течение месяца газета Neue Rheinische Zeitung, орган левых социалистов, помещала в своем заголовке слова "Нет налогам!". В поддержку бойкота в Кельне, Кобленце, Трире и других городах возникли "народные комитеты" и "комитеты граждан". Возмущение по поводу роспуска ассамблеи смешалось с враждебностью провинций к Пруссии, конфессиональными обидами (особенно среди католиков) и недовольством, связанным с экономическими трудностями и лишениями в регионе. В Бонне разъяренные толпы оскорбляли и избивали налоговых инспекторов, уродовали или снимали прусских орлов, прикрепленных к общественным зданиям. В Дюссельдорфе 20 ноября состоялся парад (теперь уже незаконной) Гражданской гвардии, завершившийся публичной клятвой бороться до победного конца за Национальное собрание и права народа. Кампания налогового бойкота показала силу и социальную глубину демократического движения в Рейнской области и, конечно, встревожила прусские власти в этом регионе. Но формальный роспуск собрания в Бранденбурге 5 декабря лишил демократов политической опоры. Прибытие войскового подкрепления, а также введение военного положения в некоторых горячих точках и разоружение временных левых ополчений оказались достаточными для восстановления государственной власти.34
Как это произошло? Почему революция, с такой силой развернувшаяся в марте, была так легко остановлена в ноябре? Часто отмечалось, что подавляющее большинство пролетарских бойцов, погибших на баррикадах в Берлине, и богатые либеральные бизнесмены, занявшие министерские посты в "мартовском министерстве", представляли совершенно разные социальные миры и соответственно противоположные политические ожидания. Возникший в результате раскол прошел через всю историю революции. Например, неспособность либералов и радикалов договориться о совместных кандидатах на майских выборах в Национальное собрание привела к тому, что вместо них победили консервативные и праволиберальные кандидаты.35 В Национальном собрании в Берлине либералы последовательно маргинализировали и клеймили социальные вопросы, стоявшие в центре радикальной программы. Что касается демократических левых, то им удалось мобилизовать массовую поддержку, особенно в Рейнской области, чему способствовала политизация народной культуры в 1600-1840-х годах. Но и левые оказались расколоты. В мае 1849 года, когда в Рейнской области было организовано демократическое восстание в поддержку имперской конституции, разработанной Франкфуртским парламентом, движение раскололось на "конституционных" и "марксистских" или коммунистических демократов, которые воздержались на том основании, что судьба "буржуазной" конституции должна быть безразлична для рабочего класса.36
Что действительно перевесило чашу весов в Пруссии, так это прочность традиционной власти. В этой связи стоит отметить, что Фридрих Вильгельм IV, "романтик на троне", действовал во время кризиса с большим умом и гибкостью, чем ему часто приписывают. На самом деле он исполнил свою новую
