Крысы прямо за ними не пошли. Но Жар видел, как они потихоньку выбираются из скрытых травой расселин и из соседних входов, снова окружая людей.
— Я давал тебе шанс вытребовать у него свою свободу!
Альк неожиданно рассмеялся. Чистосердечно и оттого еще более страшно.
— Один к тысяче? Вы ведь нарочно подбираете пары из сильнее всего ненавидящих друг друга учеников. Чтобы не допустить подобного.
— Иногда мы ошибаемся.
— Как ошиблись с тобой?
Путник вздрогнул, и Жар с Рыской поняли, что Альк попал в точку.
— На самом деле ты пытаешься исправить не эту ошибку Ты хочешь исправить ту, — безжалостно продолжал саврянин. — Кем был для тебя он — или она? Кого ты не сумел отпустить человеком, но и не смог использовать «свечой»? А потом обнаружил, что просто выпустить мало? Ты сам отправился за ним — или получил свое прозвище в насмешку?
Рыска вздрогнула — что-то легонько, щекочуще коснулось щиколотки. Крыса вытянула мордочку, выглядывая из-за ноги девушки, как из-за дерева. Стрельнула глазом на Рыску: «я тут постою, ты ведь не против?»
Крысолов не ответил ни на один вопрос, но это в общем то и не требовалось.
— Прости, Альк, — только и сказал он, вытаскивая меч. — Я действительно желал тебе лучшей судьбы.
— Верю, — криво усмехнулся Альк. — И именно поэтому — не прощаю.
Как только один из людей шевельнулся, трава ожила — прятавшиеся в ней крысы бросились врассыпную, освобождая полянку. Удрала и та, что уже пригрелась возле Рыскиной ноги.
Саврянин тоже поднял клинки — неловко, словно для вида, чтобы путнику было проще.
Вид, однако, оказался настолько впечатляющ, что Крысолов закатил глаза и рухнул ничком.
— Скажи, лучше получилось? — с гордостью обратился Жар к Альку. — Я на этот раз камень тряпкой обмотал. И без крови, и удар сочнее. Да и вообще как-то во вкус вхожу…
— Ты что натворил?! — Саврянин чуть правый клинок не выронил, еле перехватить успел. Рыска тоже вытаращилась на друга в немом изумлении.
— Я ж ради его блага! — В искренности Жара можно было не сомневаться — иначе путник почуял бы исходящую от вора угрозу. — Забавный старикан, жаль, если б ты его убил.
— А кто теперь меня убивать будет?! — вырвалось у саврянина.
— Могу я, — охотно вызвался Жар. — Только, того, я не шибко разбираюсь, куда тыкать. Давай я просто меч подержу, а ты наскочишь?
Белокосый, зарычав, пошел на приятеля, на ходу поднимая клинки, как дикий кабан щетину на хребте. Вору жизнь была еще дорога, и он кинулся наутек, в кусты. Рыска — за ним, собираясь встрять между мужчинами. Но развернуться лицом к Альку и остановить его не успела, нос к носу столкнувшись с беглыми батраками.
Увидев растрепанную, в рваной и мятой-перемятой рубашке девушку, за которой гнался саврянин далеко не самого дружелюбного вида, батраки вначале опешили, а потом с угрожающими возгласами вскинули оружие.
Рыска, в темноте не узнав заросшего бородой Цыку с веслом, а у Миха вообще заметив только меч, взвизгнула и спряталась за Алька. Тот тоже мигом ощетинился клинками и пригнулся, готовый отразить атаку.
К счастью, по поведению девчушки Мих понял, что белокосый ей не враг, и меч опустил. А тут и Жар «пришел на помощь», выскочив со стороны и радостно заорав:
— Эй, да это ж наши хуторские! Мих, Цыка!
— А-а-а! — Теперь назад шарахнулся Цыка. — Беспокойник!
Вор, спохватившись — ах да, его ж такка в овраге сожрала! — тоже отпрянул и прикрылся Альком.
— Это… брат Жара! — неуклюже соврала Рыска. — Просто похож очень.
— Ага, — мрачно поддакнул саврянин, выпрямляясь. — И он ему про вас много рассказывал.
— Так и знал, что этот жук сумеет выкрутиться! Ишь вырос-то как! — Мих, тихо рассмеявшись в усы, протянул «брату» руку.
Жар смущенно ее пожал. Рядом с чернобородым он по-прежнему чувствовал себя мальчишкой, и его ладонь точно так же тонула в лапище бывшего наемника.
— А это Альк, — представила саврянина Рыска. — Он наш… друг.
Батраки вежливо покивали, предпочитая все-таки держаться на расстоянии от белокосого. Друзья друзей далеко не всегда и твои друзья.
— А вон тот, видать, нет? — Мих с ухмылкой ткнул пальцем в распростертое тело.
Девушка, спохватившись, присела на корточки рядом с путником, заглянула ему под веко и робко предложила:
— Может, водичкой на него побрызгать?
— Ага, щас! — возмутился Жар, не желая так быстро портить свою прекрасную работу. — Чтоб он встал и всем нам тут навалял?!
— А есть за что? — понимающе уточнил Мих.
— Да уж он не сам тут поспать прилег!
Рыска, смирившись с необходимостью выбора между Альком и Крысоловом, заботливо подоткнула проигравшему полы плаща, чтоб не простудился.
Батраки переглянулись, по-прежнему мало что понимая.
— Вы из города идете? — настороженно спросил Цыка. Неужто Рыска ради этого белокосого к саврянам переметнулась и теперь на бой с ринтарцами его провожает? Одного вон уже завалили!
— Нет, из пещер, — успокоил их Жар. — На нас там… разбойники напали.
Мих разочарованно прищелкнул языком:
— Эх, а мы там отсидеться собирались… Что за разбойники-то? Много их?
— Уже нет, — уклончиво ответил вор. — Только соваться в подземелье все равно не стоит. Там крысы.
— С каких это пор ты крыс боишься? — удивился Цыка. — Вроде раньше только Рыска их шугалась…
— Это смотря скольких, — мрачно сказал Жар, оглядываясь на пещеры. Внутри как раз что-то зашебуршало, запищало на несколько голосов. Батраки предпочли поверить ему на слово и не подсчитывать. — А что случилось-то? Что вы здесь делаете?
— С Пупа приплыли. — Чернобородый уступил место более болтливому Цыке, лишь изредка вставляя пару слов.
— Что же теперь будет?! — охнула Рыска.
— Что, что… — проворчал Мих, отчего-то чувствуя себя виноватым, хоть и не понимая в чем. Помешать стычке он все равно не мог, а оставаться на острове означало раздуть ее еще больше: когда белокосые придут стучать обидчикам по головам, волей-неволей придется отмахиваться. — Сцепятся сейчас. И пойдет снежок с горки.
— Эх, выходит, зря мы письмо возили… — приуныл Жар. — Из-за какого-то паршивого острова все посольские труды насмарку!
— Как только один дурак вилы выставит, а другой на них наскочит, конец миру, — подтвердил бывший наемник. — Наши за ваших мстить начнут, ваши за наших, и тогда их уже даже тсарь не остановит.
— А он этого делать и не собирается, — глухо сказал Альк.
* * *
Когда Шарес отложил последний свиток, протер слипающиеся глаза и перебрался из кресла в кровать, большая часть звезд уже выгорела, серебристым пеплом припорошив горизонт на востоке. Бумаги, хоть и важные, особо срочными не были — с теми тсаревич покончил еще до обеда. Но работа — лучшее лекарство от тяжких мыслей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});