24. Х.1915. Петроград
Зверь, изверг, кровопийца, мучитель, палач и т. п. Слов не нахожу! Я умираю от тоски, а он и ухом не ведет! Одно письмо через 32 дня аккуратно. Первое – 11 сентября, второе – 12 октября, а третье – 13 ноября.
Теперь пропустим через цензуру Ваши «если». «Уроки» – можно передать Вашему другу Лаврову. «Утверждение диплома» – Ваше присутствие не обязательно. «Отношение профессора к Вашей работе» – тут я не компетентна. Все «если», связанные с Петроградом (комната и пр.), я беру на себя.
Я получила Ваше письмо с первым снегом, и мне сразу же захотелось смеяться и шалить. Мы с Бергом (он же Ансельм из сказок Гофмана) бродили по улицам, я пела и смеялась, а он удивлялся – чему я так радуюсь. Он не знал, что я получила маленькую надежду на будущее – Ваше письмо.
Да, я понимаю, как интересно заниматься с детьми. Один из моих уроков сейчас – воспитание взрослой девицы (16 лет), еще ничего не пережившей, но зато много и беспорядочно прочитавшей, чуткой и умной. Я очень увлечена этим уроком, отдаю ему много времени и, мне кажется, сама многому научилась, по меньшей мере в психологическом отношении.
Часто бываю у Кауфманов. Помните, я рассказывала Вам об этом семействе. Я люблю его за душевную красоту и внимание друг к другу. У отца – жестяная мастерская, четверо сыновей разделились: двое учатся в университете, на физико-математическом, а двое – наборщики, работают в типографии. Отец и сыновья – громадные, а Розалия Львовна – маленькая. Когда она начинает очень сердиться, кто-нибудь из мужчин осторожно сажает ее на шкаф. Они постоянно всех устраивают – то надо собрать теплые вещи для ссыльных, то помочь больному студенту. Все это делается горячо, с восторгом, с отчаяньем, с возмущением. Она увлекается литературой, в последнее время – Брюсовым, которого декламирует кстати и некстати. Мне тоже нравится Брюсов. Я ценю отточенность его стиля, но часто его стихи кажутся мне надуманными, холодными. Об этой холодности говорит, кстати, и циническая откровенность, чуждая поэзии по самой своей природе. Поэтому «Город женщин» особенно не понравился мне.
Видела сон – Вы в кругу семьи. Старшая сестра усердно чистит самовар и поет: «Ах, тебе досадно! – Нет, мне не досадно!» А младшая держит дверь, чтобы я не вошла. И я улетаю. За плечами у меня крылья, я – над морем, и кто-то приказывает мне опуститься на самую большую волну. Я открыла глаза с чувством счастья – так это был сон?
Впрочем, «я с детства была крылатой». Но прежде это были сны, полные свободы и силы, а теперь мучительные. То я боюсь, что крылья у меня привязанные, чужие. То мне надо непременно увидеть их, а этого нельзя, потому что стоит только оглянуться, и всему конец – захлестнет, утону.
Пишите, миленький. Ваша и Ваша.
Прочла, как Вы пугаете меня экзаменами, и вспомнила остроту из «Сатирикона».
– Сережа вернулся с экзаменов?
– Да.
– Где же он?
– Там, в детской висит.
19. XI.15. Петроград
Костя, почему ни слова? Я не знаю даже, получили ли Вы мою фотографию, которую послала Вам в последнем письме? Вы как-то спрашивали меня насчет «страданий молодого Бергера». В ответ расскажу такую историю. Существует на свете некто Саблин, который любит повторять слова Наполеона: «Мир делится на дураков и подлецов». Так вот, мой Берг принадлежит к первой категории, а Саблин – ко второй. Они – товарищи. У Берга – сестра, курсистка семнадцати лет. У Саблина – жена и ребенок. Живут они в общей квартире, коммуной. Но эту коммуну надо понимать так: у Берга есть деньги, а у Саблина их нет. Заведует всеми делами, покупками и т. д. Саблин, а платит Берг, которого Саблин за глаза называет «ничтожеством и тряпкой», а в минуты пьяной откровенности еще и «дойной коровой». Более того, пользуясь некоторым чувством Берга к его жене, он готов пустить в ход и это верное средство. И вот чете Саблиных приходит в голову прекрасная мысль: купить на деньги Берга кинематограф. Берг отправляется за деньгами (пять тысяч) в Симбирск, – и тут мы – Шура, Кузя, я и еще человек пять, всё студенты – решаем предотвратить эту новую подлость. Я телеграфировала ему с просьбой не высылать деньги до получения нашего письма. Он немедленно вернулся, пришел ко мне вместе с сестрой, умной девушкой, которая давно стремится вырвать его из этого грязного дома, – тут уж вся наша компания постаралась протереть ему глаза, весьма красочно изобразив его положение. Он дал нам слово покончить с Саблиным.
Вы читаете это письмо с удивлением, милый Костик? Я знаю, не надо было принимать так близко к сердцу эту историю. Но что мне делать со своей глупой натурой! Ненавижу слабодушие, слабоволие, развинченность. Когда-нибудь нас всех погубят такие вот милые, добродушные Берги.
1. XII.15. Петроград
Вы, наверно, заметили, что я совсем перестала упоминать (в своих письмах) о живописи, и, может быть, даже порадовались, что я забыла об этом увлечении. Видит бог, я сделала все, что было в моих
