— О'кей, я попробую. — Фред бросил беглый взгляд на старика в постели и поспешно вышел.
Остаток дня Нат потратил на уборку. Он мыл окна, скоблил полы, протирал мебель. Это была каторжная работа, но Нат не возражал — убирая грязь, он чувствовал, как очищается и обновляется сам. Роза ему не помогала; она очень мало говорила и лишь иногда воздевала руки с выражением полной безнадежности на лице. Патрик почти все время спал, и Нат понял, что терзавшая его лихорадка понемногу отступает.
Ему все еще не верилось, что пожилой мужчина, лежавший на кровати в спальне, был тем самым ребенком, которого Мэри родила от него. Глядя на его изборожденное морщинами лицо, Нат старался поменьше думать о том, что он не сделал для своего сына. Он не вставал к нему ночью, не укачивал на руках, когда тот болел, не играл с ним в бейсбол, не защищал от настоящих и выдуманных опасностей, не дарил отцовской любви, которая — как Нат знал по собственному опыту — дает ребенку чувство уверенности и безопасности. Умом он понимал, что это была не его вина, и все же сердце Ната то и дело щемило от нежности.
Был уже вечер, когда Фред наконец вернулся с необходимыми лекарствами.
— Как тебе удалось их достать? — спросил Нат, не скрывая облегчения, потому что за последнюю пару часов он уже не раз задумывался, а вернется ли Фред вообще.
— Я поехал в Бетесду, в диагностический центр, и наврал там, что мой дядя приехал сюда по делам, но заболел и не может покинуть отель.
— Гляди-ка, оказывается, и ты на что-то годишься! — заметил Нат с самой саркастической ухмылкой. — А я было уже попрощался с тобой навсегда!
По какой-то причине Нат испытывал постоянную потребность дразнить Фреда. Порой его шутки были довольно обидными, но он ничего не мог с собой поделать. Вероятно, все дело в том, что журналист давал слишком много поводов для колкостей.
— Мне сказали, дело не только в почечной инфекции, — продолжал Фред, пропустив слова Ната мимо ушей. Он поступал так довольно часто, и Нат терялся в догадках, служило ли это ему защитой, или просто журналист был слишком толстокожим созданием. — У него рак. Рак простаты. Врачи в диагностическом центре настаивали, чтобы мой дядя как можно скорее лег в клинику для лечения.
Нат кивнул:
— Я подозревал что-то в этом роде, но полной уверенности у меня не было.
Фред слегка пожал плечами:
— Боюсь, мы больше ничего не сможем сделать. Ни одна больница не примет его после того, как там проверят его документы.
— Но ведь это противоречит конституции, разве не так?
Фред снова дернул плечом:
— Мне дали какие-то лекарства и даже объяснили, что это, но я мало что запомнил. Главное, они считают, что эти средства могут подействовать. Как сказал главный врач, тринадцать из ста за то, что они подействуют.
— Ты, наверное, шутишь?
— А что, это неплохие шансы.
Не тратя больше время на разговоры, Нат ввел в руку Патрика иглу капельницы. За окнами начинало темнеть, и Роза, показав, будто подносит ложку ко рту, куда-то вышла. Вскоре она вернулась с хлебом и ресторанным судком, в котором плескалось что-то вроде густого супа.
Нат, еще помнивший несколько фраз по-испански, узнал от Розы, что Патрик время от времени впадает в беспамятство и что приступы горячечного бреда становятся все продолжительнее. Это могло указывать на то, что рак поразил мозг, а значит, Патрика нужно как можно скорее показать специалистам.
На ночь они устроились в гостиной на полу. Фреду эта идея пришлась не по душе, и он сказал:
— Мы могли бы снять номер в отеле.
— Я никуда не пойду, пока мой сын остается здесь без квалифицированной медицинской помощи. И ты тоже не пойдешь.
Фред с брезгливой гримасой опустился на расстеленный на полу старый матрас.
— Послушай, Нат, — начал он, — случайно я слышал кое-что из твоего разговора с Альбертом Нойесом. Ну, насчет Рэндо… Ты не мог бы рассказать мне об этом подробнее?
Нат немного подумал.
— Хорошо, я расскажу, — проговорил он. — Не исключено, что ты сумеешь мне как-то помочь, но… Дело в том, что это весьма взрывоопасная информация, а я не знаю, можно ли тебе доверять. Как по-твоему, Фред, могу я тебе доверять или нет?
— Я думаю — вполне.
— Тогда слушай. Был в мое время один крупный ученый, доктор Лью Вассерстром, который работал над созданием вакцины, способной подавлять активность двух основных онкогенов — возбудителей рака молочной железы. Из тех, кто занимался этой проблемой, он был ближе всех к успеху. Но однажды его нашли мертвым. Лью сидел в своей машине, а на выхлопную трубу был надет шланг, проведенный в салон. На виске у Лью остался небольшой кровоподтек. Еще один едва заметный синяк впоследствии нашли на запястье. Эта смерть наделала много шума, и не только потому, что доктор Вассерстром был крупным ученым. Дело в том, что самоубийство было абсолютно не в его характере — это утверждали все, кто хоть немного его знал. Полиция начала расследование, но… никаких следов, указывающих на то, что самоубийство было инсценировано, так и не нашли.
В те времена я и Альберт Нойес принадлежали к группе прогрессивных медиков, которые называли себя «Врачи за Справедливость». В частности, мы собирали информацию…
— Какого рода информацию? — перебил Фред.
— Нас интересовали врачи, занимающиеся нелегальной практикой, а также информация о случаях, когда ОМО бросали пациентов недолеченными. Собирали мы и сведения о корпорациях, препятствовавших перспективным исследованиям, результаты которых могли оказать серьезное влияние на рынок медицинских услуг и лекарств.
— А что такое ОМО? — снова спросил Фред.
— Организации медицинского обеспечения. В мое время на медицинском рынке они были основными страховщиками и располагали целым штатом так называемых специалистов, которые решали, кто из больных может лечиться за счет страховых средств, а кто — нет. Многие из этих горе-экспертов не обладали достаточной квалификацией, чтобы решать столь сложные вопросы, к тому же зарплату им платили ОМО, а те в свою очередь старались действовать в интересах своих работодателей. Большинство моих коллег были возмущены подобным положением дел.
— У вас, вероятно, было много врагов.
— Да, много. Как раз в это время Интернет становился одним из источников объективной, непредвзятой информации, которую ни за что не опубликовали бы так называемые официальные издания. «Врачи за Справедливость» широко пользовались возможностями Сети, помещая в ней добытые сведения. Но я отвлекся… После гибели Вассерстрома тогдашний ректор Калифорнийского технологического института неофициально попросил нас вернуться к этому делу и попытаться раз и навсегда выяснить, действительно ли имело место самоубийство. И буквально за несколько дней до того, как меня застрелили в Лос-Анджелесе, мне передали решающее доказательство того, что доктор Вассерстром был убит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
