Так же спокойно он взял в 1948 году у Евгения Яковлевича [615] рукописи и сохранил их» [616] .
Вспоминая о семье Александра Ивича, Н. Мандельштам имеет в виду не сохранившийся, к сожалению, до наших дней дом 4 в Руновском переулке в Замоскворечье, неподалеку от Пятницкой улицы. Ивичи жили в квартире 1 на первом этаже, при входе с улицы налево. Софья Игнатьевна Богатырева, дочь И.И. Бернштейна, считает, что Н. Мандельштам несколько ошибается: в 1948 году Евгений Хазин действительно передал Ивичу хранившиеся у него бумаги, потому что ему показалось, что за ним следят. Но еще ранее, в 1946-м, рукописи Мандельштама были переданы Ивичу, по ее утверждению, самой Надеждой Яковлевной – в то время уже началась новая, послевоенная травля литературы: было опубликовано печально знаменитое постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград».
Руновский переулок. Дом, где жил А. Ивич. Фото автора
Софья Богатырева считает соответствующим реальности тот вариант рассказа о передаче рукописей, который мы находим в «Третьей книге» воспоминаний Н. Мандельштам. «Взять с собой эту папку я не рискнула… [617] . Отложить отъезд я не могла – с трудом добытый билет был у меня в руках, и я уже опаздывала к началу учебного года. В моем положении это могло быть использовано, чтобы выгнать меня и лишить хлеба – того самого черствого хлеба, который мне давала служба. Я крепко выругалась, схватила папку и побежала к Сергею Игнатьевичу Бернштейну…
Сергей Игнатьевич выслушал меня и взял папку. Она пролежала у него и у его брата Сани Ивича все опасные годы послевоенного периода. Сане же мой брат отдал и то, что находилось у него, в какую-то трудную минуту, когда он заметил, что за ним увивается какой-то патентованный стукач» [618] .
Сергей Игнатьевич Бернштейн – филолог и языковед. Записал на фонограф голоса ряда поэтов, в том числе Мандельштама. В 1937 году был уволен из Института живого слова. Восковые валики, оставшиеся в институте, портились со временем. В недавнее относительно время литературовед Лев Шилов сумел восстановить некоторые записи. В частности, можно снова слышать прекрасное напевное чтение Мандельштамом своего стихотворения «Я буду метаться по табору улицы темной…», прослушать в авторском исполнении «Я по лесенке приставной…», «Язык булыжника мне голубя понятней…», «Нет, никогда ничей я не был современник…» и некоторые другие стихи.
Толстая папка, в которой были рукописи неопубликованных стихов, и сейчас хранится у С.И. Богатыревой. Она вспоминает и о том, как начиная с 1947 года Надежда Яковлевна приезжала в Москву и работала вместе с И.И. Бернштейном и С.И. Бернштейном над архивом, уточняя тексты, варианты, последовательность стихотворений… [619]
Вернемся к послеворонежскому периоду жизни поэта. 2 марта 1938 года Литфонд выделяет Мандельштамам две бесплатные (т. е. оплаченные Литфондом) путевки на два месяца в пансионат «Саматиха», в районе станции Черусти между Москвой и Муромом. Такая забота выглядит достаточно подозрительно. (В этот же день, 2 марта, начинается процесс по делу «Правотроцкистского антисоветского блока» – Н. Бухарин, А.Рыков, Н. Крестинский, Г. Ягода и другие. 15 марта Бухарин и еще семнадцать осужденных будут расстреляны.) Может быть, принимался во внимание импульсивный, непредсказуемый характер Мандельштама: пусть сидит пока подальше от Москвы, в лесном пансионате. Там брать его, если понадобится, будет удобнее, чем в столице, можно будет все сделать по-тихому, избежав резонанса в писательской среде. Кто его знает, что этот Мандельштам при аресте выкинет – а в Москве всё на виду и на слуху. О том, что такие соображения могли быть приняты в расчет, говорит справка о Мандельштаме, датированная 27 апреля 1938 года, когда непосредственно решался вопрос об аресте поэта (документ подписан начальником 9 отделения 4 отдела ГУГБ В.И. Юревичем): «В силу своей психической неуравновешенности МАНДЕЛЬШТАМ способен на агрессивные действия» (эта фраза в документе подчеркнута) [620] . 8 или 9 марта 1938 года Мандельштамы приезжают в «Саматиху». Осип Эмильевич видел в выделении путевок хороший знак: о нем заботятся, дали возможность поправить здоровье – значит, на нем не поставили крест. Ему хотелось верить, что все будет хорошо, несмотря на то что в конце зимы или в начале марта один из руководящих сотрудников Государственного издательства художественной литературы И.К. Луппол заявил поэту, что никакой работы для него в Госиздате в течение года нет и не предвидится.
Мандельштам «лез на глаза», без права на то «таскался» по Москве, встречался с писателями. Его надо было убрать. Руководители Союза писателей прекрасно понимали, что в случае чего спросят и с них – почему не реагировали? В.П. Ставский, глава Союза писателей СССР, отправляет – через неделю после того, как Мандельштамы прибыли в «Саматиху», – письмо наркому Н.И. Ежову.
«Копия
Секретно
Союз Советских Писателей СССР – Правление
16 марта 1938 г.
Наркомвнудел тов. Ежову Н.И.
Уважаемый Николай Иванович!
В части писательской среды весьма нервно обсуждался вопрос об Осипе МАНДЕЛЬШТАМЕ.
Как известно – за похабные клеветнические стихи и антисоветскую агитацию О. Мандельштам был года три-четыре тому назад выслан в Воронеж. Срок его высылки кончился. Сейчас он вместе с женой живет под Москвой (за пределами “зоны”).
Но на деле – он часто бывает в Москве у своих друзей, главным образом – литераторов. Его поддерживают, собирают для него деньги, делают из него “страдальца” – гениального поэта, никем не признанного. В защиту его открыто выступали Валентин Катаев, И. Прут и другие литераторы, выступали остро.
С целью разрядить обстановку – О. Мандельштаму была оказана материальная поддержка через Литфонд. Но это не решает всего вопроса о Мандельштаме.
Вопрос не только и не столько в нем, авторе похабных клеветнических стихов о руководстве партии и всего советского народа. Вопрос – об отношении к Мандельштаму группы видных советских писателей. И я обращаюсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь.
За последнее время О. Мандельштам написал ряд стихотворений. Но особой ценности они не представляют, – по общему мнению товарищей, которых я просил ознакомиться с ними (в частности, тов. Павленко, отзыв которого прилагаю при сем).
Еще раз прошу Вас помочь решить этот вопрос об Осипе Мандельштаме.
С коммунистическим приветом
В. Ставский
Верно: Подпись».
(Заметим: Ставский пишет о том, что Мандельштам – автор «похабных клеветнических стихов о руководстве партии и всего советского народа», как о факте, хорошо известном и ему, и адресату. Это на тему «Был ли знаком Сталин со своим стихотворным портретом?»: неужели Ежов и Ставский о «похабных стихах» знали, а Сталин их не знал?)
В прилагаемом письме писатель П.А. Павленко, привлеченный в качестве «эксперта», высказывает свое мнение о Мандельштаме, сводящееся к тому, что он «не поэт, а версификатор», стихи его «холодны, мертвы»; «последние стихи» Мандельштама, отмечает Павленко, «советские», выделяются среди прочих «Стихи о Сталине», но в них «много косноязычия, что неуместно в теме о Сталине». В завершение автор отзыва заключает, что печатать стихи Мандельштама не следует [621] .
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});