— Саурон, я запамятовал — про твою матушку я уже говорил, нет? А еще болтают, будто первых орков породили не порченые эльфы, а ты, когда был Морготу женой…
Гортхаур встал, отодвинул коленом кресло.
— На мои вопросы отвечают иначе, Берен. У тебя могут быть заблуждения насчет своей особы, но сейчас я легко их развею. Тхуринэйтель, где наш второй гость?
— Здесь, повелитель, — эльфийская женщина распахнула дверь, пропуская Финрода и двух охранников.
Фелагунд тоже был вымыт, причесан и одет в чистое. И выглядел таким же спокойным и холодным, как всегда, однако слегка прихрамывал. Волосы его были срезаны коротко, так, что открывали уши, и не совсем ровно.
— Ну, здравствуй, Пещерный Ваятель, — улыбнулся Саурон. — Не прошу присоединиться к обеду, дело прежде всего. Ведите этих двоих за мной.
Берен встал, обошел стол и последовал за Сауроном под охраной двух стражей. Отодвигая одно из кресел, якобы освобождая себе путь, он глазами спросил Финрода: сейчас? Тот еле заметно качнул головой.
Они снова шли коридорами — вроде бы в обратном направлении, к казармам. Финрод, строивший эту крепость, в свое время позаботился о том, чтобы в любое помещение можно было попасть, не высовывая носа на улицу: здесь были злые осенние дожди.
Когда они достигли конечной цели своего пути, Берен внутренне одобрил свое решение не есть: сейчас бы его непременно вырвало. В этом дворике, мощеном камнем, воняло как на бойне.
Саурон вышел на закрытую галерейку, опоясывающую двор. Их вывели следом. К двум конвоирам присоединилось еще двое, Берена и Финрода крепко взяли за руки и подвели к перилам.
— Ах ты… — вырвалось у Берена. Фразу он не закончил — не из страха перед Сауроном, а потому что не нашел достаточно скверного ругательства: все известные казались ему слишком мягкими.
Дворик по периметру был уставлен деревянными столбами, давно утратившими свой первозданный цвет: верхушки их потемнели от дождей и ветров, а по низу они были густо вымазаны, скорее даже пропитаны, чем-то бурым…
К двум из этих столбов были привязаны эльфы — Кальмегил и Вилварин; руки заломлены за голову, одежда изодрана, волосы обкромсаны. Им никто не предлагал купания и обеда.
— Вы знаете, что здесь? — не глядя на Финрода и Берена, спросил Саурон. — Площадка для обучения молодняка. Молодые волчата должны попробовать крови. Волки — ты знаешь это, Берен — обучены кидаться на горло или, если есть приказ брать кого-то живым — валить и кусать за руку. Но молодые волчата этого не умеют. Они будут кусать куда попало. Поднимите решетку!
Где-то внизу, внутри здания, загрохотала цепь, наматываясь на ворот. Берен почувствовал жжение в горле и холод в животе. Он посмотрел на Финрода — тот не изменился в лице, но глаза стали больные.
Решетка напротив галерейки перекрывала длинный низкий проход, и сейчас об эту решетку разбилась волна серых мохнатых тел, голодных желтых глаз, острых белых клыков…
Это были вислоухие щенки размером со среднюю овчарку. Достигнув полного размера, они перерастали телят. Сейчас они сгрудились у решетки, чуя добычу; задние запрыгивали на спины передним, покусывали тех за плечи и за уши, чтобы пробиться вперед; передние просовывали сквозь решетку морды и лапы и поскуливали, требуя свое…
Берен готов был сам завыть волком от бешенства и собственного бессилия. Словно почувствовав его отчаяние, стражи сильнее заломили ему руки, прижав к перилам. Эльфы стояли у столбов, склонив головы; ни один не посмотрел ни в сторону волчат, ни на галерейку — то ли обессилели, то ли не хотели потешать врагов и вводить друзей в искушение мольбой, промелькнувшей на лице.
— Беоринг, — обратился к нему Саурон. — Я мог бы сейчас приказать поднять и вторую решетку и заставить вас обоих любоваться тем, что волчата сделают из ваших друзей. Хотя бы в уплату за твои слова. Я знаю, что Финрод при этом не дрогнет. Эльфы имеют свой взгляд на вопрос заложника, вспомни историю с Маэдросом. Он не дрогнет, даже если у этого столба окажется его родной отец, не говоря уж о тебе. Ему будет очень больно, но он не заговорит. Как не заговорил бы ни один из этих эльфов, окажись там, у столба, Финрод. Такова их природа и их понятия о чести. Я знаю, что у тебя эти понятия другие. Ты, конечно, можешь молчать, тебе это ничего не будет стоить. Только им. Твое геройство обойдется тебе дешево: ценой десяти смертей. Ты туда не отправишься и тебя не будут пытать, даю слово. Только они. Итак. Я повторяю вопрос: куда вы шли и зачем? Или ты говоришь, или я велю поднять решетку.
— Берен, — неподвижным голосом сказал Финрод. — Его слово не стоит ничего. Пока мы в его руках, он всегда сможет заставить тебя ответить на второй вопрос и на третий — до конца; а потом скормить волкам всех нас, а тебя — казнить в Каргонде. Заговорив, ты нас не спасешь.
— «Нас» — это неверно сказано, Финрод, — усмехнулся Саурон. — Тебя я тоже не собирался отправлять на корм. Ты рискуешь только чужими жизнями, ты покупаешь молчание Берена не за свой счет.
— Он хочет использовать меня как живую отмычку к Нарготронду, — Финрод на миг прикрыл глаза. — Берен, если ты заговоришь, это может стоить свободы и жизни всем жителям города.
Берен напрягся всем телом, остро чувствуя свое бессилие. Стражи тоже приложили усилие к тому, чтобы его удержать.
— Не будь ты так горд, — издевка в голосе Саурона была хорошо скрыта, — Поешь ты хоть немного… может быть, тебе удалось бы своротить эти перила, как тогда, в Сарнадуине, ты своротил коновязь… Ты бы спрыгнул вниз и даже успел бы кого-то убить… Ну, а что дальше?
— Ном, — просипел Берен. Голос изменил ему. — Я так не могу. Я… буду… говорить. Прошу тебя, Гортхаур, отпусти их…
— Что-что? Из-за этого лая я не расслышал. Ты сказал, что будешь говорить — а дальше?
— Отпусти их.
— Нет, там было еще что-то…
— Прошу тебя.
Гортхаур улыбнулся.
— Как не внять смиренной просьбе.
Волчата за решеткой зашлись бешеным лаем, увидев, как их пищу отвязывают и уводят. По кивку Саурона Финрода с Береном повели обратно в столовую. Зубы у горца стучали.
Они сели за стол: Саурон — во главе, Финрода посадили по левую руку, Берена — по правую.
— Рассказывай, — Гортхаур постукивал пальцами по крышке стола.
— Сейчас… Во рту сухо, — Берен взял бутыль и кубок, плеснул себе вина, выпил. Он не ел почти сутки — проймет быстро… — Вот ведь как бывает… Обгадишься один раз — а засранцем называют всю жизнь…
Едва он договорил — в глазах померкло.
«…так вот, значит, как оно…»
Темнота, глухая и какая-то смрадная… Берен мотнул головой, устраняясь от источника вони, чихнул…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
