начали отправляться домой, во Францию[959].
К чести оставшихся германцев, они не пали духом и решили осенью того же года занять Сидон и Бейрут, чтобы потом идти на Иерусалим. Эти города им удалось взять почти без потерь. Но когда они дошли до Тороно, то прежний бич крестоносцев — раздоры среди вождей и отсутствие единого руководства — сыграли и на сей раз злую шутку. В результате германцы переругались друг с другом, а дошедшая до них весть о смерти короля Генриха VI и смутах в Германии решили вопрос самым категоричным образом. Остатки германских армий или вернулись домой, или пополнили ряды защитников последних крестоносных твердынь. Как только немцы сели на корабли, король Иерусалима Амори без промедления затеял переговоры с аль-Адилем о мире, и договор был заключен 1 июля 1198 г. сроком на 5 лет и 8 месяцев. Яффа осталась за мусульманами, Бейрут и Жибле — за крестоносцами[960].
Это была прелюдия будущего 4-го Крестового похода, мысль о котором не давала покоя новому Римскому папе Иннокентию III — 37-летнему активному, образованному и энергичному понтифику. Горячий сторонник крестоносного движения, он долго анализировал причины неудач предыдущих Крестовых походов и пришел к некоторым важным для себя выводам. В первую очередь это касалось богословских основ самого крестоносного движения. Понтифик подтвердил, что каждый крестоносец получит полное прощение грехов на Небесах, но при условии — важное уточнение — «покаяния в сердце и вслух». Иными словами указал, что раскаяние за совершенные ранее грехи должно носить искренний характер. За счет этого существенного дополнения папа надеялся покончить с неблаговидным нравственным фоном, бывшим неотъемлемой частью предыдущих Крестовых походов. Но этого оказалось мало, и Иннокентий III установил правило, согласно которому спасение души крестоносцев возможно лишь по прохождении определенного времени, проведенного ими на Востоке в войне за Гроб Христовый. И этот мотив совершенно понятен — папа хотел избежать ситуаций, когда участие в Крестовом походе или выход из него определялись самими участниками по собственному желанию.
Затем апостолик решил централизовать финансовые расходы на подготовку похода, введя специальный налог 1/40 на все доходы Западной церкви и 1/10 на доходы папства. Он также повсеместно поставил сундуки для пожертвований со стороны прихожан, заложив основу последующей практики продажи индульгенций. Апостолик объявил, что не только те, кто с оружием в руках защищает веру, имеют право на спасение, но даже рядовые обыватели, если пожертвуют на святое дело спасения Иерусалима от неверных.
Наконец, найдя (и не безосновательно), что вечные ссоры и противоречия, раздиравшие особ королевской крови, стали причиной поражений крестоносцев на Востоке, папа пожелал подчеркнуть церковный характер Крестовых походов, заявив, что отныне единственным их руководителем является исключительно Римский епископ[961].
Буквально вслед за этим он засыпал своими посланиями потенциальных участников будущего похода и даже подал пример — за счет Апостольской кафедры соорудил и снарядил боевой корабль, снабдив его экипажем и продовольствием. Освобождение Святой Земли стало заветной мечтой Иннокентия III, и 15 августа 1198 г. папа издал призыв к новому Крестовому походу.
«Вслед за достойной сожаления потерей земель Иерусалима, вслед за плачевной резней христиан, вслед за прискорбным нашествием на земли, на которых стояли ноги Христа и куда Господь, наш Царь, снизошел до начала времен, чтобы дать нам путь ко спасению на земле, вслед за позорным падением из наших рук животворящего Креста Господня, Святейший престол скорбит, тревожась о столь многих бедах. Он рыдает и вопиет так, что от непрестанного крика охрипло горло его, и от беспрерывного плача затуманились очи его. Святейший престол продолжает взывать, вздымая голос свой, подобный трубному гласу, желая поднять все христианские народы на Христову битву и отплатить за посрамление Распятия. Гроб Господень, которому пророк предсказал славу, ныне осквернен нечестивыми и обесславлен», — писал он.
Желая подогреть чувства верующих, понтифик даже привел в булле придуманный им самим монолог мусульманина, обращенный к христианам Запада. «Где Бог ваш, Который не может освободить ни Себя, ни вас от рук наших? Смотрите! Мы осквернили ваши святыни. Смотрите! Мы взяли то, о чем вы так страстно мечтали, с первым штурмом мы овладели и ныне удерживаем против вашей воли те места, откуда пошло ваше суеверие. Мы уже ослабили и разбили галльских копьеносцев, мы уничтожили труды англичан, мы во второй уже раз сдержали мощь германцев, мы укротили гордых испанцев. И хотя вы пытаетесь собрать против нас все силы, до сих пор вам ничего не удалось. Где же тогда Бог ваш?»[962]
Ссылаясь на законы покойного Фридриха I Барбароссы, понтифик подтвердил следующие преимущества, ранее дарованные крестоносцам: освобождение от всех налогов и повинностей, неприкосновенность имущества, отсрочка выплаты процентов по долгам. В заключение говорилось буквально следующее: «Мы же, вспомоществуемые милосердием всемогущего Бога и авторитетом блаженных апостолов Петра и Павла, властью, которую нам, хотя и недостойно, даровал Бог вязать и решать, всем, кто возьмет на себя труд лично или издержками, даруем полное отпущение их грехов, в которых они исповедались с сокрушенным сердцем. И в воздаяние праведных обещаем вечное спасение как тем, которые приняли не личное участие, но на свой счет и соответственно имуществу и званию поставили надлежащих воинов, так и тем, которые, хотя на чужой счет, отправились в поход лично»[963].
Однако этот призыв был слабо услышан в Англии и в Германии, которая еще не отошла от предыдущего похода. И только Франция в лице Тибо III (1198–1201), графа Шампани, Людовика де Блуа (1191–1205), графа Блуа и Клермона, а также Балдуина I (1195–1205) или Бодуэна, графа Фландрии и Геннегау по обыкновению поддержала папу[964]. Среди них наиболее преданным крестоносному движению лицом по праву считался Балдуин Фландрский. 28-летний молодой человек, нежно любящий свою жену, он был прямым потомков тех рыцарей, которые принимали участие во всех без исключения походах пилигримов в Святую Землю. Характерно, что в будущий поход он отправится со своей женой, Марией, которая в пути подарит ему наследницу Жоан[965].
Тем не менее не графу Фландрии выпало играть главную роль. В Суассоне и Компьене указанные выше вожди будущего похода провели несколько собраний, на которых было решено отдать его руководство и организацию в руки Тибо Шампанского, который не только приходился племянником Французскому и Английскому королям, но и родным братом покойному Иерусалимскому королю Генриху II Шампанскому[966].
Активную пропаганду среди французов начал проводить известный священник Фулько Нейский. Сила его проповеди была такова, что падшие женщины рвали на
