«Эта небольшая, но тщательно отделанная пьеска смотрится с таким же удовольствием, как и читается», — резюмировал свои впечатления от «Провинциалки» анонимный автор тонкого разбора ее в «Отечественных записках» (1851, № 3, с. 68–69).
Более осторожно оценивал «Провинциалку» А. В. Дружинин, отметивший в «Современнике», что последняя «комедия г. Тургенева не принадлежит к числу лучших вещей даровитого автора, несмотря на прекрасный язык, которым она написана»[337].
С резко отрицательной характеристикой методов работы Тургенева для театра (на материале «Провинциалки») выступил Аполлон Григорьев (Москв, 1851, № 5)[338].
Краткое «изложение» комедии построено было в его критическом разборе так, чтобы показать отсутствие в «Провинциалке» не только «серьезного содержания», но и «действия», а заканчивалась рецензия утверждением, что в новой пьесе «нет и характеров». «Уже сама Дарья Ивановна решительно оставляет неудовлетворенным читателя; что же касается до Ступендьева, Миши и др., то это просто какие-то смутные образы, которых, как кажется, нарочно сделал несколько карикатурными автор для того, чтобы комедия его была смешнее. Вообще забота посмешить, какими бы то ни было средствами, составляла, кажется, одну из главных забот автора и, как нам кажется, много повредила художественности комедии. Такое поверхностное понимание комизма мы заметили уже прежде в г. Тургеневе. В его „Холостяке“ выведен, напр., г. Созоменос, лицо для течения комедии решительно ненужное и выступающее с единственною целью — позабавить своею сонливостью и странными выходками. В этой же самой комедии в конце введен очень длинный и, по правде сказать, довольно забавный разговор между Шпуньдиком и теткой Маши, который опять-таки не только не нужен для хода пьесы, но даже положительно мешает ему, отвлекая внимание на посторонние делу интересы. В „Провинциалке“ замеченная нами наклонность автора выступает уже в таких размерах, что остается решительно на первом плане, не допустив даже автора заняться более серьезным в комедии: действием и характерами. Но кроме того, что поверхностное понимание комизма и усердное служение ему помешали комедии быть комедией, они повели автора ко многим натяжкам, а иногда даже к странным и возмутительным для художественного чувства выходкам. К таким принадлежат, напр., бегство мальчишки из кабинета, куда входит граф, беспрестанное повторение Ступендьевым слов: женщина, не рассуждай, пересоленная сцена с лакеем графа Любина; эпитет феникса, приданный Ступендьевым графу <…>, наконец ничем не объяснимая выходка Миши, который в ответ на слова Ступендьева, что его жена великая женщина, восклицает: пойдемте, великий муж.
Признаемся, мы не поняли характера Миши, но твердо уверены, что каков бы он ни был, после всего того, что было говорено им прежде, этих слов он сказать не мог. Мы сказали выше, что к лучшим местам комедии принадлежат сцены объяснения Дарьи Ивановны с графом. Да не подумают, однако, чтобы мы были ими совершенно довольны. Мы должны сказать, что и эти сцены, несмотря на свое достоинство, принадлежат к фальшивому роду. Они как будто написаны на тему: хитрость женщины или что-нибудь другое — одним словом, совершенно однородны с теми пословицами в действии, которые так легко пишутся французами. Пусть их и пишут эти салонные, эфемерные пьесы, в которых остроумие, хороший тон да пустой разговор играют главную роль; г. Тургеневу, так хорошо начавшему знакомить нас с русскою жизнью, не следовало бы уклоняться от начатого им дела ради угождения испорченному вкусу некоторой части публики. Последнее обвинение, которое мы считаем себя обязанными взвести на автора Провинциалки для того, чтобы окончательно очистить свою совесть, состоит в том, что в пьесе его очень мало русского. Пожалуй, есть в ней кое-что, показывающее, что действие происходит в России, а не в каком-либо другом государстве. Но согласитесь, что большую часть ее можно очень легко перевести, напр., на французский язык, она нисколько не потеряет от этого. Не таковы пьесы Гоголя. Вообще мы очень недовольны новой пьесой г. Тургенева и, вероятно, не могли скрыть этого в поле нашего разбора. Пусть извинит он нас за это и вспомнит, что сердятся только на того, на кого возлагают надежды. А мы и после этой пьесы остаемся еще при том убеждении, что г. Тургенев способен задумать и исполнить настоящую комедию, и ждем от него, как искупления за маленькие грешки в прежних его комедиях и важную ошибку — печатание Провинциалки. Мы указывали до сих пор на недостатки новой комедии г. Тургенева. Неужели, спросит читатель, в Провинциалке нет никаких достоинств? Как не быть: талант автора виден и в этом произведении, но именно потому-то так и восстали мы на ложное направление этого таланта. Что касается до достоинств, то мы укажем на характер графа, на сцены довольно ловко и верно веденные, на точно подмеченные и часто удачно выраженные душевные движения, вообще на богатый запас психологических наблюдений, заметный в авторе, одним словом, на все те достоинства, без которых уже не может обойтись талант, что бы ни написал он. Но в том-то и дело, что, кроме таланта, нужно писателям близкое знакомство с современными эстетическими требованиями, если и не для того, чтобы совершенно подчиняться им, то по крайней мере для того, чтобы не идти наперекор им и не впасть в такую ошибку, как, напр., дать название комедии тому, что имеет водевильное содержание. Только истинные гении получают право бороться с научными эстетическими положениями, выбиваться из-под существующих форм; одним словом, давать, как говорит Кант, науке законы; таланты же, даже и самобытные, должны волею или неволею соображаться с теми законами, которые многовековою деятельностью выработались для известных родов художественных произведений»[339].
Тургенев не счел нужным отвечать ни на критику А. Григорьева, ни на отзывы солидаризировавшихся с ним других апологетов комедий Островского этой поры, противопоставлявшихся драматургии Тургенева. Но в письме к П. В. Анненкову от 14 марта 1853 г. из Спасского, где приехавший к нему М. С. Щепкин только что прочел (в рукописи) комедию «Не в свои сани не садись», автор «Месяца в деревне» и «Провинциалки» определил очень четко свое отношение не только к новой пьесе Островского, но и к литературно-творческим позициям всей «молодой редакции „Москвитянина“»: «Прочел ее <комедию „Не в свои сани не садись“> он отлично, и впечатление она произвела большое, но у меня всё из головы не выходил „Père de famille“ и другие драмы Дидеро — с сильной начинкой естественности и морали — я не думаю, чтобы эта дорога вела к истинному художеству».
Несмотря на то, что передовая литературная общественность очень сдержанно реагировала на «Провинциалку», а в кругах, близких славянофилам, комедия Тургенева была сурово осуждена как произведение, не отвечающее задачам, стоящим перед русской национальной драматургией, новая пьеса прочно утвердилась в репертуаре. Как свидетельствовал С. С. Дудышкин в обзоре «Русская литература в 1851 году», «умная пьеса Тургенева „Провинциалка“» имела «большой успех в представлении», несмотря на то, что в ней отсутствовали любимые «большинством публики» традиционные «театральные эффекты» (Отеч Зап, 1852, № 1, отд. V, с. 12).
В Александрийском театре в Петербурге «Провинциалка» прошла с 1851 по 1855 г. четырнадцать раз, имея гораздо больший успех, чем все прочие пьесы Тургенева, допущенные к этому времени на сцену (Вольф, Хроника, ч. 1, с. 143). В сезон 1855/56 г. эта же комедия прошла в столице еще семь раз: 17 и 19 октября, 23 ноября и 8 декабря 1855 г., 6 января, 14 и 21 февраля 1856 г.
В сценической истории «Провинциалки» должен быть отмечен факт постановки этой комедии в 1860 г. в Петербурге силами писателей и профессиональных актеров в пользу организованного незадолго перед тем Литературного фонда[340]. Как свидетельствуют воспоминания П. И. Вейнберга, предполагалось, что в этом спектакле выступит и сам Тургенев в роли графа Любина. Однако писатель от этого выступления уклонился[341].
Перепечатка «Провинциалки» в 1857 г. в шестом томе издания Некрасова «Для легкого чтения» встречена была Тургеневым несочувственно. «Я вижу, что „Провинциалку“ напечатали в „Для легкого чтения“, — писал он Некрасову 22 ноября 1857 г. — Помнится, она появилась в „Отечественных записках“ с миллионом опечаток; надеюсь, что их выправили. Другие мои комедии (как-то „Месяц в деревне“ и т. д.) прошу тебя не печатать, ибо я хочу их издать отдельно, предварительно поправивши и переделавши». Общий пересмотр всех написанных им пьес, о котором упоминал Тургенев 22 ноября 1857 г., предусматривал некоторую доработку и «Провинциалки». Но эта доработка не связывалась с критическими разборами «Провинциалки», которые впервые появились в печати в 1851 г. и вновь ожили в 1859 г. в установочных положениях статьи А. Григорьева «И. С. Тургенев и его деятельность», опубликованной в журнале «Русское слово». Резко отрицательно характеризуя всю драматургию Тургенева с тех же самых позиций, которые определились в его прежних суждениях о комедиях Островского, А. Григорьев рассматривал «Провинциалку» как произведение подражательное, лишенное национальных корней, как дань «жалкой моде», как проявление барской «апатии и праздности». Этой общей отрицательной оценки никак не смягчали и те оговорки, которые сделаны были в статье об образе Дарьи Ивановны, «очерченном хотя и слегка, но с мастерством истинного артиста»[342].
