острым кривым ножом перерезал веревки. Молодой китаец освободил Джамбона с Ли Чаном.
Склонившись до земли, сложив на груди ладони, Лю Ин-син тихо промолвил;
— Братья… Простите негодного старика…
В УЩЕЛЬЕ АЛМАССКИХ ГОР
В ту ночь, когда Висковский в Ленинграде, на набережной Невы, передавал нам свой необычайный рассказ, он взял с нас слово, что при опубликовании хроники путешествия в очерках будет пропущен ряд моментов, которые невольно могут причинить вред отряду китайских партизан, нашедших убежище в тайниках Желтой пустыни.
Седоусый предводитель взобрался на высокий камень — осколок разбитой скалы, поднял руку и в наступившей тишине произнес следующую взволнованную, торжественную речь:
— Братья, смелые воины, и жены, матери наших детей! Солнце наступающего дня приносит нам счастье, ибо вы видите перед собой людей из Страны Отрады, которой мы провозглашаем «тысячу лет»!
— Тысячу лет! — взбрасывая над головами винтовки, сверкнув саблями, подхватили партизаны. — Да здравствует Советский Союз!
— Преследуют нас, травят, морят голодом империалисты, но по горам и рекам с победными боями идут красные войска советского Китая. Мы помогаем нашим братьям. Врагам никогда не узнать прохода в нашу крепость, мы неуловимы и доживем до радостного дня встречи с могучей красной армией. Она, как сокрушительный поток, движется из Цзянси; девятью провинциями владеет красная армия, и сейчас наше знамя поднято над цветущими землями Гуйчжоу, Сычуани, Сикана и Ганьсу. Советскому Китаю тысячи лет!
Со скалы с приветом и речами выступило еще несколько человек. От лица путешественников отвечал Висковский. К его изумлению, на камень вскарабкался Джамбон и, вытянув трость, попросил слова.
— Люди гор! — растроганно начал профессор. — Позвольте мне называть вас братьями — тем именем, каким почтили вы меня и которого я недостоин. Пятнадцать столетий прошло с тех пор, как перестала существовать династия Цинь, по имени которой ваша родина, воспетая поэтами — «Земля цветов», «Страна земледелия и вежливости», — названа Китаем. Разбирая документы полутора тысяч лет, ученый знает, какие страдания во все века переносил народ под игом императоров, мандаринов, феодалов, ростовщиков.
Братья партизаны, вы боретесь против вековечных угнетателей. Я верю: вы завершите историю счастливой победой, и слава ваших воинов затмит блеск памяти Чингисхана.
Родина моя, Монголия, с помощью народов СССР, стала свободным государством. Но я… я лично был всегда далек от политики, не боролся и не страдал. В эти минуты я узнал больше, чем за всю жизнь, и хотя немного шагов осталось мне до берега реки забвения, всю свою жизнь я готов отдать вам и подобным вам!
Партизаны с почетом повели гостей в Долину Горного Потока. В шуме бурного водопада девушки на углях жарили мясо, и в огромных чанах кипело варево. Издалека доносилось конское ржание.
— Почтенный Лю Ин-син, — сказал Джамбон, — мы счастливы праздновать радостный день нашей встречи, но сейчас я должен рассказать тебе о великом горе, постигшем нас в пути.
Старый китаец молча выслушал подробный рассказ профессора о случившемся. Вместо ответа Лю Ин-син взял Джамбона под руку, сделал знак, чтобы и остальные путешественники следовали за ним. Лю Ин-син провел их на вершину скалы и, отдав приказание своему сыну, протянул руку по направлению к пустыне.
Молодой китаец, сын вождя партизан, усевшись на корточки, установил барабан и, по взмаху руки отца, забил отрывистую дробь.
— Смотрите, — сказал Лю Ин-син, — пустыня живет!
Как только сын старика перестал бить в барабан, вдали раздалась точно такая же сигнальная дробь. Эхо прозвучало в горах.
Солнце склонилось к закату. Сумерки заволокли горы.
— Пустыня живет! — гордо и торжественно повторил Лю Ин-син. — Смотрите, всюду есть наши люди.
В наступившей темноте далеко в пустыне сверкнул огонь. Когда огонь потух, Лю Ин-син убежденно сказал:
— В самом скором времени мы получим известие о вашей девушке… Я не могу открыть вам наши тайны, но сейчас, когда мы стоим с вами на этой скале, огненные сигналы перелетают пустыню. Через час наши люди в первом городе на краю пустыни все разузнают. Первый гонец, который прискачет в ущелье, привезет нам вести. О, мы сильны, мы сильнее, чем думают и знают о нас наши враги — японцы. Каждая песчинка в пустыне живет!..
С этими словами Лю Ин-син стал спускаться со скалы. Внизу пламенели костры, и в плясках кружились молодые китайцы. Джамбон перевел друзьям то, что сказал ему старик.
Обрадованный Телятников тотчас вспомнил о своем аппарате.
— Ли Чан, — спохватился он, — кто будет пировать, а кто и работать! Попроси товарищей доставить аппарат и мешки с кассетами. С этой минуты ты можешь считать себя на службе Союзкинохроники.
Ли Чан перевел просьбу кинооператора. Оказалось, что на рассвете партизаны перенесли весь груз из автомобиля в ущелье. Телятников кинулся к своим мешкам, вытащил кассеты и в ужасе опустился на землю.
— Ли Чан, — скрипнув зубами, простонал кинооператор, — они раскрыли кассеты!.. Пленка засвечена. Скорей, скорей, пусть принесут аппарат! Он заряжен… Хоть что-нибудь…
Ли Чан перекинулся с партизанами парой фраз и смущенно пожал плечами:
— Они говорят… Они думали, что это новый пулемет, и… открыли аппарат.
— Засвечена… вся пленка засвечена! — схватился за голову Телятников.
Джамбон между тем, усевшись на цыновке и придвинувшись вплотную к Лю Ин-сину, настойчивым шепотом допытывался:
— Слыхали ли вы про алмасов? Скажите, не встречали ли в горах какие-либо замечательные надгробья, изваяния, начертания или следы неведомых людей?
— Позовите Хэ Мо-чана, — вместо ответа распорядился предводитель партизан, — пусть он придет ко мне.
Два человека, посланные Лю Ин-сином, привели дряхлого старика. Седая коса, завитая в пучок, украшала его голову, с плеч свисало теплое одеяло, и на ногах топорщились сапоги из волчьего меха.
— Хэ Мо-чан, — громко сказал предводитель, указывая на Джамбона, — большой человек перед тобой. Когда придет час, я позову тебя, и ты проведешь этого человека в Долину Смерти и Пещеру Снов.
Старик склонил набок голову, длинным, изогнутым ногтем мизинца поцарапал в ухе и, еле шевеля губами, покорно произнес:
— Син (ладно). Повинуюсь.
СЕМЬ ДНЕЙ
В ущелье угасли костры. Ли Чан, как это было в прежние дни, установил майхан; профессор и Висковский улеглись спать. Один лишь Телятников остался сидеть на камнях. Убедившись, что все уснули, он осмотрелся по сторонам, заглянул в палатку и, облегченно вздохнув, решительно зашагал по ущелью.
— Они где-нибудь близко, — бормотал он про себя. — Чудесная девушка, я ее найду.
Карабкаясь по камням, перелезая через высокие валуны, Телятников шел вперед, как
