Судьбы республиканских компартий в новых условиях оказались различными, но, как правило, незавидными: в Прибалтике, помимо отстранения от власти, они раскололись по национальному признаку (на русоязычное крыло, оставшееся в составе КПСС, и местное, вышедшее из ее состава; последнее обычно стремится трансформироваться в социал-демократическом направлении). В Молдавии раскола пока удалось избежать, но организации парализованы борьбой различных национальных и идейных группировок. В Армении и Грузии после поражения на выборах компартии отстранены от власти.
На Украине и в Белоруссии власть на республиканском уровне руководству местных компартий сохранить удалось (при ряде чувствительных региональных неудач), но национально-возрожденческое крыло и сторонники демократизации среди русоязычного населения стремительно набирают силу и, опираясь на массовую внепарламентскую поддержку, иногда могут добиваться принятия республиканскими правительствами своих требований (хотя формально Рух и оппозиционное крыло компартии имеют на Украине около 1/4 депутатских мандатов, а в Белоруссии -- еще менее того).
В регионах СССР, где большинство коренного населе
ния исповедует ислам, политическая активность в форме НФ и зарождающихся партий менее развита. Шансов стать парламентским большинством на выборах, проходивших в условиях чрезвычайного положения, НФ Азербайджана не имел. Радикально-национальное и исламско-фунда-менталистское крыло этой организации попыталось отстранить от власти руководство компартии республики зимой 1989--1990 г. путем массовой кампании гражданского неповиновения, приступило к формированию альтернативной власти на местах и вооруженных формирований, но было разгромлено в результате применения войск в конце января 1990 г., и теперь в НФ преобладают сторонники парламентского пути достижения государственного суверенитета, центристы и социал-демократы.
Основной политический противник азербайджанского НФ -- армянское общенациональное движение (ранее -- комитет "Карабах") -- сумел выиграть выборы в условиях введенного Москвой в обеих республиках (в первый раз --еще осенью 1988 г.) военного положения и фактически сохранить свои вооруженные формирования; азербайджанцы пока всякий раз реагировали с запозданием и нередко -- в формах, вызывающих массовое осуждение (погромы армян в Сумгаите и Кировабаде в 1988 г., в Баку -- в 1990 известны в мире и в СССР значительно более широко, чем осуществлявшееся с неменьшей жестокостью изгнание сельского азербайджанского населения из приграничных районов армянскими боевиками зимой 1988--1989 гг.).
В обеих республиках в настоящее время существуют многочисленные политические формирования со своими вооруженными группами, во многом контролирующие власть на местах и вступающие в конфликты между собой и с силами центрального правительства, формы которых весьма напоминают то, что происходит в Ливане. В республиках с преобладанием исламского населения НФ существуют в настоящее время в Узбекистане (Берлик) и автономных республиках Поволжья (Татария) и Северного Кавказа, в некоторых случаях они представлены в республиканских парламентах и органах местного самоуправления, возникли в ряде случаев оргкомитеты политических партий.
Впервые относительно массовой политическая активность населения стала в России весной 1988 г. Известное влияние оказал пример Армении и Эстонии, но в роли детонатора выступили выборы на XIX партийную конферен
цию. Недовольство медленным ходом перестройки, разрывом между декларациями Горбачева из Москвы и ухудшением положения на местах, ставшими еще более нетерпимыми в условиях гласности произволом и коррупцией местного руководства -- все это вывело на улицы тысячи людей от Южно-Сахалинска до Поволжья. На базе борьбы за социальную справедливость и демократию, экологическую безопасность и демократический социализм сложились НФ (помимо вышеперечисленных городов) в Москве и Ленинграде, Казани, Свердловске, Челябинске, Ставрополе, Иркутске -- в общей сложности примерно в 30 городах России. Неоднократно предпринимавшиеся с лета 1988 года попытки объединить усилия российских НФ увенчались установлением только информационной связи и координации действий только в региональных масштабах.
Той же весной 1988 г. более радикально настроенные течения объявили о создании оппозиционной КПСС политической партии Демократический союз. В идейном смысле эта организация была чрезвычайно пестрой, в нее входили троцкисты, еврокоммунисты, социал-демократы, но преобладали либеральные группировки различных оттенков, вышедшие из рядов старых правозащитных групп 70-х годов. Всех этих людей объединяла идея бескомпромиссного отрицания существующего строя, разоблачения политики перестройки как обмана масс, а в области практических действий -- участие в несанкционированных митингах в Москве на Пушкинской площади и в Ленинграде у Казанского собора.
Нежелание ДС вступать в контакты даже с реформистским крылом КПСС и разоблачение им менее радикально настроенных организаций как примиренцев, соглашателей, агентов КГБ и т. п. надолго испортили отношения между его руководством и другими силами в Ленинграде и Москве, в областных центрах России, где преобладало умеренное крыло, не поддержавшее в ряде случаев бойкот выборов 1989 г. и выступавшее за сотрудничество всех антитоталитарных сил. Лозунги многопартийности и равноправия всех форм собственности, включая частную, превратившиеся в 1990 г. в общее место правительственной и оппозиционной идеологии в России и СССР, тогда казались излишне радикальными для большинства, не говоря уж о призыве к всеобщей политической забастовке с целью ненасильственного свержения режима и проведения демократических выборов в
Учредительное собрание России (ДС изначально выступал за немедленное признание независимости всех остальных республик СССР).
Новый мощный толчок формированию политического спектра российской жизни дали выборы на первый съезд Советов весной 1989 г. К этому моменту сезонные ритмы политики в СССР, повторяющиеся из года в год, обозначились довольно четко: медленное оживление в январе-феврале, крутой подъем весной, достигающий пика в мае-июне, летом -- распространение достигнутого уровня вширь с определенным подведением итогов в конце августа, осенью --постепенный спад массовой активности, к декабрю практически замирающей, кроме тонкой пленки политизированных активистов. Только в Прибалтике НФ сумели принять участие в выборах без серьезного сопротивления властей (а Саюдис уже тогда выиграл выборы у компартии Литвы), в Азербайджане и Армении выборы проходили в условиях чрезвычайного положения (а нынешнее армянское руководство республики находилось в тюрьме), а в других республиках (кроме среднеазиатских, где выборы проходили как и десятилетиями до этого) голосовали в основном за популярных личностей -Ельцина, Гдляна и Иванова, Афанасьева и т. п., и против начальства. НФ России сумели провести в среднем по одному парламентарию (Станкевич -- в Москве, Белозер-цев -- в Карелии, Шамшев -- в Ярославле). Но главным результатом выборов и прямой телетрансляции съезда стали качественные сдвиги в массовом сознании. В организационном смысле новые политические силы России заметных успехов в 1989 г. не добились, хотя сложилась оппозиционная Межрегиональная депутатская группа в несколько десятков активистов, сто с небольшим сторонников и примерно столько же сочувствующих парламентариев.
В идеологическом смысле за этот год произошел определенный сдвиг от концепции демократического социализма (ее чем дальше, тем больше монополизировало как официозную руководство КПСС) к либеральным ценностям, в общественном сознании воспринимаемых как общедемократические. Дело не только в том, что "западническая линия" во многом доминировала в средствах массовой информации и в силу этого немало преуспела в пропаганде ценностей рынка, разделения властей, многопартийности и (менее решительно) частной собственности. Реальное российское общество при ближайшем
рассмотрении оказалось настолько аморфным и неспособным к четкому артикулированию интересов тех или иных социальных групп на идейно-политическом уровне, что даже два года спустя разрыв между лозунгами и пропагандой тех или иных именующих себя партиями группировок и повседневной жизнью большинства населения все еще очень велик (а уровень самоорганизации масс крайне низок). В таких условиях, когда проснувшаяся к политической активности интеллигенция оказалась единственной своей собственной социальной базой, попытки сколько-нибудь четко сформулировать идейно-политическую платформу "партии" той или иной групп к эффективным результатам привести не могли.
Массовая забастовка шахтеров в июле 1989 г., казалось бы противоречит сформулированному выше выводу, но минувшие с того времени полтора года показали, что это видимое исключение только подтверждает общее правило. Охватившая различные регионы России, Украины и Казахстана забастовка стала во многом непосредственным результатом разочарования масс итогами I съезда Советов. Как говорили шахтеры, они осознали, что одни говорят правду, а другие неправду, у одних это получается лучше, а у других -- хуже, но ведь практически к лучшему даже от правильных разговоров ничего не меняется! Фактически благодаря телетрансляции съезда на глазах стала разрушаться классическая для стереотипов "священной державы" концепция "сакрального слова". Вера в то, что если с самой высокой трибуны будут произнесены правильные слова, то (разумеется, при посильном участии простых людей) жизнь после этого быстро начнет меняться к лучшему, подсознательно была очень сильна. И когда "жизнь после телетрансляции" не только ни на волос не изменилась к лучшему, но буквально на глазах стала меняться к худшему, имел место не просто социально-психологический, но культурно-цивилизационный шок. Именно с этого надлома резко падает кредит доверия к горбачевской версии "политики революционной перестройки" и политике поддержки ее "снизу", но на уровне практической политики на первых порах это означает только оттеснение Ельциным Горбачева в российском массовом сознании на вторую позицию.