— Кажется, я привез для нее главный довод, — усмехнулся Гаук.
— Оттара?
— Да. Ульвинскому удалось вытащить его в Бург, поскольку мальчишка неравнодушен к его младшей дочери Астрид.
— И Бес не возражал?
— Мы договаривались с Волком, — пожал плечами Гаук. — Он командует гарнизоном в замке Хаар.
— Достойный Атталид человек серьезный.
— Да уж, — согласился приграничный владетель, — но дело с ним иметь можно.
— А стая?
— В том-то и дело, что за все лето не было даже попытки прорыва, — оживился Отранский. — За последние годы это, пожалуй, первое спокойное лето в Приграничье. Если поход Рагнвальда состоится, то владетели, чего доброго, встанут на сторону меченого.
— Нечего сказать — успокоил, — заметался в волнении до комнате Лаудсвильский. — Не пойму я твоего настроения, благородный Гаук.
Лицо Отранского помрачнело:
— Осень на дворе, владетель. Что будет, если Черный колдун бросит на ваши дружины стаю или призовет на помощь степняков Дуды?
— Думаешь, он на это решится?
Вопрос был чисто риторическим. Отранский даже не стал на него отвечать, только безнадежно махнул рукой. Лаудсвильский все понимал и без слов, но как быть с Рагнвальдом и Сигрид.
— Я поговорю с королевой, — пообещал Отранский. — Пригласим и благородного Свена Холстейна. Думаю, Сигрид интересно будет послушать его мнение.
Король Рагнвальд встретил Отранского с не меньшим радушием, чем Рекин. Свен Холстейн тоже удостоился его приветливой улыбки. Зато первого министра молодой король проигнорировал. И эта подчеркнутая холодность не понравилась Отранскому, как и самодовольная улыбка молодого Хаарского, впрочем.
Рекин склонился в почтительном поклоне перед королевой Сигрид. В отличие от сына она была более любезной и ответила на поклон владетеля небрежным кивком.
— Свен Холстейн привез дурные вести, — негромко проговорил Лаудсвильский.
— Добрых вестей из Вестлэнда мы не слышали уже давно.
— В этот раз все гораздо серьезнее, государыня.
— А какие вести привез владетель Отранский?
— Владетели Приграничья не хотят войны.
Эта весть поразила Сигрид — она была абсолютно уверена в преданности вассалов из Приграничья, а уж в их ненависти к меченым и сомневаться не приходилось.
— Времена меняются, благородная Сигрид. Суранские степи кишат разным сбродом, который в любую минуту готов обрушиться на Лэнд. В Приграничье считают, что сейчас не время для междоусобиц.
Сигрид бросила на старшего сына быстрый взгляд — судя по багровому от гнева лицу Рагнвальда, благородный Гаук говорил ему то же самое.
— Рано торжествуешь, Рекин, — зло бросила она Лаудсвильскому.
— Мое торжество — это торжество здравого смысла над глупостью.
— Месть за смерть отца ты называешь глупостью, благородный Рекин? — в голосе Сигрид была угроза. — Мне кажется, что в последнее время владетель Лаудсвильский служит кому угодно, но только не нордлэндской короне.
— Я служу своей стране и своему королю. — Губы Лаудсвильского дрогнули от обиды.
Весьма неприятный для Рекина разговор прервался с появлением Оттара и Кеннета. Оттар что-то рассказывал, возбужденно размахивая руками, а младший брат слушал его, разинув рот от восхищения и удивления. Следом за принцами шел сын Беса Ожского Тах, бросая по сторонам настороженные взгляды. К неудовольствию Сигрид, Оттар успел свести детей, и их совместное появление вызвало у придворных кривые улыбки.
— Мама, я еду в Ожский замок, — Кеннет произнес эти слова громко, привлекая всеобщее внимание.
— Нет! — Рагнвальд вмешался неожиданно резко. Кеннет побледнел от обиды и опустил голову.
— Почему же нет, — с вызовом посмотрел на старшего брата Оттар, и его белобрысая голова надменно откинулась назад. — Я обещал взять его с собой.
— Благородный Рекин тоже согласен, — подал было голос Кеннет.
— Я король Нордлэнда! — оборвал брата Рагнвальд. — И только я вправе принимать решения.
Белобрысый Оттар неожиданно плюнул на пол и растер свой плевок порыжевшим от времени сапогом. Жест был достаточно красноречивый. Рагнвальд побагровел от гнева, рука его опустилась на рукоять кинжала.
— В Приграничье рады будут видеть своего будущего короля, — неожиданно мягко произнес Отранский.
Его слова были подобны грому среди ясного неба. Ропот изумления и возмущения пронесся по залу, а затем наступила мертвая тишина.
— Измена, — крикнул прямо в лицо Отранскому ярл Хаарский.
Приграничный владетель потянулся к мечу с явным намерением проучить наглого мальчишку.
— Мы обсудим это позже, — глухо произнес Рагнвальд и, резко развернувшись, вышел из зала, не удостоив никого ни взглядом, ни кивком головы.
Сигрид с трудом перевела дыхание. Почва ушла из-под ног, и перед ней неожиданно разверзлась бездонная пропасть. Междоусобица, о которой столь много говорил Рекин и в которую она никак не хотела верить, вдруг стала страшной явью и готова была втянуть в кровавые жернова ее сыновей. Рагнвальд против Кеннета, Оттар против Рагнвальда, а вокруг сотни жадных рук, готовых ради собственной выгоды в клочья разорвать их молодые тела. Она ощутила собственное бессилие, свою неспособность предотвратить или отодвинуть назревающую бурю. И ей стало страшно, страшно, как никогда прежде.
Единственным человеком, которого все произошедшее в зале скорее позабавило, чем огорчило, был принц Оттар.
— Я думаю, что мы все-таки поедем в Ожский замок, — произнес он громко и весело подмигнул расплывшемуся в улыбке Кеннету.
На этом большой прием в тронном зале был окончен, а Сигрид еще предстоял нелегкий разговор с владетелями, столь недвусмысленно ставшими в оппозицию к королю Рагнвальду. И такой разговор состоялся во дворце Рекина Лаудсвильского, куда Сигрид пригласили на исходе дня. Кроме самого Рекина в его кабинете находились Гаук Отранский и Свен Холстейн. Именно последний и начал разговор, поведав королеве о событиях последних недель в Вестлэнде. Закончился рассказ тем, что Сигрид поднялась с кресла и в волнении заходила по комнате:
— Ты напугал меня, благородный Свен.
— Боюсь, что напугаю тебя еще больше, государыня, — мрачно изрек Лаудсвильский. — Прискакал гонец от владетеля Свангера с горестными вестями: король Скат убит, его замки разграблены, а королем Вестлэнда провозглашен Оле Олегун.
Сигрид отшатнулась:
— Рагнвальд знает об этом?
— Король не пожелал меня видеть, — криво усмехнулся Лаудсвильский.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
