Теперь она знала, что им с Филиппом не суждено было стать супругами. Может быть, лишь на короткое время.
Она вспомнила свое первое увлечение Дэвидом — естественный порыв молодой женщины, до того как она дала волю своим фантазиям. Дэвид отвечал всем ее потребностям. И за ним не нужно было отправляться так далеко, подумала она с улыбкой. Она прижалась к нему — он снова заснул — ощущая впервые в жизни гордость, удовлетворение и оптимизм. Она начнет новую жизнь, чтобы лучше узнать себя, свои чувства и Дэвида. Она научится жить счастливо. Как будет замечательно научиться этому! Она все еще улыбалась, когда дрема вновь овладела ею, и она стала погружаться в спокойный сон. Но в жизни не все так просто и легко. Как раз, когда она стала засыпать, Дэвид поднялся и вдруг сел в кровати. Он включил лампу, и его широко раскрытые глаза выражали тревогу, а ее — щурились от яркого света.
— Майя, дорогая. — Он взял ее за руку. — Невероятно, но я забыл сказать тебе. С твоей матерью произошло ужасное несчастье…
— Вы первая гостья, которая прибыла в «Беверли-Хиллз Отель» с полицейским эскортом, с тех пор… с тех пор как здесь останавливалась Элизабет Тейлор, — с обожанием в голосе проговорила горничная-мексиканка, которая принесла Маккензи гору пушистых полотенец.
Маккензи лежала, вытянувшись во весь рост, в ванне, погрузившись в пенистую воду, рядом с ней в воде сидел Джордан. Она хихикнула.
— Да? Это еще что! В следующий раз я прибуду в сопровождении отряда спасательной службы Военно-Морского Флота США.
— Еще шампанского, леди Брайерли?
— Почему бы и нет, — пожала плечами Маккензи, протянув свой пустой хрустальный бокал. — По тому, как звонит телефон, мне, наверное, не обойтись без шампанского.
Пришлось ответить уже на десяток телефонных звонков, а они все не умолкали. Она поговорит позднее. Сейчас ей хотелось наслаждаться чувством радостного облегчения после встречи с Джорданом. Слава Богу, что мексиканцы, окружившие ее, когда она потеряла сознание, вызвали полицию. А полицейские, в свою очередь, с ее помощью убедились, что она — леди Брайерли и живет в «Беверли-Хиллз Отель», а не на скамейке в парке восточного района Лос-Анджелеса.
Час спустя, надев халат и закутав волосы в тюрбан из полотенца, она начала отвечать на звонки. Журналист из «Лос-Анджелес таймс» спросил:
— Это правда, что вы побывали в цехах и выписали чек на двадцать четыре тысячи долларов?
— Мне бы не хотелось, чтобы вы писали об этом, — ответила она. — Это касается только меня.
Журналист рассмеялся:
— Леди Брайерли, я только что говорил по телефону с тремя из ваших мексиканских мастериц, которые рассказали мне, как они собираются распорядиться своими премиями. Это будет замечательный материал для самого широкого круга читателей. Если они не скрывают этого, уж вы-то наверняка сможете прокомментировать свой поступок. Зачем вы это сделали?
Маккензи задумалась на минутку, потом ответила:
— Просто напишите, что я хотела выразить благодарность за их работу и этим подать пример производителям готовой одежды. Мы должны делиться доходами со своими рабочими, особенно если они работают в таких условиях, как те, о которых я узнала сегодня. Я собираюсь изменить все это…
— Даже после того, как вас выставили из собственной компании?
— Кто это вам сказал? — встрепенулась Маккензи.
— Ваши братья. Реджи Голдштайн говорит…
— У меня нет сейчас комментариев по этому поводу. Простите, до свидания. — Она положила трубку и взглянула на часы. Было восемь тридцать. Значит, в Нью-Йорке одиннадцать тридцать. Она набрала номер Реджи.
Он ворчливым тоном ответил:
— Да?
— Что это тебе взбрело в голову говорить, что ты выставил меня из компании? — заорала она, прижав плечом трубку к уху и зажигая сигарету.
— Что мне взбрело в голову? — Голос Реджи звучал еще заносчивее, чем всегда. — Я скажу тебе: я говорю это потому, что ты действительно больше не работаешь здесь! Я предупреждал тебя, что дам тебе под твой титулованный зад, если будешь совать нос в наш бизнес.
— Ты, жирный болван, я разорю тебя через суд, забрав все до единого пенни! — заорала она. — Но сначала я найду лучшего в стране адвоката и узнаю, имеешь ли ты право так поступать со мной!
— Можешь не тратиться на адвоката, — сказал Реджи, смеясь. — Мы уговорили отца продать его долю акций. Теперь нам двоим принадлежат семьдесят пять процентов акций компании, и мы проголосовали против тебя, Мак! Больше мы не будем пачкаться с твоим говном! Спасибо, что подготовила для нас группу дизайнеров. Мы повысим им зарплату!
— Они не останутся у вас! — закричала она. — Они уйдут со мной.
— С тобой? — Он презрительно фыркнул. — Куда? Ты думаешь, что после того, как прессе станет известна история о том, как ты швыряешься деньгами, какая-то фирма захочет принять тебя на работу? Думаешь, легко будет открыть новую фирму? Ты просто с приветом, у тебя не все дома, и завтра об этом будет известно всем!
Она швырнула трубку и разразилась злыми слезами от своей беспомощности. Она почувствовала себя брошенной абсолютно всеми. Прижав к себе Джордана, она плакала, не в состоянии остановиться. Зазвонил телефон, и она подняла трубку, глотая слезы. Звонил Эд:
— Я просил звонить мне, если вдруг понадоблюсь, а ты сказала, что я тебе больше не нужен!
— Ты нужен мне! — завыла Маккензи. — О Эдди, если бы ты знал, что я пережила сегодня! Тут один аннулировал мою кредитную карточку «Америкэн Экспресс», и у меня долг в этом отеле в несколько тысяч! Я у разбитого корыта — ни работы, ни компании. Братья выгнали меня.
— Я держу в руках завтрашний номер «Нью-Йорк таймс», — сказал он. — Ты что, и вправду отдала все доходы швеям?
Она расхохоталась и рассказала ему подробно, как она провела этот день.
— Бэби, я либералка, но я не дура! — закончила она. — Каждая швея получила всего-навсего двести долларов. Мне это доставило удовлетворение, вот и все. Чтобы меня не мучили угрызения совести. Если бы ты видел, в каких условиях они работают, если бы видел, во что превратилась я, пробыв там всего один час… У меня не осталось ни пенни, Эдди! Пришлось вызвать полицию, чтобы они доставили меня сюда. Телефон у меня не умолкает, Джордан оставался весь день один, звонило человек двадцать, которым нужно ответить…
— Хочешь, я приеду? Завтра мы могли бы устроить пресс-конференцию, после того, как я заплачу твои долги.
— О Эдди, пожалуйста!
— Ты согласна стать миссис Эд Шрайбер?
— Я согласна стать миссис Голдой Мейр, если ты выручишь меня отсюда! Ненавижу Калифорнию! Ненавижу солнце! Хочу домой!
