Однажды, часов в восемь-девять вечера, я был дома в Кремле. У нас находился приехавший с фронта брат моей жены Гай Туманян. Собирались пообедать и поговорить. Вдруг раздался оглушительный взрыв. Шкаф в комнате чуть не упал. Сразу же позвонил коменданту Кремля. Он доложил, что бомба разорвалась на Старой площади. Там было здание ЦК партии, а напротив дом, в котором размещался Минвнешторг. В это время его аппарат был эвакуирован, а в Москве оставалась оперативная группа, около 30 человек. Машина моя стояла у подъезда, и я сразу же поехал туда. Здание ЦК полыхало как факел. Пожар был невероятно сильным. Потом выяснилось, что причиной тому было наличие большого количества фанеры, покрытой лаком. Ею были облицованы стены кабинетов.
Следует сказать, что в результате взрыва этой бомбы в ЦК погиб находившийся там молодой талантливый писатель-драматург Афиногенов. Он был эвакуирован в Куйбышев, а в этот роковой для себя день приехал в Москву и пришел в ЦК.
Здание Минвнешторга не пострадало. Когда я был на площади и смотрел на пожар, кругом стоял невероятный грохот – стреляли зенитки всех калибров, по ночному небу шныряли лучи прожекторов, перекрещиваясь друг с другом, они выхватывали из темноты силуэты фашистских самолетов, которые еще продолжали летать над Москвой. В подвальном этаже здания Наркомвнешторга я заблаговременно дал указание организовать бомбоубежище, но сам в нем никогда не бывал. Поэтому, воспользовавшись случаем, решил посмотреть, как его оборудовали и как в нем чувствуют себя мои сотрудники. Оказалось, что, кроме деревянных скамеек и двухъярусных лежаков наподобие нар, там ничего не было. Ни минеральной воды, ни чая. Словом, никаких, даже самых минимальных удобств. Рассердившись, я дал указание в суточный срок оборудовать убежище так, чтобы в нем можно было и отдохнуть, и поработать во время бомбежки.
Сам я во время бомбежек всегда оставался в рабочем кабинете и продолжал заниматься делами. Со мной оставался один из помощников, Барабанов или Смоляниченко, и прикрепленный для охраны чекист Селезнев. Оба работали со мной много лет (Александр Барабанов – почти 40 лет). Всех остальных я отправлял на время бомбежки в убежище. Во время бомбежки стекла в моем кабинете дрожали, но не разбились ни разу.
К концу сентября 1941 г. положение советских войск на центральном стратегическом направлении резко ухудшилось.
Осенью 1941 г. положение на фронте стало особенно тяжелым. Отступая, наши войска, ослабевшие, измученные в боях, встали недалеко от Москвы, в ее окрестностях. В это время на марше из Сибири и с Урала было много хорошо оснащенных и обученных дивизий, укомплектованных полностью. Но по графику движения первые эшелоны с этими войсками могли прибыть только через несколько дней, а вся масса войск – через месяц. Никаких других резервов у командования под Москвой фактически не было. Мы также не знали, есть ли такие резервы у фашистов и как близко они находятся от линии фронта. Если близко, то они имели шанс ворваться в Москву. Вопрос по существу решался тем, кому раньше удастся подбросить резервы. Так решалась судьба Москвы.
Этот вопрос подвергся конкретному обсуждению 16 октября утром. Обычно мы работали до 5–6 часов утра. С точки зрения военного времени это было удобно, потому что к вечеру собирались все сведения от командующих фронтами и штаба. На работу мы приходили часов в десять утра. Сталин приходил немного позже, около 12.
16 октября, утром, вдруг будит меня охрана (семья – кроме двух старших сыновей – была на даче, от которой немецкие мотоциклисты были замечены в 25–30 км) и сообщает, что Сталин просит зайти к нему в кабинет. Тогда в его кабинете собирались и члены ГКО и политбюро. В восемь меня разбудили, а в 9 часов утра нужно было быть у Сталина. Все вызванные Сталиным уже собрались: Молотов, Маленков, Вознесенский, Щербаков, Каганович. Сталин был не очень взволнован, коротко изложил обстановку. Сказал, что до подхода наших войск немцы могут раньше подбросить свои резервы и прорвать фронт под Москвой. Он предложил срочно, сегодня же эвакуировать правительство и важнейшие учреждения, выдающихся политических и государственных деятелей, которые были в Москве, а также подготовить город на случай вторжения немцев. Необходимо назначить надежных людей, которые могли бы подложить взрывчатку под важнейшее оборудование машиностроительных заводов и других предприятий, чтобы его не мог использовать противник в случае занятия Москвы для производства боеприпасов. Кроме того, он предложил командующему Московским военным округом генералу Артемьеву подготовить план обороны города, имея в виду удержать если не весь город, то хотя бы часть его до подхода основных резервов. Когда подойдут войска из Сибири, будет организован прорыв, и немцев вышибут из Москвы.
Сталин сказал, что правительство и иностранные посольства надо эвакуировать в Куйбышев, а наркоматы – в другие города. Он предложил Молотову и мне вызвать немедленно всех наркомов, объяснить им, что немедленно, в течение суток необходимо организовать эвакуацию всех наркоматов.
Мы согласились с предложением Сталина. Обстановка требовала немедленно принять меры. Только, видимо, надо было это делать раньше и спокойнее, но мы не могли всего предвидеть. Тут же я вышел в комнату Поскребышева и позвонил управляющему делами Совнаркома СССР, чтобы тот вызвал всех наркомов. По нашим расчетам, через 15 минут они должны были уже быть.
Сталин предложил всем членам политбюро и ГКО выехать сегодня же. «Я выеду завтра утром», – сказал он. Я не утерпел и по своей вспыльчивости спросил: «Почему, если ты можешь ехать завтра, мы должны ехать сегодня? Мы тоже можем поехать завтра. А, например, Щербаков (секретарь МК партии) и Берия (НКВД) вообще должны организовать подпольное сопротивление и только после этого покинуть город». И добавил твердо: «Я остаюсь и завтра поеду вместе с тобой». Другие молчали. Вообще, постановка этого вопроса была так неожиданна, что не вызвала никаких других мнений.
Сталин не возражал против такого частичного изменения плана и перешел к решению конкретных задач подготовки города на случай прорыва немцев, уточнению, какие заводы следует заминировать (автомобильный, по производству боеприпасов и др.).
В тот же день, 16 октября 1941 г., было принято постановление ГКО, предусматривающее начать немедленную эвакуацию из столицы, а в случае появления в городе фашистских танков взорвать важнейшие объекты, за исключением метрополитена, водопровода и канализации.
Была образована комиссия по спецмероприятиям в составе: Серов (заместитель Берия в НКВД), Попов (председатель Мосгорисполкома), Черноусов (председатель Президиума Верховного Совета РСФСР). В районах города были образованы тройки, отвечающие за проведение спецмероприятий. Первоначально предусматривалось вывести из строя путем взрыва или механической порчи 1119 предприятий, из них 412 оборонного значения, но уже 20 октября этот список был сокращен до 335 предприятий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
