Самое название городка — Скотопригоньевск — навеяно старорусскими впечатлениями. На центральной Торговой площади города, на берегу упомянутой в романе заболоченной речки (Малашки), находился Конный рынок, где шла оживленная торговля скотом.
В романе использованы не только впечатления и подробности старорусской жизни писателя, но также детали планировки и облика самого городка. По словам Л. Ф. Достоевской, дом Достоевских в Старой Руссе, купленный писателем в 1876 г. после смерти прежнего владельца А. К. Гриббе и построенный „в немецком вкусе прибалтийских губерний“, был полон „неожиданных сюрпризов, потайных стенных шкафов, подъемных дверей, ведущих к пыльным винтовым лестницам“.[50] Дом писателя в Старой Руссе находился почти на окраине города, близ Коломца. За примыкавшим к нему садом протекала заболоченная Малашка. В примыкавшем к дому писателя тенистом саду находилась построенная отставным подполковником Гриббе крытая беседка. Подобные же детали мы находим в романе.
В саду Достоевских стояла русская баня. В „Братьях Карамазовых“ около бани, находившейся в саду Федора Павловича, Дмитрий в ночь убийства старика перелез через забор и направился к дому.
Неподалеку от дома Достоевских, за поворотом на Мининскую улицу одноименный переулок, поросший высокой травой, превращался в просвет между заборами огородов. В таком глухом месте, „у плетня, в крапиве и в лопушнике“, компания подгулявших господ „усмотрела <…> спящую Лизавету“. А у мостика, перекинутого через Малашку произошло сражение мальчиков с Илюшей Снегиревым.
Многие события романа связаны с Михайловской и Большой улицами города Скотопригоньевска. На Михайловской улице живет госпожа Хохлакова с дочерью Лизой, „очень просторный и удобный дом на Большой улице“ занимает Катерина Ивановна. В романе Михайловская улица параллельна Большой и отделена от нее „лишь канавкой“. По свидетельству А. Г. Достоевской, канавка эта — речка Малашка.
На Пятницкой улице, где жил знакомый Достоевского священник Румянцев, находится небольшая Владимирская церковь. „Церковь была древняя и довольно бедная, много икон стояло совсем без окладов“, — говорится в „Карамазовых“ „Шагов триста, не более“, отделявших полуразвалившийся домишко на Ильинской улице от этой убогой церквушки, стали в романе, вероятно, последним путем Илюшечки.
Направляясь к больному Илюше Снегиреву, дети „шли по базарной площади, на которой на этот раз стояло много приезжих возов и было много пригнанной птицы. Городские бабы торговали под навесами бубликами, нитками и проч. Такие воскресные съезды наивно называются у нас в городе ярмарками, и таких ярмарок бывает много в году“. Здесь же, вблизи арок гостиного двора, Коля Красоткин только завязал шутливый разговор с одной из торговок, „как вдруг из-под аркады городских лавок выскочил ни с того ни с сего один раздраженный человек, вроде купеческого приказчика, и не наш торговец, а из приезжих, в длиннополом синем кафтане, в фуражке с козырьком, еще молодой, в темно-русых кудрях и с длинным, бледным рябоватым лицом“ и стал кричать на мальчика.
В центре Старой Руссы помещался в 1870-х годах магазин купца второй гильдии Павла Ивановича Плотникова, о котором в романе говорится: „Это был самый главный бакалейный магазин в нашем городе, богатых торговцев, и сам по себе весьма недурной. Было всё, что и в любом магазине в столице, всякая бакалея: вина «разлива братьев Елисеевых“, фрукты, сигары, чай, сахар, кофе и проч. Всегда сидели три приказчика и бегали два рассыльных мальчика“. В магазин Плотникова, как писала А. Г. Достоевская, Федор Михайлович „любил заходить за закусками и сластями“. „В магазине его знали и почитали и, не смущаясь тем, что он покупает полуфунтиками и менее, спешили показать ему, если появлялась какая новинка“.[51]
В романе мы читаем, что от дома Грушеньки, „жившей в самом бойком месте города, близ Соборной площади“, Дмитрий в ночь убийства отца „обежал большим крюком, чрез переулок, дом Федора Павловича, пробежал Дмитровскую улицу, перебежал потом мостик и прямо попал в уединенный переулок на задах, пустой и необитаемый, огороженный с одной стороны плетнем соседского огорода, а с другой — крепким высоким забором, обходившим кругом сада Федора Павловича“.
Современный читатель, оказавшийся в Старой Руссе, легко может повторить этот путь Мити Карамазова. От „дома Грушеньки“, находившегося недалеко от площади близ собора, Дмитрий Карамазов, перейдя Соборный мост, мог броситься бежать по набережной Перерытицы, затем, свернув в переулок — возможно Дмитриевский, очутиться на Дмитриевской улице, упомянутой и в романе, и, миновав мостик над Малашкой, оказаться в пустынном Мининском переулке, куда выходил знакомый уже нам забор сада Достоевских. На карте города конец этого пути действительно выглядит „крюком“, оканчивающимся у дома писателя.
Так — на основе поразительно точной фиксации внешнего облика и топографии Старой Руссы — воссоздан в романе в соответствии с обычной манерой Достоевского-художника предельно выразительный, обобщенный облик русского уездного городка 1870-х годов.
Мемуаристами и исследователями романа указан ряд возможных реальных прототипов, душевные свойства или детали биографии которых были творчески преломлены автором при разработке характера и биографии различных персонажей романа. Выше анализировалось предположение Л. Ф. Достоевской о возможном отражении некоторых черт М. А. Достоевского (последних лет жизни) в характере Федора Павловича, — предположение, которое наглядно свидетельствует о том, что Достоевский пользовался при создании каждого из своих персонажей не одним, а множеством прототипов, черты которых служили ему лишь точкой отталкивания при решении его художественных задач. Указывалось выше и на возможность сближения характера Мити с психологическим обликом Ап. Григорьева, и на ту роль, которую сыграла при обдумывании основной сюжетной коллизии романа судьба мнимого отцеубийцы Д. Н. Ильинского. Часть других прототипов, автобиографических штрихов и реальных, жизненных мотивов, творчески преломленных писателем в „Карамазовых“, раскрыты А. Г. Достоевской в ее воспоминаниях и заметках о романе. Так, ряд характерных фразеологических оборотов в речах старца Зосимы, по ее сообщению, восходит к аналогичным словам „старца Амвросия (оптинского подвижника, с которым Достоевский встречался во время своего посещения монастыря летом 1878 г. — Ред.) в беседе с Федором Михайловичем“. Отразились в разговорах баб и жалобах матери, потерявшей сына, в первой книге романа, по свидетельству жены писателя, и собственные переживания мужа и жены Достоевских после смерти сына Алеши, и слышанные писателем реальные разговоры баб в монастыре, и случай с нянькой в семье Достоевских, Прохоровной, которая год не получала писем от сына и спрашивала у писателя, не помянуть ли ей сына за упокой (ср.: наст. т. С. 58). В Зосиме и главном герое романа Алексее Карамазове А. Г. Достоевская отметила автобиографические черты, а в отношении к Алеше Зосимы, который говорит, что видит в нем своего воскресшего брата, — отражение сходного отношения Достоевского к молодому Вл. С. Соловьеву, душевным складом своим напоминавшему ему друга юности И. Н. Шидловского.[52] Вдова писателя указала также, что с внешности петербургского домохозяина купца И. М. Алонкина, по ее мнению, „нарисован купец Самсонов, покровитель Грушеньки, в «Братьях Карамазовых““. Настойчивые просьбы Илюши, обращенные к отцу, подарить ему лошадку навеяны аналогичными просьбами сына Достоевского Феди, с детства пристрастившегося к лошадям.
Позднейшими исследователями были выдвинуты предположения о некоторых других возможных старорусских прототипах отдельных персонажей „Карамазовых“. В Зосиме различными учеными отмечались черты, допускающие сближение с Тихоном Задонским, упомянутым выше оптинским старцем Амвросием (1812–1891), старцем-пустынножителем, сыном смоленского воеводы, Зосимой-Захарием Тобольским (1767–1835), жизнь и деяния которого описаны в его „Житии“ (1860), и рядом других духовных лиц. Указывалось на полемическое, пародийное переосмысление Достоевским в биографии Ракитина ряда деталей биографии Г. 3. Елисеева и Г. Е. Благосветлова, на возможное отражение в характере этого „семинариста-нигилиста“ психологических черт М. В. Родевича — сотрудника „Времени“ и воспитателя пасынка Достоевского П. А. Исаева. В Катерине Ивановне можно усмотреть некоторые черты сходства с первой женой писателя — М. Д. Исаевой. Наконец, близкое совпадение фамилий делает вероятным, что одним из прототипов г-жи Хохлаковой могла быть корреспондентка Достоевского, автор воспоминаний о нем писательница Л. X. Симонова-Хохрякова. Вскоре после выхода романа читатели и критика стали проводить параллель между фигурой Великого инквизитора и К. П. Победоносцевым. Такое сопоставление, которое делают также Г. И. Чулков и А. Зегерс, вряд ли входило в намерения Достоевского; тем не менее, если оценивать роман в более широкой исторической перспективе, едва ли его можно признать случайным. Более подробные сведения о прототипах различных персонажей см.: XV, 456–457.
