— Волнистость стекла — кажется, так это называется, мистер Кэневин. Из-за нее мне показалось, что там, в зеркале, движутся какие-то фигурки, причем все они выбегают из одной точки. Вот, смотрите сами!
С этими словами он вскочил со стула, приблизился к зеркалу и прижал кончик указательного пальца к поверхности стекла недалеко от левого нижнего угла.
— Вот здесь, сэр, — сказал он, глядя на меня и не отрывая палец от стекла.
Должно быть, в тот момент, когда он повернулся ко мне, его палец слишком сильно вжался в стекло, потому что он тут же резким движением отдернул руку от зеркала, тихо вскрикнул «Ой!» и в изумлении уставился на него.
— Что случилось? — встревожился я.
— Я… мне… — Он выглядел смущенным. — Понимаете, сэр… В общем, мне показалось, что кто-то… или что-то… пыталось втянуть меня за палец туда, внутрь. Конечно, это звучит смешно, но именно таким было ощущение, только что мной испытанное… — Роберт иной раз выражался в манере, нехарактерной для пятнадцатилетнего мальчика.
Заинтригованный таким объяснением, я подошел к нему и попросил еще раз показать тот участок зеркала, где он только что держал свой палец.
— Наверное, вы считаете, что я не в своем уме, сэр, — ответил Роберт, зардевшись, — но… В общем, отсюда я не смогу показать это место наверняка. Зато издали определю его безошибочно.
Усевшись на стул рядом с Робертом, я уставился на маленький участок зеркала в левом нижнем углу — и тут же взору моему открылось нечто необыкновенное. Нет, даже не открылось, а буквально «выпрыгнуло» на меня из зеркала в том месте, где брали свое начало отчетливо видные под определенным углом зрения многочисленные завитки старого стекла: криволинейные, радиально расходящиеся линии, берущие начало в одной точке — подобно мотку струн, пережатому рукой посередине.
Встав со стула и подойдя к зеркалу поближе, я убедился, что необычный оптический эффект бесследно исчез — он и в самом деле наблюдался только при взгляде под определенным углом. А когда я смотрел на указанный Робертом участок зеркала прямо, он вообще не давал никакого отражения — еще один странный феномен.
Прозвучал школьный гонг, извещавший о начале следующего часа занятий, и Роберт Грандисон поспешил в учебный корпус, оставив меня один на один с загадкой старого зеркала. Когда он ушел, я поднял шторы в обеих комнатах и, миновав холл, подошел к шифоньеру, пытаясь обнаружить искомый участок поверхности старого зеркала в его отражении на дверце шифоньера. Довольно легко отыскав его, я впился в это место глазами и опять, как мне показалось, уловил некоторое мельтешение; а когда, вытянув шею, добился нужного угла зрения, это «нечто» снова «прыгнуло» на меня.
То, что я назвал мельтешением, сейчас можно было с большой долей уверенности определить как некое вихревое движение. Оно напоминало миниатюрный и в то же время весьма интенсивный круговорот, похожий, скажем, на водяную воронку или пылевой вихрь. Подобно перемещению Земли в пространстве, движение это было двойственным — круговым и одновременно направленным внутрь зазеркального пространства, словно нескончаемый поток, устремленный к какой-то точке по ту сторону стекла. Я был зачарован этим движением и, хотя понимал, что это не более чем иллюзия, из головы у меня не шли слова Роберта: «Мне показалось, что меня хотели втянуть за палец туда, внутрь». И действительно, когда я смотрел на ни на секунду не останавливающийся вихрь за стеклом, меня не покидало ощущение, что он и в самом деле обладает засасывающим действием.
По спине у меня пробежал неприятный холодок. Обнаруженный мною таинственный феномен, несомненно, заслуживал самого тщательного исследования; и едва я успел подумать об этом, как тут же вспомнил взгляд, который бросил на старое зеркало Роберт Грандисон, уходя на урок. Этого наблюдательного и сообразительного малого следует обязательно привлечь к разгадке тайны копенгагенского стекла, решил я тогда про себя.
Увы, случившееся вскоре после того событие на некоторое время заставило меня забыть о зеркале — и по иронии судьбы виновником тому стал именно Роберт Грандисон. После его ухода я отлучился из школы и вернулся только к вечерней перекличке, которая производилась ежедневно в четверть шестого пополудни и являлась обязательной для всех воспитанников школы. Роберта на ней не оказалось — что, учитывая его дисциплинированность, было более чем странно. Встревоженный этим обстоятельством, я тут же разыскал Брауна и услышал от него, что мальчик бесследно исчез. Лихорадочные поиски не дали никаких результатов: его не было ни в его комнате, ни в классах, ни в спортивном зале, ни во всех других вообразимых и невообразимых местах, хотя все его вещи, включая верхнюю одежду, пребывали в целости и сохранности там, где им надлежало быть.
В тот же вечер мы опросили всю округу, но это не дало нам ровным счетом ничего. Никто из местных жителей его не видел; мы позвонили всем жившим поблизости торговцам, что снабжали нашу школу продуктами, но и они не располагали никакой информацией об исчезнувшем воспитаннике. В последний раз его видели на перемене после урока, закончившегося в два пятнадцать пополудни, — он направлялся вверх по лестнице спального корпуса номер три, где располагалась его комната.
Когда слух о его пропаже разнесся по всей школе, он произвел эффект разорвавшейся бомбы. Бедняга Браун ходил сам не свой — в его долгой практике директора и владельца частной школы, которая всегда славилась дисциплиной и порядком, ни разу не случалось столь экстраординарного происшествия. Была, впрочем, слабая надежда, что мальчик объявится у себя дома в западной Пенсильвании, — но время шло, а Роберта так и не дождались в родительском доме, да и немудрено: на свежем снегу вокруг школы не было никаких следов — стало быть, за последние несколько дней никто не покидал пределов учебного заведения. Это было невероятно, но мальчик исчез — исчез абсолютно бесследно.
Родители Роберта приехали в школу на второй день после его исчезновения. Они держались мужественно, хотя, конечно, это стоило им огромных усилий — видно было, что неожиданное горе буквально надломило их обоих. Браун тоже выглядел постаревшим лет на десять, но он, как и убитые горем родители, был бессилен что-либо сделать. На четвертый день вся школа утвердилась во мнении, что исчезновение Роберта Грандисона является абсолютно неразрешимой загадкой и что школьной администрации только и остается, что констатировать бесследную пропажу несчастного подростка. Мистер Грандисон и его жена были вынуждены уехать домой, и их отъезд как раз совпал с началом десятидневных рождественских каникул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
