Гордо подняв голову, Мод распрямила плечи:
— Королева Англии находится перед вами, милорд Уоллингфорд. Благодарю вас за напоминание о том, что Жоффруа сейчас в состоянии помочь нам. Когда Роберта освободят, я пошлю его в Нормандию за людьми и оружием.
Брайан с облегчением вздохнул и расцеловал ее в обе щеки.
— Слава Богу! Могу ли я передать Матильде сообщение, что мы в принципе согласны на обмен?
Мод кивнула. Больше не было предлогов задерживать Стефана, но, как горько — о, как горько сожалела она, что он выйдет на свободу… и опять станет королем.
* * *
После нескольких недель переговоров между советниками Мод и епископом Винчестерским и графом Лестером — представителями Матильды — сложная процедура передачи заложников была обсуждена; обмен пленников готов был состояться.
Серым дождливым ноябрьским утром Мод, пожелавшая лично присутствовать при освобождении Стефана, стояла во дворе Бристольского замка Роберта и глядела, как ее кузен садится на гнедого жеребца. Бледный и несколько неуклюжий от отсутствия тренировок в верховой езде, он все же выглядел оживленным и веселым, перебрасывался шутками с Брайаном, Майлсом и Вильгельмом из Ипра, который приехал в Бристоль, чтобы сопровождать своего монарха в Винчестер, где епископ Анри держал Роберта. «Как это похоже на Стефана, — подумала Мод, — вести себя так, будто они все вместе отправляются на веселую охоту».
Дождь прекратился; солнечные лучи, пробившиеся сквозь серые облака, ярко осветили лицо Стефана и позолотили его красновато-коричневые волосы. За время заключения у него выросла борода, и это придавало ему более значительный вид. У Мод обрывалось сердце, когда она видела, как кузен запрокидывает голову и хохочет над какими-то словами Майлса Глостерского.
Она все время напоминала себе, как много выигрывает от освобождения Роберта. Стефан может на какое-то время получить трон обратно, но при достаточной численности войск она с легкостью его снова свергнет, окончательно разгромив. И все же чувства ее восставали против этих мыслей, сердце горько рыдало из-за его приближающегося отъезда.
Стефан со своим эскортом приблизился к ней. Мод давно предвкушала этот момент, вновь и вновь повторяя насмешливые слова, которые не оставят у него никаких сомнений в ее презрении к нему.
— Прощайте, кузина, — сказал Стефан, официально поклонившись.
Их глаза встретились, и они долго не могли отвести взгляд друг от друга.
— Счастливого пути в Винчестер, милорд, — запинаясь, произнесла Мод. Все обвинения, так тщательно отрепетированные, начисто выветрились из головы. «Не покидай меня, — молча кричала она, — я не вынесу этого!»
Что-то блеснуло в глубине зеленых глаз Стефана, и на лице промелькнуло страдальческое выражение, но настолько мимолетное, что Мод засомневалась, не почудилось ли ей это? Губы его приоткрылись, будто он хотел что-то сказать; он сделал внезапное движение в ее сторону, но затем с усилием взял себя в руки и, развернув лошадь, направился к каменному туннелю, ведшему во внешний двор замка. Оцепенев от отчаяния, Мод смотрела, как эскорт рысью пустился вслед за ним. Ей показалось, будто прошла целая жизнь, но с того дня, как Роберт с триумфом привез Стефана в Глостер, минуло всего девять месяцев.
20
Виндзор, 1142 год.
В январе следующего, 1142 года, через три месяца после выхода из заключения, Стефан с неохотой согласился встретиться со своим братом, епископом Винчестерским, и высокопоставленными духовными лицами. Встреча состоялась в Виндзоре, где Стефан провел последние двенадцать недель, медленно возвращаясь к своим королевским обязанностям, по мере того как восстанавливал силы после длительных тяжелых испытаний в бристольском подземелье.
Со времени освобождения Стефан умышленно избегал личной встречи с Анри, пытаясь решить, как относиться к брату — как к другу или как к врагу.
Вполне осознавая, что епископ сам выставил себя дураком и предателем с переходом с одной стороны на другую, а затем опять назад, Стефан был уверен, что Анри боится возможной конфронтации со своими братьями-священниками. Но никто из них не мог избежать подобной ситуации.
Как папский легат, законный представитель римской церкви в Англии, Анри был обязан официально примирить английскую церковь с вновь вернувшимся королем. Задача епископа неизмеримо облегчилась бы, если бы Стефан простил его измену после битвы при Линкольне. Несмотря на то, что Анри бросил Мод, помог Матильде собрать войска в Винчестере и лично принял участие в переговорах о его освобождении, у Стефана сейчас не было той готовности забыть прошлое предательство брата, которую он ощущал, находясь в заточении.
Стефан сидел в своем деревянном кресле в небольшом зале советов. Его вдруг охватили тревожные предчувствия; капли пота выступили вокруг шеи и под мышками, и какая-то необычная усталость охватила все тело. После плена у него часто возникало такое состояние, К тому же, утратив прежнюю энергию, Стефан обнаружил, что он стал более осмотрительным в решениях и менее способным отвечать на запросы королевства. Теперь государство нуждалось в его силе больше, чем когда-либо, и все же Стефан не мог заставить себя действовать. По мнению Матильды, Вильгельма из Ипра и Робина Лестерского, королевство находилось в гибельном состоянии: Жоффруа Анжуйский стремительно захватывал власть в Нормандии, и пошли слухи, что сторонники короля, имевшие поместья в герцогстве, вошли в контакт с графом, включая и Уолерена Мулэна, державшегося на расстоянии со времени возвращения Стефана.
«Непостижимо, — думал о Жоффруа Стефан. — Кто бы мог предположить, что этот жеманный павлин станет таким удачливым бойцом?» Советники Стефана убеждали его направить все усилия против анжуйских сил, они полагали, что, если захватить в плен графиню Анжуйскую, конфликт быстро завершится. Стефан понимал, что это стоящий совет, — но ничего не предпринимал. Лекари предостерегали его от слишком напряженной деятельности, пока не восстановятся силы и здоровье, и Стефан оправдывал этим свою пассивность.
Когда бы ни вспоминал он взгляд Мод в день отъезда из Бристоля, сердце его болело, как открытая рана. В этом взгляде отражались и любовь, и страдание, и утрата, — в нем отражались его собственные чувства.
Дверь отворилась, и потянуло холодным сквозняком.
Возглавляемая архиепископом Кентерберийским группа прелатов и священников в черных одеждах торжественной вереницей прошествовала в зал. Позади шел Анри, окутанный черной мантией.
