— Надеюсь, ты прав.
— Я прав. Этот вопрос я изучил, и я не так глуп, как думает Небби. Он прав насчет безнадежности «суммирования нулей», но не понимает того, что сам является нулем.
— Нет смысла позволять нулю выводить меня из равновесия, — усмехнулся я.
— Никакого! Особенно, раз ты сам — нуль. А ты, куда бы ни пошел, всюду будешь заметен и никогда не станешь частицей стада. Я уважаю тебя, а я уважаю не многих. И никогда не уважаю людей в массе, так что демократом в душе мне не быть. Для того, чтобы требовать «уважать» или даже «любить» огромную людскую массу с хамством на одном её полюсе и грязными ногами — на другом, нужна бессмысленная, слепая, слюнявая тупость, которая часто наблюдается у попечителей детских садиков, у спаниелей и у миссионеров. Это не политическая система, а заболевание. Но могу тебя порадовать — твои американские политиканы этой болезнью не заражены. А обычаи в твоей стране позволяют существовать и таким организациям, где дураков нет.
Руфо взглянул на мою шпагу.
— Дружище, но ты же пришел сюда не только для того, чтобы обсуждать поведение Небби?
— Нет. — Я тоже взглянул на свой верный клинок. — Я принес её сюда, чтобы побрить тебя, Руфо.
— Э?
— Я обещал побрить твой труп. Я ведь твой должник за ту ловкую работенку, которую ты проделал надо мной. И вот я тут, чтобы побрить брадобрея.
Он медленно проговорил:
— Но ведь я ещё не труп. — Он не сделал ни единого движения. Двигались лишь глаза, оценивая расстояние между нами. Руфо не очень-то доверял моим «рыцарским чувствам» — для этого он был слишком опытен.
— О, это можно организовать, — ответил я живо, — если я не получу от тебя правдивых ответов.
Руфо чуть-чуть расслабился.
— Я постараюсь, Оскар.
— И, пожалуйста, старайся как следует. Ты мой последний шанс. Руфо, все это должно остаться между нами. Даже для Стар.
— Полная тайна. Даю слово.
— Со скрещенными пальцами, без сомнения… Но смотри, не шути со мной, дело серьезное. И, пожалуйста, ответы — только честные и прямые, мне других не надо. Мне нужны советы по проблемам моего брака.
Руфо, казалось, очень расстроился.
— А я ведь собирался сегодня уйти по делам! И вместо этого решил поработать! Оскар, я скорее предпочту отозваться при даме нелестно о её первенце или о её вкусе в выборе шляпок, или даже соглашусь учить акулу кусаться — это безопаснее. Что будет, если я откажусь?
— Тогда я тебя побрею.
— Ты уж побреешь своими ручищами, чертов палач! — Он снова нахмурился. — Прямые ответы… Да они тебе и не нужны… Тебе жилетка нужна, чтобы в неё поплакаться.
— Возможно, она тоже. Но мне необходимы честные ответы, а не вранье, которое ты можешь сочинить даже спросонок.
— Значит, в обоих случаях я проигрываю. Рассказать мужчине правду о его браке — самоубийство. Думаю, правильнее будет сидеть, молчать и надеяться, что у тебя не хватит духу хладнокровно зарубить меня.
— О, Руфо! Я готов сунуть шпагу в какой-нибудь ящик и доверить тебе ключ от него, если хочешь. Ты же знаешь, я никогда не обнажу её против тебя!
— Ничего такого я не знаю, — буркнул он сварливо. — Ведь все случается когда-нибудь впервые. Если поведение мерзавца всегда можно вычислить, то ты-то — человек чести, и это меня пугает. А может, мы провернем это дело через коммуникатор?
— Брось, Руфо. У меня нет больше никого, к кому я мог бы обратиться. И я хочу, чтобы ты говорил откровенно. Знаю, что адвокаты по брачным делам действуют по своим правилам и, разумеется, должны быть гарантированы от ударов по морде. В память о той крови, что мы пролили вместе, я прошу дать мне совет. И от чистого сердца, разумеется.
— Даже так — разумеется! А в последний раз, когда я рискнул дать его тебе, ты был готов отрезать мне язык? — Он посмотрел на меня без удовольствия. — Но в делах дружбы я всегда был ослом. Слушай, я предлагаю тебе честный вариант: ты будешь рассказывать, я буду слушать… и если получится так, что твой рассказ окажется слишком долог, а мои старые больные почки не выдержат и мне придется покинуть твою приятную компанию на некоторое время… Что ж, тогда ты поймешь меня неправильно и в гневе удалишься, после чего мы никогда больше не вернемся к этому предмету. Идет?
— О’кей.
— Тогда председательствующий предоставляет вам слово. Начинайте.
И я начал. Я изложил свою дилемму и свой крах, не жалея ни себя, ни Стар (я же делал это и ради её самой, а говорить о самых интимных делах нужды не было — тут все было в порядке). Я подробно рассказал о наших ссорах и о многом другом, чему, вообще-то говоря, лучше оставаться в узком семейном кругу. Но — пришлось.
Руфо слушал. Потом встал и начал прохаживаться, вид у него был встревоженный. Раз он с сожалением поцокал языком — это когда речь зашла о просителях, которых Стар привела в дом.
— Ей не надо было звать своих горничных. Но забудем об этом, парень. Она никогда не понимала, что мужчины могут смутиться, видя женщин, действующих согласно своей натуре. Давай-ка забудем об этом. — Потом он сказал: — Не надо ревновать к Джоко, сынок. Он же простак — сапожные гвозди загоняет кузнечным молотом.
— Я не ревную.
— Так и Менелай говорил то же самое. Надо уметь и брать и давать, каждый брак нуждается в этом.
Наконец я иссяк и закончил речь предположением Стар, что я должен буду уехать.
— Я ни в чём её не виню, а наш с тобою разговор обо всех этих делах мне многое прояснил. Теперь я считаю возможным начать трудиться не покладая рук, тщательно следить за своим поведением и стараться быть хорошим мужем. Она приносит огромные жертвы ради своего дела, и самое меньшее, что я могу для неё сделать — это облегчить ей выполнение её задач. Она так мила, так нежна и так добра…
Руфо остановился на некотором расстоянии от меня, спиной к своему столу.
— Ты и вправду так думаешь?
— Я уверен в этом.
— Она — шлюховатая старая баба!
В мгновение ока я выпрыгнул из кресла и кинулся на него. Шпагу я не обнажил. Даже не подумал об этом, времени не было. Мне надо было схватить его за горло и проучить, как следует говорить о моей возлюбленной.
Руфо перепрыгнул через стол, как мячик и, когда я покрыл разделявшее нас расстояние, он уже стоял по ту сторону стола, запустив руку в ящик.
— Нехорошо, нехорошо, — говорил он. — Оскар, мне не хочется тебя брить.
— Иди сюда и дерись как мужчина!
— Ни в коем случае, мой старый добрый друг! Ещё один шаг и из тебя получится отличный корм для собак. А все твои обещания и мольбы! «Не получать по морде» — говорил ты! «Говори — откровенно» — говорил ты! «Действуй по своим правилам» — говорил ты. А ну, садись вон в то кресло!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
