в конце концов превратились в подвалы замка. Возможно, потомки тех самых людей, живших у волшебного источника, до сих пор бродят где-то внизу. Или дед Тувер просто пугал меня страшилками, знал же, как мне нравилось их слушать.
– Думаешь, это все может быть правдой? – с сомнением спросила Ника.
– В любом замке есть тайные проходы, – пожала я плечами. – Почему бы им не быть и в подвалах? Мы вчера там были и ничего не нашли, но стон ты сама слышала, так что… полагаю, в любой легенде может скрываться доля правды.
– А Адам каким-то образом узнал о подземных катакомбах и держит там пленника?
– Я… не уверена.
– Если мы правы, он может попасть в замок, когда ему вздумается.
– А вот в этом я как раз уверена на все сто…
ГЛАВА 6. Совещание
Ника зря упомянула Адама.
Я неуловимо потеряла интерес к старым книгам и уже привычно задумалась о нем. О предстоящей встрече. Адам находил меня каждый раз, нет сомнений, в этот раз случится то же самое. Но я часто думала – как у него это получалось? Он просто знал, куда я пойду, буду ли в одиночестве, или это череда совпадений? Насколько Адам силен, как много показывает ему дар? Неужели он знает обо мне все, способен предвидеть каждый шаг? Или замечает лишь мелкие детали, способные повлиять на будущее, к которому он стремится?
Столько вопросов.
И с ответами все плохо.
Даже у самого советника – он честно признался, что не встречал людей, подобных Адаму. Настолько сильных, одаренных. Стрейт уже видел эмпатов вроде меня, у всех дар проявлялся по-разному, но черты похожи. Перевертыши тоже совсем не редкое явление. Олли, Алекс, даже сам советник… все обладали даром, не выходящим за рамки настолько.
Кто владеет будущим, владеет миром – где-то я такое слышала. Если Адам видит так много, как я боюсь, то он и способен на многое. Пока он сосредоточен на мне, по неведомой причине я ему интересна. Но что будет потом? Если его интерес пропадет, что за цель он выберет дальше?
А вопрос «почему я?» не оставлял с самого Гезелькрооса.
Чувства Адама – не подделка, они настоящие и такие сильные, что не спрятаться от воспоминаний о нашей первой встрече. До сих пор мне иногда снятся отголоски того вечера, ощущения его и мои, смешанные в единый водоворот. И на заднем плане обязательно машет плавником морской монстр с клыкастой пастью, но он совсем не страшный. То ли дело Адам с его чувствами… и так неожиданно, ко мне. Никогда не считала себя особенной и самой лучшей, поэтому вопрос «почему я?» не отпускал. Но очередная старая история намекнула на возможную разгадку. Точнее, дед Тувер намекнул.
Об этом я и рассказала ребятам, когда все собрались. Не забыла и о встрече с Расом и его видении. Все-таки мой день не прошел зря.
– Если хотите знать мое мнение: записка – туфта, – уверенно заявил Мартин. – Мне с самого начала так показалось. Кто вообще до такого мог додуматься? И тот кривой почерк, маскировка для тупых… хотя, если таинственному информатору и в самом деле за два столетия перевалило, то версия со старческим слабоумием лично мне нравится.
– Языком чесать тебе нравится, – заметила Ника.
– Кудрявая мне нравится, – улыбнулся Мартин и мне подмигнул.
Стало неловко, но с этим ощущением я уже давно смирилась.
О чувствах Мартина ко мне известно всем, но сейчас это больше предмет шутки. Ника ехидничала, Алекс насмехался, даже Олли иногда скупо улыбался. А мы с Мартином… раньше я хотела ответить на его чувства, видела, насколько искренне и трепетно он ко мне относится. Но на горизонте замаячила тень человека со шрамом и все пошло прахом. Нельзя подставлять близких под удар.
А еще… в глубине души, в очень-очень темном и дальнем ее уголке, пряталось осознание: появление Адама ничего не разрушило. Скорее уберегло хорошего парня от лишних страданий. Набравшись смелости, однажды я так ему и сказала, но Мартин вбил себе в голову, что между нами стоит черная тень злодея-Адама, и, как только мы его поймаем и обезвредим, все наладится. И я перестану чудить и по углам прятаться.
Мы с Мартином не оставались наедине с того самого разговора.
Ничего особенного, так выходило само собой.
– А знаешь, кому еще она нравится? Спятившему путешественнику во времени.
– Он и во времени уже путешествовать начал? Так, стоп… как долго я пробыл в подвале? Сколько дней прошло? – Воин делано выглянул в окно, как бы ожидая увидеть там подсказку. Внезапно наступившее лето, к примеру. Но, само собой, картина не поменялась: все те же скалы, все та же бесконечная снежная белизна.
– Совсем не смешно.
– Чего ж ты тогда улыбаешься, Змееничка?
– Меня веселит твоя глупость, – Ника повела плечом и пригладила выбившуюся из идеального каскада волос прядь.
– Кто может прожить два десятка лет? – задумался Олли. Обращался он к Алексу, надеялся, что тот поддержит его стремление увести разговор в иное русло.
– Есть у меня теория.
– Кто бы сомневался! – Ника и Мартин пропели в один голос.
– И есть среди нас человек, способный ее подтвердить.
Все отчего-то уставились на меня. То ли так дружно решили, что я и есть тот самый человек, то ли требовали объяснений. От Алекса их добиться не так просто, и так повелось, что обычно я методом проб и ошибок пыталась нащупать истину. Хотя Алекс мог все сказать сам. Но он редко так поступал. А когда начинал… лучше бы не начинал.
– Он это обо мне, умники! – неожиданно заметила Близняшка. – Точнее, о перевертышах в целом. Кроме очевидного – способности примерять на себя чужую шкуру, мы можем и немного продлить себе жизнь. И я сказала именно «немного», Ароктийский, можешь забыть все заготовленные на этот счет шутки.
– А «немного» – это…
– Если на время забыть о роде нашей деятельности и о различных монстрах, способных сожрать всех и сразу, и взять среднюю продолжительность жизни, то я перешагну ее лет на десять. Максимум – на двадцать. И то придется долго светить чужим лицом, чем дольше – чем лучше. Так говорят.
Я выполнила нехитрые подсчеты.
– Даже с учетом дополнительных двадцати лет, до двухсот далеко получается.
– Далеко, – не стала спорить Ника. – Но в теории… если годами использовать чужую шкуру, можно стать долгожителем. Но это только в теории. К ней все равно много вопросов: во-первых, мало просто прикинуться кем-то другим на много лет, люди смертны, в
