Понимая, что Волконский – новый в театре человек и, возможно, еще не понимает, что негоже отнимать у действующей балерины выгодный для нее спектакль, Кшесинская приехала лично к нему, дабы поговорить в открытую. Конечно, по правилам администрация определяет, кто и что будет играть, но актеры тоже живые люди. Одно дело – передать роль заболевшей или травмированной балерины, и совсем другое – отбирать ее у вполне трудоспособной танцовщицы. Мог, по крайней мере, спросить ее мнение.
Волконский отказал Кшесинской и вскоре получил приказ министра двора оставить балет за Матильдой Феликсовной. Ну что же, не хотите по-хорошему, можно и по-плохому.
В другой раз поводом для скандала послужили фижмы[159]. Кшесинская танцевала танец «Русская» и наотрез отказалась закреплять под платьем фижмы. Зачем? Во-первых, она и так маленького роста, и фижмы сделают ее фигуру непропорциональной, во-вторых, они мешали движению, в-третьих… а вы когда-нибудь видели, чтобы под русский сарафан надевали фижмы?
За ослушание директор наложил на Матильду денежный штраф, она тут же пожаловалась государю. В результате штраф был снят. Тогда Всеволожский счел себя оскорбленным и потребовал отставки. Отставка была милостиво принята.
Теперь все поняли, государь не только не скрывает своей прошлой связи с балериной Кшесинской, но и в любой момент готов ринуться ей на выручку.
То, что с «царской ведьмой», как за глаза нет-нет да и называли нашу героиню, лучше не конфликтовать, прекрасно понимал чиновник особых поручений Сергей Павлович Дягилев по прозвищу Шиншилла, ровесник Кшесинской: он сразу же сумел расположить балерину к себе и вскоре они подружились.
Меж тем, отработав в «Дочери фараона», Кшесинская наконец получила балет «Эсмеральда», о котором так долго мечтала. Условие, поставленное Петипой, было выполнено: она любила и страдала. Успех был полным, но, что немаловажно – Кшесинская чувствовала, что эта роль должна быть только ее. В результате она снова обратилась к царю с нижайшей просьбой – не отдавать роль Эсмеральды больше никому. Все время, пока она будет на сцене и сможет танцевать этот балет, не передавать его больше ни одной балерине. Просьба была выполнена.
13 февраля 1900 Кшесинская справляла свой десятилетний юбилей на сцене и решила отпраздновать это дело бенефисом. Обычно актерам дают бенефис за 20 лет службы или когда те покидают сцену. Но нетерпеливая Матильда не желает ждать, и бенефис сам падает к ее прекрасным ногам.
После бенефиса по традиции артисты получали царский подарок. Мужчинам обычно дарили золотые часы, а женщинам – украшения и посуду. Заранее предчувствуя, что ей выдадут нечто шаблонное, что и показать будет стыдно, она попросила Сергея Михайловича позаботиться о таком подарке, который ей будет приятно носить. В день бенефиса она получила брошь в виде бриллиантовой змеи, свернутой кольцом, и посередине – большой сапфир-кабошон. Причем ей тут же сообщили, что государь выбирал эту брошь вместе с императрицей, и что змея есть символ мудрости…
Для бенефиса она выбрала «Арлекинаду» Дриго и «Времена года» Глазунова. На десерт шел дивертисмент.
Кроме змейки, Кшесинская получила массу подарков и 83 цветочных подношения! «Было много цветов от великих князей и чудный подарок от великого князя Сергея Михайловича. Среди подарков был альбом, изданный двумя поклонниками, скромно скрывшими свои имена под буквами А. К. и В. О., по случаю моего юбилея под заглавием “Критико-биографический очерк” с массою фотографий и 16 фотогравюрами, статьями и рецензиями обо мне».
Говоря об украшениях, которые то и дело получала в подарок Кшесинская, невозможно не отметить, что она выступала, будучи в буквальном смысле слова осыпанной самими настоящими драгоценностями. Костюмы шились специально на нее, это понятно. Но помимо костюма на ней всегда были золото и бриллианты, изумруды и сапфиры. Так что, находящаяся ближе к сцене публика еще и смаковала зрелище настоящей ювелирной выставки, пытаясь догадаться, кто и когда подарил ей браслет или сережки.
На гастроли Кшесинская возила украшения в специальном саквояже. Однажды, после венских гастролей, когда Матильда Феликсовна собиралась ехать на вокзал, ее горничная Соня потребовала вручить заветный саквояж ей. Мол, рассеянная Кшесинская наверняка потеряет сокровища, пока будет беседовать с журналистами, выслушивать комплименты от поклонников или получать очередной букет цветов. Так и получилось: в коляске, Матильда поставила саквояж себе под ноги, а когда оказалась на вокзале, там ее встречала восторженная толпа. Фотографы с их вспышками, шампанское, букеты… Кшесинская хватилась пропажи уже в поезде. Оказалось, что пока она принимала комплименты и отвечала на вопросы прессы, носильщики успели перенести все ее вещи в багажный вагон, где, однако не оказалось заветного саквояжика. Матильда уже решила, что потеряла все свои сокровища, и была готова только лечь в купе и плакать, когда Соня показала ей потерянный саквояж. Оказалось, что она успела подойти к карете первой, и, не доверяя носильщикам, сама забрала хозяйские ценности.
Новая любовь
Великий князь Сергей боготворил свою возлюбленную балерину, она же относилась к нему с равнодушием. Да, она была благодарна ему уже за то, что он поддержал ее после разлуки с Ники, он баловал ее, исполняя все мыслимые и немыслимые прихоти; впрочем, она позволяла ему это, принимая подношения как нечто само собой разумеющееся, он был допущен в святая святых, так чего ему еще нужно?
Чувства Матильды оживились, когда она поняла, что начала снова влюбляться. Великий князь Андрей Владимирович был моложе Кшесинской на семь лет. Впрочем, это не смущало ни его, ни ее. Оба были влюблены и счастливы.
«С каких это пор ты стала увлекаться мальчиками?» – поддразнивала Матильду Мария Потоцкая[160]. То и дело его видели в театре у Кшесинской, осенью любовники планировали совместное путешествие по Биаррице. То есть, разумеется, они не могли в открытую выехать вдвоем. Сперва Андрей должен был отправиться в Севастополь для осмотра исторических мест, куда он был приглашен великой княгиней Ксенией Александровной в их имение Ай-Тодор. Из Севастополя на пароходе он должен был ехать в Константинополь, откуда, через Париж, наконец в Биарриц, где они и встретятся.
Отпуск пролетел мгновенно, домой Кшесинская возвращалась одна. Что поделаешь, вечная доля тайных жен от всех скрываться, да еще и скучать всю дорогу. Ничего, в следующий раз нужно будет просто захватить с собой верную подругу. А то действительно, вдруг встретишь знакомых, как тогда объяснить, отчего незамужняя Кшесинская путешествует совсем одна?
Эта никому не нужная скрытность привела к тому, что за Кшесинской начал ухаживать, должно быть, не подозревая об отношениях сына с балериной, отец Андрея, великий князь Владимир Александрович. Матильда знала его много лет и всегда считала своим другом, теперь же положение становилось двусмысленным.
Отработав летний сезон, Кшесинская решила показать Андрею Италию. Для конспирации следовало выехать в разные дни и разным транспортом, в идеале еще и в разные стороны, с тем, чтобы встретиться затем в Венеции. Для этого путешествия Матильда выбрала себе компанию жену брата, Симу, которая была осведомлена о необходимости держать все в строжайшем секрете. В Италию ехали, разумеется, через Париж, так как там проходила Всемирная выставка – событие, которое просто невозможно пропустить, кроме того, нужно было заказать себе несколько платьев, а уж потом в Венецию.
Несколько дней они просто отдыхали, катались по каналам, обедали в маленьком ресторанчике «Иль Вапоре», где подавали традиционные итальянские блюда и вино кьянти. После Венеции путь их лежал в Падую, где Кшесинская навестила могилу Святого Антония Падуанского, как делала каждый свой приезд. Далее путешественников ждал Рим, где они собирались провести несколько недель. Обратный же путь лежал через Ассизи, Перуджу, Флоренцию, Пизу и Геную. И затем снова Париж.
Здесь Матильда внезапно почувствовала себя нехорошо, был вызван доктор, который диагностировал беременность. Срок невелик – всего месяц. Но впереди был тяжелый театральный сезон 1901–1902, а ведь она понятия не имела, как будет переносить беременность. С другой стороны, если прекратить работать прямо сейчас, уехать, чтобы никто ничего не знал, все роли отдадут другим танцовщицам, и уж тогда не жди их обратно.
Добавьте к этому, что она не знала, как к ее беременности отнесутся император и великий князь Сергей. Впрочем, пока все было нормально, и она решила – пусть все идет как идет, если почувствует себя плохо, просто возьмет отпуск по состоянию здоровья.
Первую часть сезона она танцевала «Эсмеральду», «Дочь фараона», «Спящую красавицу», «Конька-Горбунка» и «Пахиту». Полагая, что сможет скрывать беременность по крайней мере первых пять месяцев, 21 января 1902 года Кшесинская выступила в балете «Дон Кихот Ламанчский», поставленном Горским[161], на прощальном бенефисе Христиана Петровича Иогансона[162].
