Я уверила ее, что помню не только устный счет, но и то, как меня зовут и где я живу. Единственно, чего я не понимала, это как я сюда попала и почему.
Бегемотиха покачала головой:
– Вам необыкновенно повезло, можно сказать, это пока единственный такой случай в моей практике.
Оказывается, в меня стреляли, но в момент, когда пуля уже летела, чтобы продырявить мой лоб, я повернулась, и она прошла по касательной, содрав с головы лоскут кожи.
– А Ренальдо, что с ним?
Бегемотиха озабоченно потерла переносицу.
– Ни о каком Ренальдо я не знаю. Там к вам хочет подойти комиссар Перье. Если вы почувствуете, что он стал очень надоедливым, немедленно вызывайте сестру.
Толстенький комиссар вкатился в палату. Несколько секунд они с бегемотихой пытались разойтись в дверях, наконец он сел, вытирая лицо платком.
– Что с Ренальдо?
– Он убит выстрелом в затылок. А вам не кажется, мадам, что будет лучше, если вопросы стану задавать я? Вы можете мне объяснить, зачем вам понадобился Ренальдо Донован?
Я напрягла воспаленные мозги.
– Ну, собственно, я не знала, что его так зовут. У меня сломалась машина, и мне порекомендовали обратиться на аэродром, к механику…
Комиссар засмеялся:
– Мадам, вы же умная женщина. Неужели вы думаете, что я не смогу отличить правду от лжи? Во-первых, у вас нет прав на вождение машины во Франции. И если вы ездите по Парижу, значит, нарушаете закон. Во-вторых, все ваши машины находятся в гараже, в Ле Бурже вы прибыли на такси. В-третьих, в бумажнике Ренальдо найдены два чека. Кстати, за что вы заплатили ему такую сумму?
Я вздохнула:
– Хорошо, расскажу все, что знаю, но вы должны мне пообещать, что тоже поделитесь кое-какой информацией.
– Какой же?
– Мне бы очень хотелось почитать дело или досье, в общем все бумаги, которые есть в полиции, относительно авиакатастрофы, в которой погибли барон и баронесса Макмайеры.
Комиссар вытащил из кармана телефон:
– Огюст, это я. На заднем сиденье лежит папка, принеси ее мне.
– Даже так? – удивилась я.
– Да, мадам, наши с вами мысли работают в одном направлении. Ну а теперь, пока Огюст идет, жду вашего рассказа.
И я рассказала ему факты. Только голые факты, ведь он не говорил мне, что его интересуют мои мысли. Выслушав все, комиссар одобрительно кивнул:
– Значит, он кого-то шантажировал.
– Кто?
– Ренальдо. Мы проверили его банковский счет и обнаружили, что раз в три месяца он получал довольно крупную сумму денег. Так сказать, от незнакомого лица. Причем поступления были регулярные, в течение нескольких лет. А потом вдруг прекратились на целых девять месяцев. Затем банковский счет Ренальдо снова пополнился крупной суммой. Мне показалось, что объект шантажа начал испытывать денежные затруднения, или ему просто надоело платить, надоело настолько, что он решил разом со всем покончить. Ну а вы, мадам, просто подвернулись ему под руку…
– Оставьте мне папку на несколько часов.
– Ладно, сегодня пятница, короткий день, приеду за ней в пять часов.
– Пятница? – удивилась я. – Как же это – пятница?
– Да, мадам, я понимаю ваше удивление, но все это время вы не приходили в сознание. Вам бы следовало сейчас поспать.
И, оставив мне документы, комиссар Перье ушел. Я попыталась сесть в кровати и распахнула папку. Так… Показания Огюста Донована, отца Ренальдо – ничего интересного. Показания Ренальдо – еще скучнее; опрос врача «Скорой помощи»: оказана первая помощь, подозрение на приступ эпилепсии, помещен в госпиталь Сен-Лазар. А это допрос дежурного врача: эпилепсия не подтверждается, похоже на пищевое отравление. Анализы: кровь, моча, содержимое желудка – обильный завтрак и мыло.
Может, он закусил на третье куском туалетного мыла? Бумага, написанная со слов Жана: ничего не знаю, болит голова, отстаньте. Так… Дальше аэродромная обслуга: самолет в полном порядке, почти новый, заправлен под завязку. Пилотом был сам Эдуард. Налетал много часов, часто отправлялся в Лондон, в общем, активный летчик. Все! Больше в папке ничего не было. Я снова попыталась сесть и позвонила. На пороге сразу появилась молодая девушка, похожая на Олю.
– Вам чем-нибудь помочь?
– Как вас зовут?
– Луиза, мадам.
– Луиза, хочу у вас спросить: если у человека приступ эпилепсии, то как это выглядит?
– Ну, человек падает, у него судороги, он крепко сжимает зубы – тут важно не дать ему это сделать, чтобы он не откусил себе язык, – потом идет пена изо рта, расслабляются сфинктеры, грубо говоря, больной ходит под себя… А зачем вам это? У вас нет эпилепсии.
– Да так, всякие глупости в голову лезут. Луиза, я вот, например, очень хочу в туалет.
– Сейчас принесу вам судно.
– Нет, нет, лучше помогите мне подняться, мне станет намного лучше, если я попробую сама дойти до туалета.
Девушка отключила какие-то приборы и помогла мне. К моему удивлению, я крепко стояла на ногах.
– Спасибо, Луиза, идите.
– Но, мадам, вам может стать плохо, и вы упадете, а потом – следует принимать лекарства.
– Ну, Луиза, будьте лапочкой, я только чуть-чуть посижу на кровати.
– Ладно, зайду через полчаса.
Как только она вышла, я направилась к шкафу. Моя одежда и сумочка были там. Я постаралась как можно быстрее одеться. Затем выглянула в коридор. Вот это удача. Прямо возле палаты была пожарная лестница. Я поковыляла вниз. Каждый шаг отдавался в голове резкими толчками. Наконец, никем не замеченная, я оказалась во дворе, а потом выскользнула на улицу. Теперь надо поймать такси. Но ни один из приветливых парижских водителей ко мне не спешил. Недоумевая, я побрела вниз по улице и наконец-то в витрине магазина наткнулась на зеркало. Ну и ну, теперь понятно, почему таксисты не хотели иметь со мной дела. Всклокоченная голова обмотана бинтами, правый глаз украшен зловещим фиолетовым синяком, сползавшим на щеку. Второй глаз, припухший и красный, походил на глаз больного ангорского кролика, а все лицо казалось каким-то грязным… Вздохнув, я толкнула дверь магазина. Хозяйка с ужасом воззрилась на меня.
– Меня только что выписали из больницы, и я хочу выглядеть чуть-чуть посимпатичней.
– Да, вам это не помешает, – согласилась со мной хозяйка.
В конце концов мы с ней выбрали светло-серый костюм с жемчужной блузкой, воротник которой, завязываясь бантом, закрывал шею. В примерочной я размотала шапку из бинтов. Под ней обнаружилась выбритая полоска кожи и небольшая марлевая нашлепка. Пришлось натянуть шляпу с большими полями. Довершили наряд большие очки от солнца и килограмм тонального крема.
Наверное, я стала выглядеть намного приличней. Во всяком случае, первое же встреченное такси повезло меня опять в Ле Бурже.
Ни минуты не колеблясь, побродив по этажам, я нашла приемную директора. В просторную комнату я вошла уверенным шагом занятого человека и на ходу громко представилась секретарю:
– Я из страхового агентства «Ллойд».
Секретарь радостно закивал мне головой:
– Садитесь, садитесь…
Я продолжала голосом, не терпящим возражений:
– Речь идет о страховке Ренальдо Донована. Наши сотрудники проявили халатность и потеряли его домашний адрес. Конечно, мы их за это уволим…
– Что вы, – испугался секретарь, – не надо никого увольнять, это так легко узнать. – Он застучал по клавишам. – Вот, пожалуйста!
Поблагодарив его, я удалилась, умиляясь беспечности французов. В Москве, как я давно заметила, никто не спрашивает документов, подтверждающих вашу личность, кроме милиции, конечно. Так что можно назваться хоть королевой папуасов – поверят. Оказывается, у французов дела обстоят точно так же.
Дом Ренальдо находился всего в нескольких кварталах от аэродрома. Небольшой трехэтажный особнячок с аккуратными коричневыми жалюзи, на балконах виднелись цветы. Я нашла в списке жильцов фамилию «Донован». Из домофона раздался приятный женский голос:
– Кто там?
– Мне хотелось бы поговорить с мадам Донован, я из газеты.
Дверь с легким щелчком открылась. Я очутилась перед маленьким, похожим на мыльницу лифтом, к тому же, пока я поднималась на третий этаж, в нем погас свет. Двери квартиры были распахнуты, на пороге стояла худенькая девушка в темном костюме.
– Вы мадам Донован?
– Теперь, наверное, следует говорить «вдова Донован», – грустно поправила девушка. – Нет, я ее сестра, Анриетта в гостиной.
Я вошла в маленький, узкий коридорчик. Направо маленькая комната с двуспальной кроватью и узкая, похожая на купе, кухня. Налево – комната чуть побольше, с белыми книжными полками, уставленными безделушками. На светло-коричневом кожаном диване в груде цветастых подушек полулежала толстая тетка лет сорока, рядом с ней на журнальном столике стоял кофейник и полупустые чашки. В комнате витал аромат кофе.
– Вы мадам Донован? – обратилась я к толстухе.
Та кивнула.
