Получается, что выбора у меня нет. Одно из двух: либо прятаться от Штыря, либо нападать, самой делать неожиданные шаги. Опыт подсказывает, что, если мы все тут — Виталик, я и Люсьен, — как кролики, забьемся в теплой комнате Вахтанга, хищники тут же нас вынюхают и сожрут. С легкостью схрумкают. Нет, такой номер легко не пройдет.
— Ты знаешь, как связаться со Штырем? Номер мобильного? Да, кстати, а как его настоящая фамилия? Ведь есть же у него человеческое имя, отчество…
— Есть… Шурупчиков Вениамин Русимович… Маму его звали — Шура Шурупчикова. Мои родители почему-то смеялись. А зачем он тебе?
— Хочу провести переговоры…
— Переговоры?
— Хотя бы узнать, жива ли Тамара. Вот кто мне нужен!
— Нужна? — как эхо, обалдело отозвалась Люсьен.
— А что ты удивляешься? Произведем обмен заложниками. Ты пойдешь к своему законному. Ну, не знаю, или к незаконному. Штырь отдаст мне Тамару, и вместе…
— И всех вместе убьет, — докончила Люсьен. — Ты что, не поняла, на что он способен?
— Я-то поняла…
— Я тоже поняла: после того, как он приказал стрелять, никогда в жизни к нему не вернусь. Пусть убивает. Все. Даже не думай об этом.
Виталик посмотрел на Люсьен с нескрываемым интересом. Видно, не все чувства к жене испепелились в его душе, что-то там такое на дне тлело, по глазам было видно, по нарочито резким словам и жестам. Кажется, дунь хорошенько — и былые страсти-мордасти вспыхнут в нем с новой силой. Уж не ты ли собираешься поработать ветром, Танечка? Не слишком ли много берешь на себя общественной нагрузки, помимо основной работы?
— Ты считаешь, мне больше делать нечего, как думать о твоих личных проблемах? — сказала я Люсьен жестко. — Извини, но не сейчас. Убиты люди. Нужно что-то делать, пока нас самих не перебили.
— А разве нельзя как-нибудь по-нормальному? Подключить милицию, засадить всех этих гадов до конца жизни? — Люсьен уже кричала во весь голос. Оказывается, есть у нее голосок — прорезается в моменты опасности. — Ну почему нельзя по-хорошему?
— А ты дашь показания в суде? — спросила я Люсьен напрямую. — В подробностях, обо всем, что видела сегодня и вообще о чем еще знаешь?
— Клянусь чем угодно. Дам. Больше молчать не буду, — и Люсьен оглянулась на Виталю, который только пожал плечами, давая понять, что эта история его не касается. Но лицо у Виталика при этом было уже не столь хмурым и непримиримым.
— А почему молчала, когда ту девицу в бассейне изнасиловали? Да и другого, я думаю, немало чего было…
— Боялась. И потом, я думала, что он любит меня. Что меня такое никогда не коснется, — прошептала Люсьен. — Я жила сама по себе. Иногда даже из комнаты не выходила, когда все там собирались…
— Сука. Блядь, — прокомментировал Виталий. Но без особой злости, совсем как-то буднично. Люсьен сделала вид, что не услышала.
— Но теперь у меня выхода нет. Мы еще по дороге когда шли… я для себя решила. К маме пойду жить. Или одна. Лучше пусть убивает, — поджала свои красиво очерченные губки Люсьен.
— Интересно, на какие шиши? — не удержался и встрял Виталя. — Ты ж с детства привыкла, чтобы мужики тебя из ложки кормили и одевали? Помнишь, какие ты скандалы устраивала из-за разных тряпок? Я сразу понял, что твой бандит барахлом тебя купил, чтобы трахать. Смотри-ка, какие камушки на пальцах сверкают!..
— Не превращайся в бабу, — строго сказала я Виталику, который не вовремя увлекся семейной сценой. К чести Люсьен, она ничего не ответила бывшему мужу и изо всех сил сдерживалась, чтобы унизительно не разрыдаться. Молодец, Шехерезада, — держись, нечего перед ними в слезах захлебываться. Я и глазом моргнуть не успела, как Люсьен сорвала с пальца кольцо и швырнула его Виталику в лицо. Правда, в бывшего супруга колечко не попало, а, сделав дугу над его плечом, с одним бульком погрузилось в удивительный аквариум Вахтанга. Некоторое время я наблюдала, как кольцо с камешком, похожим на бриллиант, покрутилось в пузырьках воздуха, затем мягко упало на широкий, гладкий лист какой-то диковинной водоросли (было такое ощущение, что каждая травинка и отборный камушек в этом бассейне оцениваются в долларовом эквиваленте), начало скатываться вниз… Вдруг из пушистых водных кущ выставилась перламутровая голова какой-то рыбины, которая открыла пасть, заглотила кольцо и тут же ретировалась назад. Это было так неожиданно и забавно, что все мы невольно рассмеялись.
— Черт, надо сказать Вахтангу, чтобы не выбрасывал эту тварь сразу, когда она помрет, — проговорил Виталик сквозь смех. — Пусть поймает Золотую рыбку…
— А если не сдохнет?
— Ты попробуй еще сережки брось — может, она только драгоценностями питается? Не зря же так сияет…
— Ой, не к добру мы смеемся. Точно не к добру, — первой очнулась Люсьен. — Что делать-то будем?
— Выбор — не очень большой — у тебя есть. Насколько я поняла, ты хочешь посадить своего Штыря и тем самым окончательно избавиться от него, так? Но для этого его еще надо отловить и доказать вину по всем пунктам, чтоб передать дело в суд. Ты можешь сейчас пойти в милицию, сделать официальное заявление о случившемся и ждать, когда они сработают…
— Ждать своей смерти, — отозвалась Люсьен.
— Второй вариант — работать с нами, со мной. Провести независимое расследование и собрать нужные факты и доказательства, чтобы передать в суд уже готовенькое дело. Вероятно, что именно Штырь охотился на тебя, Виталик. Но пока только вероятно — и ничего не доказано. Полную безопасность я гарантировать никому не могу. Потому что у меня самой ее нет, ты сама видела. Скорее всего тебе придется вернуться на время к твоему… Шурупчикову, пока он не озверел окончательно, и попытаться кое-что узнать самостоятельно. Побыть нашим засланцем Штирлицем, подполковником Исаевым.
Я попыталась шуткой закончить свое обращение к Люсьен, давая понять, что действительно предоставляю ей полную свободу выбора. В конце концов, если не брать во внимание мои смутные подозрения за пиршественным столом о том, что Люсьен заранее знала про готовящееся покушение, то у меня нет никаких оснований держать под арестом заложницу, благодаря которой мне самой к тому же удалось скрыться от бандюг.
Но теперь я все же больше склонялась к мысли, что за столом у меня сработало подсознательное чувство опасности, которое утраивает обоняние, зрение и слух, возводит в степень преувеличения любые слова и жесты. Возможно, Люсьен просто сама испытывала точь-в-точь такие же недобрые предчувствия и сидела, сжавшись в нервный комок. Пока у меня против нее нет никаких конкретных обвинений. Наоборот, если бы она была соучастницей штыревских дел, то могла бы сто раз сбежать с печи, пока я там заснула, и не переться со мной на лыжах сквозь пургу…
Чтобы показать, что не собираюсь никак влиять на выбор Люсьен между целым отделением милиции (вот они перед глазами: машины с мигалками, собаки, оцепление, пятнистые тужурки) и частным детективом в сомнительном прозрачном халатике, я нарочно отвернулась и стала разглядывать аквариум с рыбками.
Знакомая перламутровая рыба величиной с ладонь медленно проплыла вдоль передней стенки, розовое брюхо ее было теперь подозрительно раздуто… Интересно, что она сейчас ощущает, имея в животе кусок золота с острым камнем? Плавные движения хвоста выражали само спокойствие, слегка выпученные глаза смотрели на водный мир с привычным равнодушием. Вот и учитель по карате, мой сенсей, говорил, что у рыб многому можно научиться: они только кажутся холодными и безмозглыми, а на самом деле — просто умеют держать за броней-чешуей все тайны своей жизни.
Похоже, выбор дался Люсьен не просто — она ведь твердо решила с этого дня ничего общего со Штырем не иметь, а тут надо снова возвращаться в его дом, в постель. Еще неизвестно, как он посмотрит на это возвращение. Не придушил бы сгоряча. Он ведь по фамилии хоть и Шурупчиков, да зато папка его был каким-то восточным Русимом. Нет уж, пока я не полезу дальше на его генеалогическое древо, обойдусь без подробных познаний. Или этот Штырь Русимович, наоборот, будет просить прощения у Люсьен, валяться в ногах? Ведь вон как вцепился в девчонку, много лет не выпускает, хотя мог бы уже сотню-другую красоток за это время разменять…
— Я с вами. Подыхать, так с музыкой, — наконец отозвалась Люсьен и вопросительно взглянула на Виталю. Тот отвернулся, не выдав своим красивым, холеным лицом никаких эмоций. Как рыба перламутровая: не поймешь, что делается там у него внутри, под одеждой. Хм, под одеждой у него… Нет, про это сейчас не будем.
— Ты должна делать вид, что не слышала команды открывать огонь. Запомни, ничего не было. Тебя схватили. Потом связали и куда-то увезли. Теперь возвращают. Ты меня ненавидишь, ничего не знаешь. Просто радуешься, что вернулась домой. Штыря нужно хотя бы немного утихомирить.
