и новый приступ боли пронзает меня, как битое стекло по лепестку цветка. Я рычу от агонии и поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как Кадмус дрожит и подергивается. Его зрачки расширяются с каждой минутой.
Рыдая сквозь сокращения и стягивание моих мышц, я не замечаю, что Кадмус навис надо мной, пока его дыхание не касается моей шеи.
— Ш-ш-ш, — говорит он, и я знаю, что он видит не меня. Если это и так, то это какая-то измененная версия меня, пойманная в ловушку за завесой галлюциногенных свойств наркотика.
— Ты слышишь его, Кали?
Сквозь пелену слез я смотрю на него в ответ и обнаруживаю, что его глаза пусты и расфокусированы, но его вопрос отвлекает достаточно, чтобы заглушить часть боли.
— Кого?
— Валдуса. Его ладонь скользит по моей руке в мягкой ласке, и его слова прогоняют боль, когда я позволяю себе впасть в этот транс.
Прошли месяцы с тех пор, как ко мне прикасались. Месяцы с тех пор, как я отдалась ощущению ладоней на своей коже. Как бы сильно я ни хотела сразиться с ним и оставаться в этом гневе, мое тело безнадежно настроено на его прикосновения, уже настроено на его голос и его запах, который так сильно напоминает мне о Валдисе. Если я закрою глаза, я могу представить моего любимого Альфу. Его руки на мне. Его дыхание на моей коже.
Это неправильно. Все неправильно.
— Нет! Я отворачиваюсь от него, мои губы скривились в отвращении.
— Не смей так прикасаться ко мне. Я не хочу нежности от тебя. Я не хочу наслаждаться этим. Ты не Валдис! Я поворачиваюсь к нему лицом, замечая, как дрогнул его взгляд, когда я словесно ранила его своим гневом.
— Я хочу ненавидеть каждую минуту этого, Кадмус. Сделай так, чтобы было больно. И напомни мне, почему я никогда не найду его. Слезы текут по моим вискам, когда слова слетают с моих губ.
— Напомните мне, почему я никогда не заслуживала его!
Его челюсть напрягается, мышцы заметно напрягаются от его гнева.
— Он уничтожает тебя. Разрывает тебя на части каждый раз, когда мы остаемся ни с чем!
— И теперь у тебя есть шанс сделать то же самое. Прикончи меня. Уничтожь меня, как ты обещал тогда, в Калико. Ты получаешь удовольствие от боли, верно? Итак, теперь у тебя есть шанс!
— Моя боль, не твоя! Глаза пылают яростью, он наклоняется к моему лицу, ноздри раздуваются, как у разъяренного быка.
Я вызывающе вздергиваю подбородок, выдерживая его взгляд. — Что ж, я даю тебе разрешение. Так сделай это.
— Он сдался, Кали! Слова обрушиваются на меня, как кувалда, взмахнув из ниоткуда, и я мгновение сижу ошеломленная, задаваясь вопросом, правильно ли я его расслышала.
— В ту ночь, когда они пришли за нами у водопада. Титус сказал мне, что он сдался. Добровольно. Тихо, без борьбы.
Мои мышцы вибрируют от напряжения, танцуя вокруг слов, которые повергают меня в шок. Боль в моем чреве усиливается, и я сворачиваюсь калачиком, сосредотачиваясь на вдохах, которые с трепетом входят и выходят из моих легких.
— Он бы сдался, только если бы думал, что это спасло бы нас, и ты это знаешь. Несмотря на боль, я выдавливаю из себя слова для Валдиса.
— Имеет ли это значение? Суть в том, что он там, где хотел быть. Он решил вернуться туда, Кали. Пришло время тебе отпустить его.
— Пошел… ты, Кадмус. Крик вырывается у меня из зубов от боли, достаточно резкой, чтобы привлечь мое внимание и вызвать слезы на моих глазах.
— Это то, чего ты хочешь? Он стискивает зубы, усмехаясь, в то время как его плечо дергается от расстегивания брюк.
— Тебе нужно продолжать наказывать себя за него? Прекрасно. Я буду гребаным плохим парнем. Я буду тем, кого ты ненавидишь. Ясность в его голосе сбивает с толку, учитывая рассеянное выражение его лица, и мне приходит в голову, что это то, что Кадмусу нужно сделать, чтобы помочь мне.
Сильные ладони сжимают мое другое бедро, и он прижимается ко мне своими бедрами.
Я отворачиваю от него голову, позволяя боли уничтожить меня изнутри. Мое тело содрогается от грубого обращения Кадмуса, когда он срывает с меня штаны и рычит от разочарования.
Мне это нужно. Мне нужна эта боль. Этот гнев. Это унижение и отвращение. Я хочу, чтобы это просочилось под мою кожу и отравило каждую частичку меня, которая поддерживала надежду для Валдиса.
Я обвиваю руками его шею и позволяю ему посадить меня к себе на колени, пока я не оседлаю его бедра. На мгновение я невесома, не обременена страданиями, в которых просыпаюсь каждый день с той ночи.
Мои мышцы болят от прикосновения грубых рук, и я ненавижу, что мое лоно пульсирует от потребности ощутить его внутри себя, уводящего меня от этой тьмы и навязчивой правды, которая каждую ночь маячит на горизонте. Я провожу руками по его плечам и ищу металлический аромат Валдиса на его коже.
Его телосложение напоминает мне Валдиса, такая же грубо скроенная ткань Альфы, испещренная шрамами, поскольку я мысленно вспоминаю каждый на избитом теле Валдиса. Мысль о нем вызывает еще больше слез, и я, наконец, ломаюсь. Рыдание разрывает мою грудь, пока я сижу и жду, когда Кадмус войдет в меня так же жестоко, как я представляла секс с ним. Чтобы пронзить меня в ярости и ревности.
Вместо этого нежный палец проводит по моему виску, и я поднимаю взгляд туда, где в его глазах блестят слезы.
— Пожалуйста, не плачь, Кали. Я не могу этого сделать. Не для тебя.
— Мне нужно, чтобы ты сделал это. Я не могу неделями страдать, как Нила.
— Не так. Его брови вздрагивают, мускулы дрожат, и тогда я понимаю, что он говорит это не для меня. Я запустила в нем спусковой крючок. Заставила его вернуться в то темное убежище, которое грозит затянуть его туда навсегда.
Моя грудь сжимается от очередного всхлипа, но я наклоняюсь вперед и целую его в щеку.
— Мне жаль.
Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы увидеть слезы в его глазах, и я знаю, что он не полностью поддался наркотику. Он заставляет себя утешать меня, несмотря на то, какие ужасные визуальные эффекты это вызывает у него в памяти.
Я сделала это с ним. Запихнула его обратно в то место, откуда, казалось, потребовалось так много времени, чтобы вытащить его.
Кадмус опускает меня обратно на одеяла, печаль и конфликт горят в его глазах, когда он смотрит на меня сверху вниз.
— Я тоже сожалею. Я сожалею обо всем. О том, что я сказал. Что я натворил.
Он вынес столько же, сколько любой из нас, сражался так же упорно, как Титус, и выполнил все задания, о которых я его просила. Он этого не заслуживает.
— Кадмус … Если то, что ты говоришь, правда… Я пытаюсь не плакать, но я не могу справиться с
