— Она не приняла новое имя и не сбросила старое, — сказала молодая волчица с синим лицом. — Она не может вернуться назад и не может идти вперед. Лучше бросим ее в лесу.
— Лучше бросим в лесу, — словно жуткое эхо, прокудахтала Айноук. — Сегодня мы не придем за тобой. Ты впитала все, что могла впитать. Ты глупая. Ты труслива, как землеройка.
Юльку трясло от бешенства. Она сама не ожидала от себя таких эмоций. Хотелось выцарапать этим скудоумным гарпиям глаза, надавать им пинков и вернуться домой!
— В яму ее!
Не удалось ни глаза выцарапать, ни даже надавать пинков. Снова привязали камень, легонько скрутили руки и сбросили в зеленую грязь. Во все стороны прыснули кровососы и прочие милые обитатели болота.
— Ты хилая и глупая трусиха, — Марта склонилась над ямой и плюнула Юльке в лицо. — Я поверила в тебя, а ты способна только раздвигать ноги перед мужским хвостом! Ты способна только жрать и спать, больше ни к чему не пригодна! Значит, ты достойна жить только здесь, в вонючей яме!
Они ушли. Они бросили ее. Стало тихо, но девушка не слышала ласкового лесного щебета. Однако слезы высохли, сменившись тихой упрямой яростью. Ярость не находила выхода. Больше не хотелось биться головой, скрежетать зубами и царапать ненавистных дикарок. Хотелось выбраться, во что бы то ни стало!
Что-то свалилось на голову. Затем — на плечо. Юлька скосила глаза и ахнула. На поверхности лужи, задрав лапки, плавали дохлые гусеницы. С корней, сжав конечности в комок, попадали в воду мертвые пауки.
Она убила их!
Убила. Впервые в жизни раздавила насекомое, не притронувшись к нему! Неожиданно юная волчица сделала еще одно открытие: веревки на ногах лопнули. Она слишком хотела освободиться, слишком ненавидела эту проклятую гирю с проушиной, которую ей подвешивали к ногам каждое утро. Камень утонул, теперь ей не грозит захлебнуться. Предстоял долгий путь наверх, по скользким корням, упираясь пятками в норы грызунов…
Но в яме еще оставалось полно живых. И некоторые были вовсе не прочь полакомиться свежей человеческой кровью! Они спешили к пленнице на тонких ножках, спешили на жестких крыльях, плыли в толще грязной воды, выставив впереди ядовитые хоботки.
Черт побери! Эти сволочные старухи сегодня намазали ее другой мазью. Другой запах, иная консистенция. Кажется, они всерьез собрались ее прикончить, ликвидировать, как ненужный, отработанный материал!
Юлька перевела дух. В ушах до сих пор кипели оскорбительные слова Марты. Ну уж нет, она не подстилка, она им всем покажет! Вот только надо разобраться, как все это работает…
Она мысленно нацелилась на иссиня-черную пиявку. Та задумчиво плыла среди мелкого лесного мусора, сокращаясь, как змея.
— Умри! — На сей раз это был не только словесный приказ. Юлька отчетливо увидела, как внутри пиявки замирает пульсация крови.
— Умри! — Оказалось, что вместо глупого приказания губы шепчут совсем иное. Круглый паук с торчащими бусинками-глазками бросил паутину и мертвым комком свалился в жижу. Губы шептали формулу, которую она безуспешно пыталась выучить всю неделю. Еще вчера воздушные слова чужого языка упорно не давались, а сейчас оказалось вдруг, что заклятие уже отложилось в голове…
— Я справилась… — Девушка не могла сдержать слез. Ее начало колотить, точно в сильном ознобе, хотя Корона висела в зените, испепеляя пересохшие джунгли.
— Я сумела… я справилась… у меня получилось! Эй, кто-нибудь! Слышите, вы? Куда вы делись? Эй, Кесе-Кесе, как тебя там, старая чертовка!
Она расслабила мышцы, прислушалась. Ответом был неумолчный рев тропического леса. Птичий гомон, хруст веток, топот зверья. Стрекотание мириадов членистоногих, перепончатокрылых и прочих мелких неприятных существ. Ее слух внезапно до предела обострился. Юлька слышала, как неподалеку пробивается сквозь землю крот, как плещется рыба в ручье, как схватились насмерть в брачном поединке два древогрыза…
Оказалось, что слушать такое количество звуков — не самое приятное занятие, но еще тяжелее терпеть великую массу запахов. Перед носом словно отворили заслонку, раньше наглухо забитую! Пленница стала невольно вдыхать ртом.
— Эй, у меня получилось! Я убила их, видите? — завопила она. Точнее, планировала завопить, поскольку из охрипшего горла вырвалось лишь неровное карканье.
Как же выбраться из этой ледяной купели?
Ледяной? Неожиданно губы сами зашептали слова другой формулы. Минуты не прошло, как холодная болотная вода вокруг Юльки стала нагреваться. Еще минуту спустя от девушки повалил пар, яма стремительно мелела. Вода испарялась и, как сквозь носик чайника, со свистом вырывалась вверх. Стены глиняной бутыли потрескались, осыпались, по ним стало легко выбраться наружу.
Она выбралась и без сил повалилась на цветочный ковер.
Сестры-волчицы никуда не сбежали. Они все были здесь. Смотрели на нее молча, понимающе. Только Марта еле заметно улыбнулась и подмигнула. Юлька на нее уже не сердилась, понимала, что так было надо. Оскорбить, обозвать, встряхнуть ее неверие!
Колдуньи погалдели между собой, самую молодую куда-то услали. Юльку окатили водой и небрежно бросили на солнцепеке. Диалога культур по-прежнему не получалось, питерская ведьмочка констатировала, что понимает процентов шестьдесят сказанного, но сама за две недели выучила всего пять слов. И даже эти пять слов, произнесенные ею, жители деревни понимали со второго захода. Красные волчицы уселись, раскинули мелкие блестящие камушки. Затем, не успела девушка опомниться, ее схватили, просунули голову в петлю и повесили на ближайшем суку. Под ногами оказался замшелый чурбан. Пальцы ног едва доставали до неустойчивой опоры.
— Вот дьявол… Вы меня хотите повесить? За что? Что я вам сделала?
— Мы хотим, чтобы ты родилась заново, — сказала Сестра-волчица, та, что красила лицо в синий цвет. — Когда ты родишься заново, ты обретешь Имя. Ты станешь Женщиной-грозой.
И выбили из-под нее чурбан.
7
Ликбез для юзеров
— Драться ты не умеешь, — подвела я невеселый итог, когда доктор Ромашка в шестой раз очутился на земле. В который раз мы пытались с ним фехтовать на палках.
— Я настолько безнадежен, что мне нельзя доверить даже кинжал? — обиделся Толик.
— Ты не безнадежен. Ты стар. Но махайру я тебе дам.
— Ста-ар?! — выпучил глаза поверженный хирург. — Кто же тогда господин Саади, если я у вас старый?
— Дом Саади — величайший из воинов-огнепоклонников. — Я не обиделась за своего возлюбленного. — Он учился драться и говорить одновременно. Парсы из его рода едят и спят в седле. В его роду считается позором, если ты не попадаешь двумя стрелами в одну бегущую песочную лисицу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
