- Он женат.
- Нет, милочка, - сказала мать.
- Собирается жениться?
- Нет, милочка, насколько мне известно. Но его хозяин и друг женился. О, мы можем пожелать ему счастья! Мы можем им всем пожелать счастья! вскричала старуха в сильном возбуждении. - Нам всем эта женитьба принесет счастье. Попомни мои слова.
Дочь смотрела на нее и ждала объяснения.
- Но ты промокла и устала, тебе хочется есть и пить, - сказала мать, ковыляя к шкафу. - А здесь мало что найдется, и тут тоже, - она опустила руку в карман и выложила на стол несколько полупенсовиков, - да, тут тоже. Элис, милочка, у тебя нет денег?
Алчное, хитрое, напряженное выражение, появившееся на лице у старухи, когда она задавала этот вопрос и следила за тем, как дочь достает из-за пазухи недавно полученный подарок, бросило свет на отношения между матерью и дочерью едва ли менее яркий, чем слова, сказанные раньше дочерью.
- Это все? - спросила мать.
- Больше у меня ничего нет. И этого бы не было, если бы мне не подали милостыню.
- Если бы не подали милостыню, дорогая? - повторила старуха, жадно склоняясь над столом, чтобы посмотреть на деньги, как будто не доверяя дочери, которая все еще держала их в руке. - Гм! Шесть и шесть - двенадцать, и шесть - восемнадцать... так... Нужно потратить их, и потратить расчетливо. Пойду куплю чего-нибудь поесть и выпить.
С большим проворством, чем можно было ожидать от нее, судя по виду ибо старость и нищета сделали ее не менее дряхлой, чем уродливой, - она завязала дрожащими руками ленты старой шляпки и завернулась в изодранную шаль, все с тою же алчностью глядя на деньги в руке дочери.
- Какое счастье принесет нам эта женитьба, матушка? - спросила дочь. Вы мне так и не сказали.
- Счастье для нас в том, - ответила та, дрожащими пальцами оправляя шаль, - что любви там вовсе нет, моя милочка, но зато много гордости и ненависти. Счастье в том, что между ними нелады и борьба, и им грозит опасность - опасность, Элис!
- Какая опасность?
- Я видела то, что видела! Я знаю то, что знаю! - захихикала мать. Пусть кое-кто смотрит в оба! Пусть кое-кто остерегается. Моя дочка, быть может, еще попадет в хорошее общество.
Затем, видя, что дочь, смотревшая на нее серьезно и недоумевающе, невольно сжала руку, в которой были деньги, старуха засуетилась, чтобы поскорее их получить, и торопливо добавила:
- Ну я пойду куплю чего-нибудь. Пойду куплю чего-нибудь.
Пока она стояла с протянутой рукой перед дочерью, та, взглянув еще раз на деньги, поцеловала их, прежде чем с ними расстаться.
- Как, Эли! Ты их целуешь? - хихикнула старуха. - Вот это похоже на меня! Я это часто делаю. О, они нам приносят столько добра! - И она прижала к обвисшей груди потускневшие полупенсовики. - Столько всякого добра они нам приносят, жаль только, что не текут к нам потоком!
- Я их целую сейчас, матушка, - сказала дочь, - вряд ли я когда-нибудь делала это раньше, - ради той, которая мне их дала.
- Ради той, которая их дала, милочка? - повторила старуха, чьи тусклые глаза вспыхнули, когда она взяла деньги. - Я тоже их целую ради того, кто дает, если это может заставить его раскошелиться. Но я пойду истрачу их, милочка. Я сейчас вернусь.
- Вы, кажется, сказали, что много знаете, матушка, - заметила дочь, провожая ее взглядом до двери. - Вы стали мудрой с тех пор, как мы расстались.
- Знаю! - прокаркала старуха, отступая на шаг от двери. - Я знаю больше, чем ты думаешь. Я знаю больше, чем он думает, милочка, и об этом я тебе скоро расскажу. Я все о нем знаю.
Дочь недоверчиво улыбнулась.
- Я знаю его брата, Элис, - сказала старуха, вытянув шею со злорадством поистине страшным, - который мог бы очутиться там, где была ты, - за кражу. Он живет со своей сестрой на Северной дороге, за городом.
- Где?
- На Северной дороге, за городом, милочка. Если хочешь, можешь увидеть их дом. Похвастаться нечем, хотя у того, другого, - дом отменный... Нет, нет! - воскликнула старуха, качая головой и смеясь, потому что ее дочь вскочила со стула. - Не сейчас! Это слишком далеко; это у придорожного столба, где свалены в кучу камни... 3aвтра милочка, если погода будет хорошая и тебе захочется посмотреть. Но я пойду истрачу...
- Стойте! - Дочь бросилась к ней с бешенством, снова вспыхнувшим, как огонь. - Сестра - красивая чертовка с каштановыми волосами?
Старуха, удивленная и испуганная, кивнула головой.
- В ее лице есть что-то от него! Это красный дом, стоит в стороне. Перед дверью зеленое крылечко. Снова старуха кивнула.
- На котором я сегодня сидела! Отдайте назад деньги.
- Элис! Милочка!
- Отдайте деньги, не то вам не поздоровится!
С этими словами она вырвала деньги из рук старухи и, совершенно равнодушная к ее жалобам и мольбам, надела плащ и стремительно выбежала из дому.
Мать, прихрамывая, последовала за ней, стараясь не отставать и уговаривая ее, но эти уговоры производили на нее не больше впечатления, чем ветер, дождь и мрак, окутавший их. Упрямо и злобно стремясь к своей цели, равнодушная ко всему остальному, дочь не обращала внимания на непогоду и расстояние, как будто забыв об усталости и пройденном пути, и спешила к дому, где ей была оказана помощь. После четверти часа ходьбы старуха, выбившись из сил и запыхавшись, осмелилась уцепиться рукой за ее юбку; но на большее она не отважилась, и они молча шли под дождем и во тьме. Если у матери изредка срывалась жалоба, она сейчас же ее заглушала, опасаясь, что дочь убежит и бросит ее здесь одну; а дочь не нарушала молчания.
Был двенадцатый час ночи, когда они оставили позади городские улицы и вышли на те пустыри, среди которых находился дом. Мрак здесь был еще гуще, город раскинулся вдали, призрачный и хмурый; холодный ветер завывал на просторе; все вокруг было черно, дико, пустынно.
- Вот подходящее место для меня! - сказала дочь, останавливаясь, чтобы оглянуться. - Я уже подумала об ртом, когда была здесь сегодня.
- Элис, милочка! - воскликнула мать, тихонько дергая ее за юбку. Элис!
- Ну, что еще, матушка?
- Не отдавай денег, милая. Пожалуйста, не отдавай. Мы не можем это делать. Нам надо поужинать, милочка. Деньги - это деньги, кто бы их ни дал. Скажи им все, что хочешь, но деньги оставь себе.
- Смотрите! - сказала в ответ дочь. - Вот дом, о котором я говорила. Это он?
Старуха утвердительно кивнула головой, и, пройдя еще несколько шагов, они подошли к запертой двери. Комната, где Элис сушила платье, была освещена пламенем камина и свечой; и когда она постучала в дверь, из этой комнаты вышел Джон Каркер.
Он удивился, увидав таких посетителей в столь поздний час, и спросил Элис, что ей нужно.
- Мне нужна ваша сестра, - сказала она. - Женщина, которая дала мне сегодня деньги. На громкий ее голос вышла Хэриет.
- О! - воскликнула Элис. - Вы здесь! Вы меня помните?
- Да, - с недоумением ответила та.
Лицо, которое днем было смиренно обращено к ней, дышало теперь такой неукротимой ненавистью и презрением и рука, несколько часов назад мягко касавшаяся ее плеча, сжалась в кулак с такою злобой, что Хэриет, ища Защиты, прижалась к брату.
- Как могла я говорить с вами и вас не узнать! Как могла я приблизиться к вам и не почувствовать по жару в моей крови, чья кровь течет в ваших жилах1 - воскликнула Элис угрожающе взмахнув рукой.
- Что вы хотите сказать? Что я сделала?
- Что вы сделали? - отозвалась та. - Вы посадили меня к своему очагу. Вы накормили меня и дали мне денег. Вы из жалости подарили мне свое сострадание! Вы, на чье имя я плюю!
Старуха со злорадством, делавшим ее безобразное лицо поистине страшным, погрозила брату и сестре своею иссохшей рукой в подтверждение слов дочери, но в то же время снова дернула ее за юбку, умоляя оставить у себя деньги.
- Если я уронила слезу на вашу руку, пусть она ее иссушит! Если я сказала вам ласковое слово, пусть оно вас оглушит! Если я прикоснулась к вам губами, пусть это прикосновение будет для вас ядом! Проклятье на этот дом, где мне дали приют! Горе и позор на вашу голову! Да погибнут все ваши близкие!
Произнеся эти слова, она бросила на землю деньги и отшвырнула их ногой.
- Я втаптываю их в грязь! Я бы их не взяла, даже если бы они открывали мне путь к небу! О, лучше бы окровавленная нога, из-за которой я пришла сюда сегодня, сгнила прежде, чем привела меня в ваш дом!
Хэриет, бледная и дрожащая, удерживала брата и не перебивала ее.
- А вышло так, что в первый час моего возвращения меня пожалели и простили вы, носящая это имя! Вышло так, что вы обошлись со мной, как милая, добрая леди! Я вас поблагодарю, когда буду умирать. Я помолюсь за вас и за весь ваш род, можете быть в этом уверены!
Злобно взмахнув рукой, как будто окропляя ненавистью землю и обрекая на гибель тех, кто перед ней стоял, она бросила взгляд на черное небо и ушла в ненастную ночь.
Мать, тщетно дергавшая ее за юбку и с неутолимой алчностью смотревшая на лежащие у порога деньги, которые, казалось, поглощали все ее внимание, готова была слоняться вокруг, пока угаснут в доме огни, а потом ощупью искать деньги в грязи, надеясь вновь ими завладеть. Но дочь увлекла ее за собой, и они немедленно отправились в обратный путь; дорогой старуха не переставала хныкать, оплакивала потерю и горько сетовала, поскольку хватало у нее храбрости, на свою не признающую долга красавицу дочь, которая оставила ее без ужина в первый же вечер после своего возвращения.
