Миранде вдруг захотелось подружиться с этим мальчуганом.
— Ты уже прочитал молитвы на ночь? — спросила она на свой страх и риск. — Мм… то есть я хотела сказать, девочки уже прочитали и…
— Я тоже их прочитаю, спасибо.
Миранда кивнула, чувствуя себя по-дурацки. Не стоило и пытаться, если было заранее ясно, что все это впустую.
Броди потянул ее к выходу, но на пороге остановился и еще раз обернулся.
— Свет погаси. Очки положи на тумбочку.
Мальчик послушно сделал, как ему было велено.
Броди щелкнул выключателем, погасив верхний свет, и взялся за ручку двери. Но дверь еще не полностью закрылась, когда суровый, молчаливый ковбой, которого Миранда так хорошо знала и так сильно любила, вдруг неловко кашлянул и произнес — сдавленным от эмоций голосом:
— Спокойной ночи, парень.
— Спокойной ночи… — голос мальчугана неуверенно затих, а потом зазвенел с новой силой и решимостью, — Броди.
Они в полном молчании дошли до большой спальни и остановились у самой двери, не зная ни что сказать, ни как выразить свои чувства словами.
— Миранда, я… — наконец заговорил Броди, взяв Миранду за плечи, — я, кажется, так и не поблагодарил тебя за то, что ты согласилась помочь.
Она чуть откинула голову, взглянула ему в лицо сквозь опущенные ресницы:
— Я у тебя в долгу. В очень, очень большом долгу.
Он медленно склонился к ней, ища ее губы, и шепнул:
— Очень, очень большом?
Боль и страдания этого вечера словно придали ей сил, и Миранда, оттолкнув Броди, повернулась лицом к двери и произнесла, не глядя на него:
— И я отдам тебе долг, чем смогу: своей помощью, поддержкой, чем угодно, Броди. Но только не своим телом. Нет. Я не смогу.
А потом она исчезла за порогом пустой спальни и закрыла дверь — тихо, но решительно.
Утро для Миранды наступило слишком быстро. Возможно, потому, что она заснула далеко за полночь.
Прошло немало времени после того, как трое маленьких сорванцов превратились в спящих ангелов, а Миранда продолжала лежать без сна в огромной постели, которую когда-то делила с Броди. Снова увидеть эту кровать, снова прикоснуться к гладкому, любовно отполированному дереву, снова ощутить манящую пуховую мягкость матраса, словно окутывающего тело уютом и негой, — все это было выше ее сил…
Если бы Броди не стоял за дверью спальни, она бы рухнула на постель и оплакала бы все, что уже никогда не случится. Она оплакала бы детей, которых им никогда не зачать на этой кровати, и все те ночи, которых ей уже не провести в объятиях своего мужа. Эти мысли терзали ее добрых полночи. А когда она наконец уснула, то сон ее был беспокойным и тревожным.
Она приехала, чтобы получить согласие Броди на развод. И что же? Она не только ни словом не упомянула об этом, но еще и оказалась с ним под одной крышей, изображая примирение ради удовлетворения какой-то дамы-попечительницы.
Зевая, Миранда тихонько спустилась по задней лестнице на первый этаж. Она пригладила растрепанные волосы, думая, не стоит ли спрятать под макияжем темные круги под глазами.
А ради кого, собственно? — тут же встал перед ней вопрос. Детям и повару все равно, а Броди наверняка уже исчез из дому по хозяйственным делам на ранчо.
Впрочем, и ради Броди прихорашиваться ей тоже нет никакого смысла. Скорее, наоборот, она поступила бы умно, постаравшись произвести как можно худшее впечатление на своего… будущего бывшего мужа. А значит, нужно делать вид, что ей плевать, как она выглядит, напомнила себе Миранда, приближаясь к дверям просторной кухни.
Кухня. Миранда остановилась на пороге и огляделась, окунувшись в воспоминания. Кухня ее матери, приспособленная и для семьи, и для большого ранчо, — эта огромная кухня со всевозможными бытовыми приборами и устройствами была предметом зависти любой хозяйки в этой части Техаса.
Утреннее солнце заливало блестящий линолеум «под кирпич» на полу, дубовые шкафы, кастрюли из нержавейки с такими же сверкающими крышками. Солнечные лучи отражались и от лысины старого повара, который забавно пританцовывал у глубокой двойной раковины.
— Доброе утро, Хрустик, — весело пропела Миранда, устроившись на высоком табурете у кухонного бара.
— И вам доброе, миссис Сайкс. Хорошо спалось дома? — Его угловатые локти так и ходили туда-сюда, напомнив Миранде движения сверчка. Хрустик остервенело тер закоптившееся дно сковороды.
— Отлично спалось, спасибо, — соврала она и нахмурилась, наблюдая за его яростной работой. — Мм… не хочу вмешиваться не в свое дело, Хрустик, но чугунную сковороду не стоит мыть. Ее нужно чистить сухой тряпкой.
Старик поднял сковороду за ручку, словно это было дамское зеркальце, и заморгал, сморщившись как печеное яблоко:
— Ага, я знаю, миссис Сайкс, только боюсь, тряпочке не справиться с тем, во что превратилась эта сковородка после утренних кукурузных лепешек.
И в качестве доказательства он продемонстрировал Миранде обуглившиеся остатки на дне. Миранда со смехом пожала плечами.
— Хрустик, с этой сковородой не справиться и динамиту.
Он закудахтал в ответ на ее шутку, а потом сунул посудину в полную мыльной воды раковину.
— Вот уж что верно, то верно, мэм. Лучше пусть отмокает, а я пока накормлю вас завтраком.
— Ой, нет-нет, — выпалила она, пожалуй, чересчур быстро. — То есть… я имею в виду, что не хочу доставлять вам столько хлопот.
— Какие там хлопоты… — Он вытер руки о повязанное вокруг пояса полотенце. — В момент сварим пару яиц и сосиски и… Вы любите овсянку?
— Да, я люблю овсянку, но… — Она оборвала себя. Хватит уже мямлить и запинаться. — Хрустик, я не хотела бы оскорбить вас в лучших чувствах, но, думаю, мне нужно самой готовить для себя и детей.
Самодельный фартук-полотенце выпал из его пальцев и накрыл худые ноги в темных джинсах.
Вытянув руку, чтобы остановить возможные возражения, Миранда быстро проговорила:
— Понимаете, у моей мамы было так заведено. Повар готовил для работников, а она обслуживала семью. Мне хотелось бы последовать ее примеру.
— В чем дело, миссис Сайкс, неужто вы боитесь есть мою еду?
— Ну что вы, Хрустик, уверена, что вы прекрасно готовите. — Она сглотнула, как будто боялась подавиться своим враньем. — Просто растущему организму требуется совсем другая пища, чем людям физического труда — тем, кто работает на ранчо.
Хрустик покачал головой и недоверчиво присвистнул.
— Есть и еще причина, почему я хочу готовить для детей отдельно. Мне кажется, очень важно, чтобы мы ели вместе, в гостиной, как настоящая семья. Вы наверняка понимаете, что это просто необходимо.
