руки в карманы и медленно пошел за намеченным господином.
Тот шел в хорошем пальто, в хорошей шляпе, с портфелем под мышкой. Он шел тихо, низко опустив голову, видимо не замечая окружающих. Ж. раза два перегнал его и заглянул ему в лицо. Это был мужчина лет 36, с усталым, грустным лицом. Глубокая складка лежала между его бровями, служа как бы продолжением красивого тонкого носа. У него был гладко выбритый подбородок, маленькие баки и короткие усы рыжеватого оттенка.
Ж. следовал за ним неотступно.
Господин дошел до Морской, свернул в нее и, пройдя до Гороховой, скрылся в подъезде Страхового общества. Ж. потер от удовольствия руки. Служит ли он тут, зашел ли по делу страхования, во всяком случае он теперь от него уже не скроется.
Он перешел улицу и подошел к стоящему у дверей швейцару.
– Скажите, пожалуйста, – спросил он, доставая 20 копеек, – ведь этот господин, с усами и баками, у вас служит?
Швейцар взял монету:
– Господин Синев?
– Да.
– У нас, инспектором.
– Благодарю вас. Большое жалованье?
Швейцар ухмыльнулся:
– Для двоих хватит. Тысячи четыре наберется.
– Как для двоих? – спросил Ж.
– Потому как они недавно женились, – объяснил швейцар.
– А! Благодарю вас! – сказал Ж. и отошел от подъезда, направляясь в портерную.
Там он сел у окошка, спросил пива и стал внимательно следить за всеми выходившими из дверей.
Тогда еще не было адрес-календарей.
В половине пятого Синев вышел из подъезда и пошел по Гороховой. Ж. уже следовал за ним. Синев взял извозчика. Ж. тотчас взял другого и поехал за ним следом. Они приехали на Серпуховскую улицу, и Синев вошел в подъезд красивого, единственного в то время каменного дома.
– Теперь не уйдешь! – радостно сказал себе Ж. и тотчас явился ко мне с докладом.
Я выслушал его и задумался: взять по одному, да и то такому неверному указанию Соньки, видимо, состоятельного и интеллигентного господина, поступок довольно рискованный. Я предложил Ж. сперва удостовериться, тот ли это человек, который подкупил Соньку-гусара, и если это он, то найти улики. Мы сообща составили план первых действий, потом я отпустил Ж. и стал ждать результатов.
В тот же вечер Ж., не загримированный, но в старом изношенном костюме, сидел в портерной того дома, в котором жил Синев. Он сел подле самой стойки и вступил в беседу с приказчиком, спрашивая, не знает ли он господ, которые лакея ищут, потому как он по этой должности без малого всю жизнь и теперь без места.
– Нет, милый человек, таких у нас нету, – ответил приказчик.
Ж. удивился:
– Такой огромнейший дом, и с парадом, а господ нет!
– Купцы у нас тут живут, контора еще, а из настоящих господ один Синев Яков Степанович. Так им лакея не нужно.
– Есть?
– Не есть, а не для чего. Сами молодые, год как повенчаны, знакомых никого, и со всем у них одна прислуга справляется. Такая шельма! Анюткой звать. У нас всегда с одним фельдфебелем прохлаждается, когда господ нет.
– А, поди, никогда вечером не сидят? Господское житье я знаю…
– Тут не так, – отвечал словоохотливый приказчик. – Между ними будто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Однажды она хотела из окна выброситься, в другой – он чуть не зарезался.
– Что ж это с ними?
Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым какая-то женщина вдруг обернулась.
– Это ты про Синевых? – спросила она приказчика.
Тот кивнул. Женщина внезапно оживилась и, поправив на голове платок, заговорила:
– Про этих господ ты у меня спроси. Я у их всегда белье стираю и всю-то их жизнь во как знаю! Почему они живут так?
Ж. тотчас поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:
– Позвольте познакомиться, Прокофий Степанов, по лакейской должности. – И, садясь подле их стола, прибавил: – Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары! – приказал он приказчику.
Прачка осталась очень довольна. Когда подали раскрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и она тотчас заговорила:
– Господа-то эти душевные очень, да вот поди – не повезло! Барин в ней души не чает, и она в нем, и деньги есть у них, потому что у барина хорошее место, а в доме ужасно что.
– Из-за чего же между ними такая контрреволюция? – спросил Ж.
Прачка нагнулась к нему и понизила голос до шепота:
– Видите ли, она до свадьбы не соблюла себя, он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на коленки и ноги целовать. Тут обнимутся, и оба плакать. Я однажды в три часа проснулась, в прачечную идти. Анютка спит, что мертвая, а там – плач и голоса. Я подошла, и даже жутко стало. Он говорит: «Я тебя убью!» А она отвечает тихо: «Убей!» и тишина вдруг, а потом как он заплачет… Анютка сказывает, и часа бы не прожила, если бы не доход…
Ж. налил в стаканы пива, чокнулся и спросил:
– А из себя красивые?
– И не говорите! Прямо парочка. Она-то такая стройненькая да высоконькая, что твоя березка. Волоса густые да длинные. Брови что угольком выведены, и всегда серьезная. Нет чтобы улыбнуться…
– А сам?
– Тоже видный мужчина. Высокий, статный. Сначала как с бородой был, так еще был красивее.
– Сбрил, что ли? – спросил Ж.
– Совсем! Сказывал, шутя, что барыня не любит. Борода-то из русого волоса, большая была такая…
– Ну, прощенья просим! – поднялся Ж.
– Что ж, уже идете?
– Я еще забреду. Тут, на Клинском живу, – отвечал Ж., – а сейчас мне надо насчет места наведаться.
– Ну, спасибо за угощение!
– Не за что!
Молчавший все время мастеровой вынул изо рта трубку и сказал:
– Теперь уже за нами!
– Пустяки, – отвечал Ж. и, простившись за руку с извозчиком, вышел.
– Обходительный мужчина, – сказала прачка, – приятно в компании посидеть.
– Убийцы найдены! – сказал он и рассказал все вышеописанное.
А обходительный мужчина забежал домой, переоделся и через полчаса уже был у меня.
– Убийцы найдены! – сказал он и рассказал все вышеописанное.
С этих пор не проходило вечера, чтобы Ж. не распил в портерной на Серпуховской 6, 8, а то 12 бутылок пива в дружеской компании за беседой. Он успел, кроме прачки, познакомиться и с обоими дворниками, и с Анюткой, и даже с ее фельдфебелем, и все не могли нахвалиться своим новым приятелем. Анютка успела рассказать Ж. много интересного и нового. Так, они однажды после крупной ссоры словно
