Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я уезжаю на Святую землю, — молвила я, подходя к нему под благословение, — уезжаю и, думаю, уже не вернусь».
Он приблизился ко мне вплотную и трижды поцеловал меня. В каждую щеку. И потом — в лоб.
«И я думаю, что ты больше не вернешься, — сказал он. Уверенно. Словно давно это знал. — Прощай, сестра! Да хранит тебя на твоем пути милость Господня».
Он отстранил меня и двинулся по направлению к церкви. Медленным и размеренным шагом. Строгий. Прямой. Непроницаемый для моей растроганности и теплых слез, которыми я оросила его щеки и руку.
Я стояла и смотрела ему вслед, зная, что никогда уже его больше не увижу. Он так и не изменил ни походку, ни осанку. Пока не подошел к дверям храма. Там он остановился. Обернулся и посмотрел на меня. Затем поднял руку, словно благословляя. Или прощаясь.
«С Богом, Петкана!» — произнес он. И улыбнулся. Как когда-то.
Эту его улыбку, с которой он произнес последние слова прощания, я унесла с собой в своих глазах. Унесла в сердце. Унесла за море. В Святую землю. И еще дальше, туда, куда ведет нас Тот, Кто знает самый лучший путь для каждого из нас.
* * *Море! Безбрежный простор. Непостижимый, как всемогущество вездесущего Бога. Оно всегда влекло меня к себе и пробуждало во мне мысли, устремлявшиеся за дальние горизонты. Еще девочкой я с трепетом взирала на него, постигая величие Творца.
Позднее, по мере роста и созревания, читая книги и ведя умные беседы, я, глядя на море, все чаще размышляла об Отце нашем Небесном. О Его любви к нам, кою явил Он чрез Своего Единородного Сына, Которого и послал научить нас этой любви и Которого потом — из любви к нам — принес в Жертву.
Я размышляла о великой силе и мудрости Бога Отца, явленной через совершенство всего творения. Он создал небо, землю и море и наполнил их дивными чудесами. Предусмотрев все, вплоть до мельчайшей песчинки. И у всего этого есть свои смысл и своя причина существования. И все — совершенно в своей индивидуальности. И одновременно — часть единого замысла.
Пока мы плыли из Царьграда к берегам Палестины, я часто выходила ночами на палубу, чтобы с молитвой на устах дождаться рассвета и узреть тот дивный миг, когда исчезает граница между небом и морем и два лазурных простора становятся единым светом.
Я видела, что наш корабль средь морской пучины подобен ореховой скорлупке, а мы, люди, словно муравьи в ее порах. В эти часы я яснее, чем когда-либо, постигала всю немощь человека. И его зависимость от слепой стихии. «Слаб человек... И легко становится добычей любой угрозы, — шептала я, — в одном только его спасение: положиться на милость и силу Спасителя, на веру свою».
Я думала о том, как Христос шел однажды по волнам морским к ученикам Своим, которые ждали его в ладье. «Если это Ты, Господи, повели мне прийти к Тебе!» — попросил Его апостол Петр. «Ступай!»— позвал его Учитель. И Петр пошел к Нему по воде, как посуху. Но едва он оторвал взгляд от лица Спасителя, как увидел огромную волну, гонимую на него ветром. Испугался — и стал тонуть. «Чего ты устрашился, маловерный?» — укорил его Тот, Кто пришел укрепить нас в вере.
«Где вера ваша?» — вопросил Он апостолов на озере Геннисаретском, когда ладью их стали накрывать могучие волны. Он, одним мановением руки останавливавший бурю, не помешал ее началу. Ибо, если б не было бури, как бы Он показал им, что ветры и волны укрощаются прежде всего в сердце — верой нашей?
«Где вера ваша?» — спросил воскресший Господь у рыбарей с пустыми сетями. Спросил тех, Кого избрал ловцами человеческих душ.
«Где вера твоя?» — мог бы спросить Он каждого из нас.
«Велика ли она, моя вера?» — спрашивала я себя, пока корабль наш приближался к берегам Святой земли. Спрашивала со страхом и трепетом. Прилагая все силы, чтобы разглядеть собственное сердце. И молила Господа о том, чтоб оно всегда было исполнено веры. Дабы не стыдно мне было предстать пред Всевидящим Оком.
* * *Он был со мною, когда я пересекла морскую пучину. И после — когда я путешествовала по Галилее, Самарии и Иудее. Вместе с Ним я прошла до берегов Мертвого моря. И до Иордана.
Везде, где я проходила, был со мною и Он. Я видела Его всюду. Ибо только к Нему и был обращен мой взор.
В моих видениях Он представал таким же, как в книгах. Серьезный. Немного грустный. Со взором, погруженным в то, что дано видеть только Ему.
Ему было ведомо будущее. Он знал, что многие отрекутся от Него и Он будет распят. Знал, что народ и священники иудейские, а также многие властители земные будут оплевывать, побивать камнями и подвергать страшным мукам апостолов и святых Его. И при этом твердить, что «защищают истинную веру и Бога от неверных и лукавых душ». Он знал, каковы люди! И что их в итоге ждет. Знал, как одни из них будут поступать с другими, ссылаясь на Него и Отца Его Небесного.
Поэтому Он никогда не смеялся. Но не раз видели Его плачущим.
Воистину свидетельствую: всюду, где я побывала, был со мною и Он. Совершив паломничество по местам Его земной жизни, я словно воочию узрела эту жизнь.
Я видела Божественного Младенца, возрастающего в Назарете в семье бедного плотника. Видела, как не любят Его сыновья Иосифа, которых Он считал Своими братьями. Как не понимают и не принимают Его те, вместе с кем Он жил все эти годы, пока не отправился в путь, ради коего и был рожден.
Я ощутила всем сердцем боль Его Пречистой Матери, когда Он покинул родной дом. И Ее страх, когда до Нее стали доходить вести о Нем. Одни говорили, что Он пророк и чудотворец, другие обвиняли Его в богохульстве и утверждали, что Он попирает веру их отцов и законы иудейские. Говорили, что Он водит дружбу с недостойными и заявляет, что пришел разлучить человека с отцом его, и мать — с дочерью ее, и невестку — со свекровью ее.
Видела я Его и в пустыне. Как Он постился сорок дней и ночей, борясь с искушениями, призывая в молитвах Отца Своего Небесного. Как искушал Его сатана, предлагая Ему всю славу міра сего. Как Он, будучи голоден, молвил нечистому духу, отвергая его искушение: «Не хлебом единым жив человек, но всяким глаголом, исходящим из уст Божиих!» И добавил: «Отойди от Меня, сатана, ибо писано есть: Господу Богу своему покланяйся и Ему Единому служи!»
Так прогнал Он прочь господина слабостей людских. И, оставшись в силе Духа, отправился дальше по земле Израильской.
Я видела, как шел Он по пыльным и раскаленным солнцем дорогам. А за Ним, как за пастырем, следовало словесное стадо жаждущих утешения и истины.
«Как, должно быть, тяжело было Ему нести свою силу в немощном и подвластном любой болезни человеческом теле, — думала я. — Он шел босой, с непокрытой головой, чтобы быть одинаковым с теми, кто последовал за Ним. Ибо все они были для Него одинаковы. Дети Отца Небесного».
Видела я, как Он стоял посреди народа. И многие, подобно Марии из Магдалы, прикоснувшись к Нему, получали исцеление по вере своей.
Видела, как Он укреплял немощных и убогих и исцелял болящих. Как учил смирению и любви. Учил прощению. И Сам прощал людям их грехи.
Я размышляла о Его милосердии к грешникам и недугующим, ко всему роду людскому, ради спасения которого Он дал Себя распять.
Он был Сыном Божиим, но и Слугой всему человечеству. Ибо все, что Он делал, Он делал для других. Даже будучи распят на кресте, Он думал не о Себе. «Се, Матерь твоя!» — сказал Он самому младшему из учеников Своих, единственному сопровождавшему Его до Голгофы. «Жено, се, сын Твой!» — рек Он Своей Пречистой Матери, поручив Ее отныне любви и заботе Иоанна, понимая, что дом сыновей Иосифовых не может быть Ее домом.
Он просил Отца Своего быть милостивым к людям. «Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят!» — молил Он за них со креста. Он, пришедший научить нас прощению.
Я видела Его в саду Гефсиманском. Стоящего на коленях и молящегося в ту пору, когда ученики Его спали. Изнемогая от муки, Он устремлял взор на небо, «и был пот Его яко же капли крови, каплющие на землю».
«Да будет воля Твоя!» — говорил Он Отцу.
«Да будет воля Твоя!» — говорим порою и мы, люди, вручающие свою судьбу Богу. Но мы-то никогда не знаем до конца, что нас ждет. И до последнего момента не теряем надежды, что Отец наш Небесный, верша Свою волю, угодит и нашей. Будет к нам милостив. И избавит нас от искушения. Избавит от страдания. Или, по крайней мере, уменьшит нашу боль, сделав ее не такой сильной и продолжительной.
А Он знал, какова воля Отца Его! Знал, что Его ждет страшное унижение. Самое ужасное предательство. Невыносимая боль. И все-таки сказал: «Да будет воля Твоя!» Он добровольно пожертвовал Собой, чтобы искупить наши грехи. Принял на Себя муки и страдания, дабы мы могли надеяться на прощение.
Я видела, как Он шел по улицам Иерусалима, согбенный под тяжестью боли и предательства. Видела себя среди Его последователей и задавалась вопросом, как бы я поступила, будь я одним из апостолов. Стала бы спасать от римского суда, разъяренной еврейской толпы и иудейских первосвященников плоть свою, источенную страхом? Или же душу? «Никогда, никогда я бы не отреклась от Тебя!» — повторяла я, молясь коленопреклоненно на Его Гробе в Храме Страстей Христовых. Я чувствовала, что говорю это от чистого сердца. Но знала и то, сколь велика немощь естества человеческого. Не клялся ли и Петр, причем стоя лицом к лицу с Господом? А потом трижды отрекся от Него в течение одной только ночи. Трижды начиная с полночи — и до первых петухов. Как и предсказывал ему Христос.
- Тринадцать писем (ценз. Сороковой день) - Владимир Крупин - Проза
- Божественная комедия. Чистилище - Данте Алигьери - Проза
- Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона - Морис Дрюон - Историческая проза / Проза
- Золотая пучина - Владислав Ляхницкий - Проза