– Сердце у вас есть? – допытывался он. – Ведь я всего-навсего прошу сделать мне маленькое одолжение: войти в соседнюю каюту и проверить, жива ли бедная девушка. Может быть, ей нужна помощь? Может… Пожалуйста, отпустите меня! Или лучше вот что… – Уоррен внезапно перескочил на другую тему: – Мне ужасно хочется…
– Куда он так спешил? – нетерпеливо спросил Уистлер, когда жертву подвели к нему. – Почему он удрал?
Болдуин, на вид очень изнуренный, прямо-таки измученный, смерил Уоррена смущенным взглядом:
– Не знаю, сэр. Ворвался в свою каюту, а когда я вбежал следом, он стоял на коленях на полу, швырял через плечо киноленты и приговаривал: «Пропала! Пропала!»
– Да, – согласился Уоррен и покачал головой, переводя взгляд с Пегги на Моргана. – Наш воришка успел там побывать. И спер то, что хотел.
– Что у вас пропало, молодой человек? – поинтересовался капитан Уистлер. Первый приступ потрясения и ярости у него прошел. Нельзя сказать, что капитан стал кротким, как ягненок, но обида из-за того, что на него так вероломно напали, отчасти уступила место неприятным размышлениям о последствиях этого нападения. Очевидно, в довольно маленьком мозгу капитана четче, чем бутылки из-под виски и апперкоты, отпечаталась мысль о том, что изумрудная побрякушка стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов украдена в то время, когда находилась у него. А лорд Стэртон славится сварливым и раздражительным нравом. И не отличается мягкостью и любовью к ближнему. Капитан Уистлер раздраженно отмахнулся от судового врача, пытавшегося оказать ему первую помощь. Несколько полосок лейкопластыря на его багровом лице можно было сравнить с мазками кисти… скажем, Сезанна. Уистлер прищурил здоровый правый глаз, расправил плечи и хрипло, стараясь держать себя в руках, повторил вопрос:
– Что у вас пропало, молодой человек?
– Не могу вам сказать, – парировал Уоррен. – Все равно это не имеет значения – для вас. Никакой связи с тем, что вор украл у вас, нет. Единственное, о чем я вас прошу, буквально умоляю, – сжальтесь и не бросайте на произвол судьбы бедную девушку. Может быть, она умирает…
– Мистер Уоррен, – было очевидно, что капитан сдерживается из последних сил, – я постараюсь проявить благоразумие… Начну сначала и скажу вам так. Насколько мне известно, на борту корабля находится опасный преступник, который украл у меня предмет, обладающий огромной ценностью…
– Кофорил я тепе, Старый Морш, – вмешался Валвик, мрачно качая головой, – кофорил я тепе: пофесь опъяфление и претупрети всех пассаширов. Витишь, как оно вышло.
– Мне наплевать на то, что вы мне говорили, сэр! Не вмешивайся, Акулье Мясо! Хватит нести чушь и не смей задирать нос, когда говоришь со мной, Акулье Мясо! В старое время я бы тебя… – Уистлер вовремя спохватился. – Кхм!… Не важно. Итак, мистер Уоррен, я продолжаю. Вы – племянник одного выдающегося джентльмена и были особо препоручены моим заботам. Книги мистера Моргана я читал; он уже плавал со мной прежде, и его я знаю. С капитаном Валвиком мы знакомы бог знает сколько лет. Я не пьян и не выжил из ума, сэр. Я не верю, что тот преступник кто-либо из вас. Будьте Добры, зарубите себе это на носу. Однако вот что меня заботит, мистер Уоррен: судя по тому, что мисс Гленн за обедом рассказала мне о вас, вы ведете себя весьма и весьма странно. Да еще вдобавок рассказываете о какой-то молодой особе, которую ударили по затылку! Я требую, чтобы вы рассказали мне все как есть.
– Хорошо! – смиренно согласился Уоррен. – Да, капитан, так будет справедливо; что ж, слушайте. Мы ничего не знаем о том, кто на вас напал. Вот как все произошло. Видите ли, мы были все вместе, когда к нам в каюту неожиданно ввалилась эта незнакомая девушка; она тяжело ранена. Мы поняли, что ее кто-то ударил, поэтому выбежали посмотреть, не удастся ли поймать напавшего на нее. Выйдя на палубу, услышали ваш крик…
Морган поежился. Неплохо для начала! Теперь осторожнее!
– Понятно, – отозвался капитан. – А где вы были тогда?
– А?
– Я спрашиваю, – Уистлер внезапно сделался так похож на старого школьного учителя, что Морган даже вздрогнул, – где вы находились, когда объявилась эта якобы неизвестная женщина? В своей каюте вас не было. Я заглядывал туда, и я знаю.
– Ах да! Понимаю! Да, разумеется, там меня не было, – с некоторой горячностью ответил Уоррен. – Естественно, мы были не там. Мы были в пустой соседней каюте.
– Почему?
– Почему? Ну… словом… понимаете, мы кое-что придумали. Точнее, я, – промямлил Уоррен, тщетно пытаясь найти нужные слова. – То есть я решил, что будет весело. В общем, мы там сидели, черт побери! Можете спросить кого угодно из них. Они вроде как приглядывали за мной, заботились обо мне…
– Приглядывали за вами, так-так, – мрачно повторил капитан Уистлер. – Чем же вы там занимались?
– В основном сидели на полу и играли в города. А потом услышали, как отворилась дверь, ведущая на палубу, и эта девушка, на которую напали, начала звать меня по фамилии. Я не знаю, кто она такая; прежде я видел ее только один раз. – К Уоррену вернулась былая уверенность, и он зачастил: – Единственный раз я видел ее в радиорубке, когда получил радиограмму насчет… хм!… Словом, когда я получил радиограмму… ну, о медведях.
– Каких медведях?
Уоррен задвигал челюстями и бросил отчаянный взгляд на Моргана, взывая о помощи.
– Капитан, ничего странного тут нет, – объяснил последний, стараясь говорить как можно более непринужденно и гладко, хотя к горлу у него подступал комок и возникло чувство, что если Уоррен продолжит свои объяснения, то скоро он сам сойдет с ума. – Естественно, Керт немного расстроен; именно поэтому так невнятно и выражается. Однако все очень просто. Дело, понимаете ли, касается акций. Медведи – это биржевые брокеры, которые играют на понижение; они… мм… наводнили рынок, и его акции упали в цене.
– А, понимаю! Его, значит, волнуют финансовые дела. Да, да, – угрюмо проворчал капитан. – Давайте-ка для начала выясним вот что, мистер Морган. Вы сами-то верите в то, что его безумная история правдива?
– Пойдите и убедитесь сами! – запальчиво вскричал Уоррен. – Именно об этом я и прошу вас с самого начала, если вы дадите себе труд припомнить. Видите, мисс Гленн стоит в моем плаще – она совсем продрогла, и все мы торчим здесь без толку, а бедная девушка там, возможно, умирает. Доктор, вы идете?
– Мы все идем, – решительно заявил капитан. Он поманил рукой обоих подчиненных, и маленькая процессия двинулась к двери. Уоррен держал ее, пока все проходили в коридор. Бледная Пегги, попав в тепло, задрожала и начала тяжело дышать. На мгновение все ослепли от яркого света.
– Все в порядке, пришли, – констатировал Уоррен, прислоняясь к белой стене. Его била крупная дрожь. – Вот здесь ее прихлопнули дверью. Видите, на резиновом покрытии кровь…
Капитан внимательно посмотрел на него:
– Кровь? Какая кровь? Я не вижу никакой крови.
Крови не было, хотя Морган твердо помнил, что она была. Он снял очки, протер их и снова посмотрел на пол – ничего. И вновь у него неприятно заныло под ложечкой. За их дурачеством крылось нечто чудовищное, несущее смерть.
– Но… – В отчаянии Уоррен взмахнул рукой. С мольбой посмотрев на капитана, он распахнул дверь каюты, которая находилась рядом с его собственной.
На потолке горела люстра. Койка, на которой они оставили раненую девушку, была пуста; подушка не смята, постель аккуратно застелена – на простынях ни морщинки, ни складочки. Не было даже испачканного полотенца, которым Пегги вытирала кровь с лица девушки. С вешалки над умывальником свисало чистое белоснежное полотенце.
– Ну? – протянул капитан Уистлер тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Я жду.
Глава 7
В чью каюту?
Это было только начало. От одного вида пустой койки и чистого полотенца – вещей, которые сами по себе вроде бы не особенно должны внушать тревогу, – Морган испытал приступ такого дикого страха, который был ему неведом даже в прошлом, во время расследования дела с восьмеркой мечей и в ходе дела о двух виселицах. Он даже попытался уверить себя в том, что все происходящее – какой-то нелепый розыгрыш.
Но происходящее не было розыгрышем. Впоследствии писатель признавался, что больше всего его тогда потрясли именно белоснежные простыни…
В течение короткого времени, пока все заглядывали в белую каюту, он успел передумать о многом. Та девушка… Морган снова увидел перед собой ее лицо на белой подушке – густые брови, прямые, тяжелые классические черты, искаженные, залитые кровью. Ведь не пригрезилась же она им! В этом не может быть никаких сомнений. Куда же в таком случае подевалась? Возможны три объяснения.
Первое: она пришла в себя, обнаружила, что находится одна в чужой каюте, и перешла к себе. Звучит неубедительно, особенно потому, что ее ранение было тяжелым, а также потому, что всякий нормальный человек на ее месте, очнувшись, позвал бы на помощь, поднял бы шум, на худой конец позвонил бы стюарду – словом, выказал знаки слабости или любопытства. Но самое главное не это. Прежде чем выйти из каюты, она не могла бы застелить постель и переменить белье. Она не застелила бы постель свежими простынями и не надела бы чистую наволочку, уж не говоря о том, что куда-то делось грязное полотенце и точнехонько на его месте появилось новое, чистое. И все же кто-то навел в каюте порядок. Морган вспомнил: когда они укладывали девушку, простыня испачкалась кровью. Еще он помнил, что из-за качки немного виски пролилось на подушку и пододеяльник. Итак, постель перестелили! Но зачем? И кто это сделал?
