Вызванные жесткой экономической реальностью, направленные на спасение экономики страны, действия правительства А. Марковича запустили механизм политического кризиса, который привел Югославию к краху. Через два года страна перестала существовать. Ее территория стала местом кровавых межэтнических конфликтов, унесших десятки тысяч жизней, сделавших беженцами миллионы людей. Во время конфликта между Сербией и Хорватией погибло 20 тыс. человек, 200 тыс. оказалось в положении беженцев, 350 тыс. получило статус перемещенных лиц. Во время боснийской войны погибло 70 тыс. человек, 2 млн человек стали беженцами или были перемещены.[86]
История югославского Кризиса 1990-х годов хорошо описана в литературе и не является предметом данной работы.[87] С точки зрения рассматриваемой проблемы важно то, что она показывает, как в условиях краха авторитарного режима в полиэтнической стране тема национализма, причем и в метрополии, и в тех частях федерации, которые считали себя ущемленными, становится доминирующей.
Со времени балканских войн 1912–1913 гг. обсуждение взаимных территориальных претензий южнославянских народов было под неформальным моральным запретом. Это табу было нарушено лишь в годы, предшествовавшие Второй мировой войне. В условиях авторитарного режима этот запрет нередко подкреплялся жесткими политическими санкциями.[88] Либерализация режима, демократические выборы 1990 г. в республиканские Парламенты сделали использование этого оружия неизбежным. Оно слишком политически эффективно, чтобы его игнорировать и при этом надеяться на успех в борьбе за голоса избирателей.
Важнейшим участником политического процесса, эксплуатирующим идеи радикального национализма, было руководство Сербии. Сербскую компартию в это время возглавлял талантливый, харизматичный, хорошо образованный, имеющий опыт работы в рыночной экономике С. Милошевич. Очевидная в конце 1980-х годов эрозия привлекательности коммунистических идеалов оставляет ему одну возможность сохранить контроль над политической ситуацией в Сербии – эксплуатация темы сербского национализма, ущемленного положения сербов в Югославии, проблем сербских меньшинств в Косово, Боснии, Хорватии.[89] Набрать политический капитал в Белграде на теме искусственности границ республик в Югославии, определенных хорватом И. Тито, необходимости объединения сербов в единое территориально интегрированное государство в это время было нетрудно.
Черновой вариант документа, подготовленного Сербской академией наук в 1986 г., суть которого сводилась к тому, насколько ущемлены интересы сербов в Югославии, – это декларация принципов, которые не могли не быть востребованы политиками в полиэтнической стране, переживающей кризис авторитарного режима. Выдержки из этого документа, названного «Положение Сербии и сербского народа», появились в белградской газете «Вечерние новости» в сентябре 1986 г. Авторы статьи, содержавшей комментарии к нему, уже тогда осознали, что речь идет о наборе идей, попытки реализации которых приведут к «братоубийственной войне и новым потокам крови».[90] Обращение к чувствам национального величия и национальной угнетенности – ядерная бомба в политическом процессе стран, в которых старый режим идет к закату, а развитой системы демократических политических институтов нет.[91]
Проблема молодых демократий, возникающих в полиэтнических странах, состоит в том, что лозунги, которые политически легче всего «продать» неискушенному избирателю, будучи реализованными на практике, опасны. Возражать в Белграде второй половины 1980-х годов против того, что «Сербия должна быть великой» и что «мы нигде не позволим бить сербов», было задачей политически заведомо проигрышной. Продать на политическом рынке идею, что Сербия была и будет великой, что руководство республики никогда не даст обижать сербов в других республиках и автономиях – легко. Если сербский лидер не займет эту нишу, неизбежно найдется политик, который сумеет использовать ее в собственных интересах. В мае 1989 г. сербский парламент избрал С. Милошевича президентом. На референдуме в декабре того же года 86% избирателей высказались в его поддержку.[92]
Нетрудно было предвидеть, что политики в Загребе, Любляне и Сараево с энтузиазмом подхватят эти лозунги, лишь заменив слово «сербы» на слова «хорваты», «словенцы», «боснийские мусульмане». С того момента, как руководство Сербии согласилось принять программу эксплуатации идеи сербского национализма в качестве политико-идеологической базы, судьба Югославии была предрешена. Предъявив территориальные претензии к соседям, лидеры Сербии открыли дорогу к победе националистским лидерам в других республиках, использующим страх перед сербским доминированием и территориальными притязаниями. Войны в Хорватии, Боснии и Косово стали неизбежными. Механизм процесса, сопровождающегося потерей десятков тысяч жизней и вынужденным переселением миллионов человек, запущен.
Политическая агитация, основанная на противопоставлении народов, ранее живших вместе, границы между которыми во многом условны, произвольно установлены недемократическим режимом, стали прологом кровавого конфликта. 25% сербов в Югославии жили вне пределов Сербии. Нетрудно понять, как пропаганда великосербских идей сказалась на отношении к ним в тех республиках, где они были национальным меньшинством. Ответом на великосербскую риторику и территориальные претензии к Хорватии стали репрессии против сербов, традиционно живших в этой республике. Ответ на эти репрессии – действия Югославской народной армии (младший офицерский состав которой в большинстве своем – сербы), направленные на защиту сербского меньшинства. А дальше – война.
Политические процессы, связанные с дезинтеграцией авторитарного режима, сказались на качестве проводимой экономической политики. Начавшиеся в республиках в 1990 г. демократические выборы породили всплеск того, что Р. Дорнбуш и С. Эдварде называли «экономикой популизма».[93] Конкурирующие политические партии соревнуются в том, кто пообещает больше благ избирателям. Начинается эрозия контроля федеральных органов власти над бюджетной и денежной политикой. Инфляция, практически остановленная к концу весны 1990 г., к лету – осени вновь набирает силу. Впрочем, на фоне нарастающего политического хаоса это уже второстепенный фактор…
* * *
Роспуск империй в XX в. – составная часть процесса глобальных изменений, который называется современным экономическим ростом. Людям, попавшим в маховик истории, от этого не легче. Апелляция к их чувствам – сильное средство политической борьбы. Здесь можно вспомнить сталинское – «братья и сестры». В устах человека, погубившего миллионы сограждан, слова звучат кощунственно. И тем не менее это был политически эффективный ход. Такой же, как спекуляции на проблемах русских, оказавшихся за рубежами России, или обращение к постимперскому сознанию.
