«На серых скалах мох да вереск…»
На серых скалах мох да вереск.Светлы безрадостные дали.Здесь сердце усмиренно веритБезгневной и простой печали.Кругом в воде серо-зеленойТакие ж сумрачные шхеры,И солнца диск неопаленныйСклоняется за камень серый.И в ясности, всегда осенней,Звучит безгорестною чайкойТвое ласкательное пенье,Офелия, Суоми, Айко…
<1913>
«Сырые дни. В осенних листьях прелых…»
Сырые дни. В осенних листьях прелыхСкользит нога. И свищет ветр в тени.Плохие песни. Лучше б он не пел их.
На край небес краснеющий взгляни.Лохмотьями кумачными рубахиВисит закат на лужах. Злые дни!
Дрожат деревья в чутком, вещем страхе.Земля, как труп неубранный, лежит,Как труп блудницы, брошенной на плахе.
Глаз выклеван. Какой ужасный вид!Зияет здесь запекшаяся рана.Здесь кровь струёй из синих губ бежит,
Здесь дождь не смыл дешевые румяна.Желтеют груди в синих пятнах все.Припухшая мягка округлость стана.
Вороны гимн поют ее красе.Такой ты будешь поздно или рано.Такими — рано ль, поздно — будем все.
Чу! Крик ворон ты слышишь из тумана.
«Пройдут бессчетные века…»[46]
Пройдут бессчетные века,В глухую бездну время канет,А правосудная рукаКазнить народы не устанет.
Не он ли, сеятель, вложилВ нас семена, и труд, и время;Но грех, как плевел, заглушилЕго спасительное семя.
Когда взойдет его посев,К нам, закосневшим, непробудным,С небес дымящихся слетев,Вострубит ангел гласом трубным.
Мир захлебнется в дымной мгле.Вот небеса уже не сини.Треть человеков на землеПогибнет от звезды Полыни.
Иных знамений и чудесОстатный смертный будет зритель.Зверь исцелен, как бы воскрес.Но близок отомститель.
«Они идут в одеждах пыльно-серых…»
Они идут в одеждах пыльно-серых,В широких складках укрывая лица.Кто раб из них? Кто пышная царица?Ни пола нет, ни возраста в химерах:Они родились в облачных пещерах,Их зачала бесстыдная блудница…
О, будьте прокляты, о, нет, благословенны,Недели кроткие без дум и без тревог.Ваш бог, воистину, есть мира кроткий бог,Бог светлой тишины, бог нищеты смиренной.О, как покинуть вас и как забыть вас могИ в шумный мир уйти, угрюмый и надменный.
«Мы — чада хаоса. Мы — маски карнавала…»
Мы — чада хаоса. Мы — маски карнавала,Слепых безумий воплощенный бред.О царство разума, ты марой жалкой стало,И призрачен огонь твоих пустых побед.
Мы дети хаоса. И снова мы на воле.Снуем, роясь в стихии нам родной.О, древний пращур, мрак, ты снова на престоле,Твой черный стяг взвивается волной.
Извечно дремлем мы во глубине сознанья.Но вот мы вырвались, и нам преграды нет.И мир дневной далек, как светлое преданье,И явью стали мы, мы — воплощенный бред.
Мы кружимся во тьме, сплетаясь в хороводы,Покорны хаосу, владыке своему.Мы провозвестники грядущих дней свободы,Мы отпеваем свет, пророча миру тьму.
«В моих полях пустынно-серых…»
В моих полях пустынно-серых,Где ветер гонит дольний прах,Нет недостатка лишь в химерах.И с ними я в пустых полях.
Драконьи зубы я посеял,Разжав жестокий, страшный зев.И ветер по полю развеялМой приневоленный посев.
И странные взошли химеры:Их стебель ломок, цепок хвост.И я в отчаянье без мерыГляжу на их проворный рост.
Вчера какой-то ком паучий,Лишь пыльно-бархатный налет,Сегодня тянет хвост колючийИ головы и лапы вьет.
Какие странные уродцы!Осклаблена, зевая, пасть.Я сам же выкопал колодцы,Чтоб им от засухи не пасть.
И сладко ранит, сладко манитРать полустеблей, полузмей.Мой взор уставший не устанетСледить за нивою моей.
Колышется живая нива,Шуршит и тянет языки.По ветру стелется лениво,Пищит и стонет от тоски.
«Дай-ка в косички заплету тебе я…»
Дай-ка в косички заплету тебе яПушистые волосики — золотистый лен.Маленькая девочка — вся любовь моя,Маленькая девочка — мой светлый сон.Золотую лодочку мы с тобой возьмем.Запряжем павлинов. Полетим по небесам.Вместе упадем мы золотым дождемВ сад, где ходит милый мальчик Курриям.Маленький Курриям ходит в желтом халате,Маленький Курриям немножко китаец.К нему прилетает канарейка на закатеИ садится на тонкий протянутый палец.У Куррияма есть большой ручной жук,Он живет в собачьей конурке.Они вместе ходят в лес и на лугИ с желтенькими птицами играют в жмурки.Большой жук — красный носорог.Он на носу носит корзинку.Курриям набирает в нее много грибовИ прямо в рот кладет землянику.«Ну, а дальше что будет, мама?»Глазки закрываются, захотели спать.Завтра будет новое про Куррияма,Завтра буду рассказывать опять.
1913–1914
«Ряды тяжелых книг. Пергаментные свитки…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
