Все эти манипуляции, как показалось Климову, когда к нему вернулась способность осознавать и оценивать обстановку, - заняли около получаса. Он понимал опытом, что в минуту опасности время как бы растягивается, вмещая в себя сотни мыслей, решений и действий. Для проверки бросил взгляд на полетные часы. Стрелка на малом циферблате показывала, что прошло только девять минут полетного времени. Девять минут с начала разбега!
У него появилось несколько свободных секунд. Он связался с диспетчером и коротко обрисовал положение дел. Самолет удалось стабилизировать по тангажу, но машина пока еще не управляется по курсу. Экипаж сейчас попытается изменять курс, используя разнотяг боковых двигателей. Если получится - пойдут на Байкал и попытаются произвести там посадку на лед.
Диспетчер сдержанно поинтересовался, чем земля может помочь.
- Чем, чем. Ну, свяжитесь с КБ, с издевкой сказал Климов. - Может, они что посоветуют.
Ему некогда было разговаривать пустые разговоры.
Земля тоже замолчала. Там, наверное, молились.
И вдруг Климов вспомнил, что за спиной у него сидят живые люди.
* * *
На случай возникновения аварийной ситуации в каждом аэропорту существует разработанный и утвержденный план необходимых действий. Он включает в себя схемы оповещения, взаимодействия, расписывает роли, технологию работ, очередность операций, расстановку сил и средств, организацию и руководство действиями служб.
Поэтому через пару минут после доклада экипажа о пожаре на борту аэропорт гудел как улей. Звенели телефоны, голосили селекторы и динамики, с рычанием выкатывалась на позиции специальная техника, по перрону ползли пожарные машины, спасатели загружали в автофургон свои мешки, экипаж дежурного вертолета бежал на стоянку...
Через пять минут спина у руководителя полетов, мотающегося между экранами, пультами, телефонами и другой аппаратурой, была в мыле.
Оповещенный первым, генеральный директор компании раскручивал механизм защиты. Начальнику инженерно-авиационной службы были даны указания насчет проверки и доведения задним числом до ума необходимой технической документации. Начальник инспекции по безопасности полетов уже добывал у командира эскадрильи личные данные членов экипажа, чтобы были готовы первые листы многостраничного дела по будущей катастрофе. Командир эскадрильи бросился проверять летные дела экипажа: все ли проверки и тренировки своевременно внесены в задания, и если не все, то, может, можно еще исправить... Диспетчеры готовили объяснительные, руководитель полетов арестовывал пленки с записью радиопереговоров с экипажем.
В администрации прикидывалось количество будущих жертв и расходы на предстоящие похороны... траур...
В прокуратуре готовились завести уголовное дело по статье "Нарушение правил выполнения полетов".
В милиции ждали команды выслать оцепление к месту катастрофы.
В редакциях навострили перья и обрывали телефоны аэропорта.
Сразу пять телестудий рванули на машинах в аэропорт.
Сразу три десятка машин скорой помощи неслись туда же.
В больницах разворачивалась подготовка к приему раненых.
В федеральной службе безопасности создавалась оперативная группа по разработке версии террористического акта.
В похоронных бюро готовились к своей работе.
В домах людей, улетевших на этом рейсе, родственники ни о чем еще не знали. Провожающие едва успели отъехать от аэропорта.
Но самолет все еще пока не падал. Он сделал большой круг над аэродромом и потянул куда-то на восток.
Когда об этом сообщили в администрацию, в сердцах официальных лиц зародилась надежда, что, может - не дай бог, конечно, - катастрофа произойдет не у нас, а в соседней области... Господи, только бы не у нас...
Диспетчеры, наблюдая засветку борта на своих экранах, вели с экипажем скупые переговоры. И вскоре выяснилось, что экипаж каким-то чудом удерживает машину в воздухе и с достаточной уверенностью утверждает, что сможет довести ее до замерзшего Байкала. Это было невероятно, немыслимо, походило на сказку или бред... но это было так.
Однако давать отбой было рано. Все оповещенные лица были живые люди, и все они, в том числе и работники похоронных бюро, молились сейчас о том, чтобы экипаж как-то извернулся и спас полторы сотни людей, чтобы люди эти остались живы, чтобы горе не пришло в сотни домов...
Сообщили в Москву. Сообщили в Иркутск. Концентрическими кругами стало распространяться напряженное ожидание.
Постепенно стало ясно, что центром событий станет все-таки Иркутск. Там приступили к подготовке спасательной операции.
Самолет пока летел, уклоняясь от иркутской трассы на юг, и следящим за его полетом диспетчерам видно было по своим приборам, как гуляет у него курс, как непостоянна высота. И каждый диспетчер с волнением следил, как медленно перемещается в его зоне засветка борта, и каждый молил бога, чтобы она только не пропала с экрана, и каждый со вздохом облегчения передавал борт под контроль следующей воздушной зоны.
* * *
Прошло несколько минут, наполненных для пассажиров страхом неизвестности. Вдруг над головой раздался щелчок, и спокойный, очень спокойный голос произнес:
- Уважаемые пассажиры. Говорит командир корабля. У нас возникли проблемы с управлением. Мы пытаемся их решить. В целях вашей безопасности приказываю: всем оставаться пристегнутыми на своих местах, хождение по салону запрещаю. Бригадиру бортпроводников пройти в кабину экипажа!
Как будто живой водой брызнуло на пассажиров! Все стали переглядываться и обмениваться короткими фразами. Значит, действительно, авария? Управление не действует? Или все же работает немного? А как же самолет тогда летит? И куда? А как будем садиться? Решит ли экипаж эти проблемы?
Гул множества голосов сменил мертвую тишину в салонах. В руках появились мобильные телефоны. Начались возбужденные дебаты. Строились предположения. Должен же найтись выход!
Пока человек активно мыслит, он жив. Призрак смерти растворился, неизвестность уступила место надежде. Люди всегда надеются на лучшее. Никто теперь не желал даже предположить, что с ним, таким живым, таким вечным, может что-то случиться. Молитвы кончились: то, чего так боялись, уже произошло... и все оставалось как было.
Мальчик еврей, не замечая ничего вокруг, все так же самозабвенно качался над священной книгой.
Самолет все так же летел в спокойном воздухе.
Ряды пристегнутых людей все так же заполняли пространство салонов.
Но взгляд каждого был устремлен теперь не внутрь себя, а искал поддержки в таком же взгляде товарища.
Единственно: никто из этих людей не мог никоим образом вмешаться и изменить ход вещей. Оставалось только верить в мастерство экипажа: командира корабля, второго пилота, штурмана и бортинженера.
Постепенно шум голосов умолк. Люди пытались глубже осмыслить свое положение.
Напряженная, гнетущая тишина повисла в салонах. Шум вентиляции и звон двигателей практически не принимались во внимание и были нечувствительны для привычного уха.
* * *
Никто из пассажиров не подозревал, что второй пилот практически исключен из действия и является, по сути, таким же пассажиром, который только занимает не пассажирское, а правое пилотское кресло, да знает чуть больше пассажира и от этого больше боится.
Положение Димки было поистине незавидным. Худо-бедно наученный пилотировать, он мог удержать машину в наборе высоты, горизонтальном полете и на снижении, имел слабенькие навыки захода на посадку, и все его умение заключалось, может, разве только в том, чтобы вывести машину на полосу и грохнуть ее о бетон.
Не дай бог, случись чего с капитаном в обычном полете, этих навыков, возможно, и хватило бы, Но как удержать машину без штурвала, да еще и довести ее до места безопасного приземления, он не представлял себе. Не говоря уже о том, как же, собственно, неуправляемую машину посадить.
Поэтому его так и поразила внезапно открывшаяся картина полной беспомощности экипажа в первые секунды. Разбираться же в нюансах, на которые только и рассчитывал капитан, - да у Димки просто не было об этом никакого понятия. Страх моментально лишил его способности оценивать и обдумывать обстановку.
Димка не имел представления о том, как ведут себя самолеты с брошенным управлением, конечно, хорошо отбалансированные самолеты. Климов это знал, испытал и поэтому учил молодых пилотов балансировать самолет так, чтобы у машины не было стремлений отклониться ни в какую сторону и чтобы она летела сама на любом этапе полета.
Димка не знал, каким инструментом можно чуть изменить траекторию полета свободно летящего самолета. Климов это давно продумал и сейчас нащупывал тонкую обратную связь, ответ неуправляемой машины на постороннее непривычное вмешательство в ее балансировку.
