Форма входа
Читем онлайн Сердца четырех - Владимир Сорокин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– Генрих Иваныч! – покачал головой Ребров. – Ну что вы обо мне…
– А ты помолчи. О тебе речи не идет.
– Тогда молчу!
Все засмеялись.
– Речь, товарищи, идет о замечательной Александре Олеговне Ребровой, приехавшей к нам в гости из Саратова прямо на Новый год! Такого подарка нам с вами давно никто не делал! Поэтому первый тост: за здоровье Александры Олеговны!
– Ура! – крикнул Сережа.
Все чокнулись с бокалом Александры Олеговны и выпили.
– Ах, прелестное вино! – старушка осторожно поставила на стол полупустой бокал. – Но, закуска, думаю, еще лучше!
– Друзья, прошу вас! – Штаубе заткнул край салфетки за ворот сорочки. – Мы все страшно голодные!
Некоторое время ели молча.
– Александра Олеговна, а правда, что вы через Волгу по льду бежали? – спросил Сережа.
– Через Урал, Сереженька, – улыбнулась старушка.
– И трещины были?
– Были. И подо мной лед трескался. Я пробежала, а на следующий день – лед пошел!
– Когда это было? – спросила Ольга.
– Сорок четвертый. У меня накануне день рождения отмечали, засиделись до ночи, ну и встала на полчаса позже, проспала автобус, который нас на другой берег Урала возил через мост. А в те времена, Сережа, на всех предприятиях было правило двадцати минут: если человек опаздывал больше, чем на двадцать минут, его арестовывали и судили. Вот я и побежала напрямик, так как получать в двадцать шесть лет второй срок мне совсем не хотелось.
– Двадцать шесть? Как и мне! – проговорила Ольга. – И что же это было за предприятие?
– Госпиталь.
– А первый срок – это что? – спросил Сережа.
– Друзья! – Штаубе поднял рюмку. – Среди нас находится человек замечательной судьбы. Кто за то, чтобы Александра Олеговна рассказала нам свою биографию – прошу поднять бокалы!
– О, Господи, автобиографию! – засмеялась старушка, чокаясь со всеми. – Я право, не готова!
– Просим, просим!
– Просим!
– Мама, расскажи.
– Ну… тогда я сначала выпью для храбрости!
Они выпили.
– Что ж, дорогие мои, – Александра Олеговна вытерла губы салфеткой, – жизнь моя сложилась, мягко говоря, не просто. Зигзаги, зигзаги. Я родилась в 18-ом году в Москве в семье полковника царской армии Олега Борисовича Реброва. Отца я знаю только по фотографии, по рассказам матери и старшего брата. Его расстреляли большевики, когда мне было три месяца. Моя мать – Лидия Николаевна Горская была дочерью известного врача-окулиста, профессора Николая Валериановича Горского, благодаря которому наша семья смогла выжить в годы военного коммунизма. Он лечил Свердлова, Троцкого, Калинина, Крупскую. Помогал им лучше видеть классового врага. За это они давали нам продукты и даже дом оставили на Поварской, которую потом переименовали в улицу какого-то бандита Воровского. Хороша фамилия. Дедушка умер в 1925-ом и нас сразу же выгнали на улицу. Брат Алеша через польскую границу бежал в Париж. А нас приютил сослуживец отца, перешедший, в свое время, на сторону большевиков и ставший у них военспецом. Вскоре он сделал предложение матери и они поженились. Насколько я помню, мать Ивана Ивановича не любила, хотя он любил ее очень сильно, и ко мне относился с нежностью. Все было благополучно до 38-го: я поступила в медицинский, проучилась три курса, мать занималась переводами, отчим служил в Генштабе. 3 мая я пришла домой из институга и увидела энкаведэшников, которые рылись в наших вещах. Все книги были вытряхнуты на пол, и эти молодцы по ним ходили как но ковру. Они мне сообщили, что отчим арестован. Я спросила: где моя мама? Они сказали, что мама переволновалась во время ареста Ивана Ивановича, ей стало плохо и к они вызвали скорую помощь, которая ее увезла. На самом деле, один из этих мерзавцев, найдя в ее вещах медальон с волосами отца, вытряхнул их. А маме сказал: хранишь всякую дрянь. Она дала ему пощечину, за что он ударил ее рукояткой нагана в висок. Когда я прибежала в больницу Склифосовского, мама была уже при смерти, постоянно теряла сознание. Височная кость у нее была раздроблена, ее повезли на операцию и она умерла у них на столе. «Потеря сознания, повлекшая падение и травму черепа». Так было написано в заключении о смерти. Вот, дорогие мои. Похоронили маму. Меня отчислили из института. Сразу после похорон явились управдом с участковым, показали постановление об «уплотнении жилплощали». Ко мне подселили семью истопника. Друзья настойчиво советовали мне уехать из Москвы. Я не послушалась. 6 нюня пришли за мной. Лубянка. Месяц они меня мучили. Я ничего не подписала. Статья 58, пункт 11. 10 лет. Затем – путешествие в «Столыпине» до Котласа. Пересылка. Нас сразу повели в баню и там в предбаннике висело широкое старое зеркало. Все сразу бросились к нему, я тоже. И вот вижу: куча голых женщин, изможденные лица, все толкаются, а я никак не могу найти себя, совершенно не могу! И вдруг я увидела свою маму. Она смотрела на меня из этого зеркала. Я провела рукой по лицу – и она. Я потрогала волосы – и она. С тех пор я стараюсь в зеркала не смотреться. Потом – лагерь. Сначала было страшно тяжело, я просто умирала на общих работах. И вдруг в столовой ко мне подходит друг отца, Сергей Аполлинариевич Болдин, бывший полковой врач. Он устроил меня в санчасть медсестрой, спас от смерти. А через каких-нибудь три года мне невероятно повезло: мое дело пересмотрели и меня освободили «за отсутствием состава преступления»! Из всего лагеря освободили еще человек 20. Это было после расстрела Ежова и прихода к власти Берии. Мы ехали в Москву и молились за здравие Берии. Тем не менее, в столице меня не прописали, жить мне было негде, а главное – не на что. Я поехала в Гурьев, к тете Веронике. Она работала хирургом в госпитале, взяла меня к себе ассистентом. Так всю войну я прожила в пыльном Гурьеве. Общалась со ссыльными интеллигентами, казаками и казахами. Там было много рыбы, но мало муки. Ела ложками икру, мечтая о хлебе. Ела верблюжье мясо.
– И вкусно? – спросил Сережа.
– Не помню. Тогда было все равно. Кончилась война вернулся с фронта сын тети Вероники Валентин. Мы сразу полюбили друг друга и вскоре поженились. Семейная жизнь длилась недолго: 9 ноября 1948 года меня снова арестовали. Потом – Валентина. Я была на шестом месяце беременности и на этот раз держалась не так стойко: все подписала. Весь их бред. Вообще второй раз – очень тяжело. Очень. Я боялась за ребенка, но увы, напрасно: он родился мертвым. Лагерь в Мордовии. И снова счастье улыбнулось: устроилась в швейную мастерскую. М-да. О лагерях теперь много пишут, есть, конечно, очень правдивые публикации, но, я вам скажу: представить лагерную жизнь невозможно. Поэтому я о лагере не люблю рассказывать. Не потому, что – неудобно, или – больно, нет. Просто это – бессмысленно. Освободили меня осенью 1954-го. Вернулась в Гурьев. Сутки спала. Потом стала собираться в Игарку – к Валентину в лагерь. Тетя купила на базаре балыка, паюсной икры, меда, орехов, напекла булочек. И вот так сидим вечером, укладываем все это в рюкзак, вдруг – стук в дверь. Тетя пошла открывать – и не вернулась. Я крикнула – не отзывается. Встаю, иду. И вижу – они стоят с Валентином обнявшись. Нас, оказывается, в один день освободили… – Александра Олеговна вытерла выступившие слезы, вздохнула и бодро закончила, – а через год у меня родился вот этот молодой человек!
– Да! – покачал головой Штаубе. – Теперь я знаю, в кого Виктор такой целеустремленный.
– Генрих Иванович, вы не знали Витиного отца! – погрозила ему пальцем Александра Олеговна. – Не делайте преждевременных выводов!
Все засмеялись.
– Давайте выпьем за семью Ребровых! – Ольга подняла бокал. – Вы все настоящие герои. Я слушала и… просто… не знаю, что сказать. Вы героиня, Александра Олеговна. Дай Бог вам здоровья.
– Спасибо, милая, – старушка выпила вина. – На самом деле таких судеб в России – миллионы. У меня еще все обошлось благополучно.
– Много, много исковерканных жизней, незаконно репрессированных, – вздохнул Штаубе, – но если говорить об НКВД, то там работали не одни подонки. Там были и честные люди.
– Я таковых не встречала, – тихо сказала Александра Олеговна.
– Уже без пятнадцати двенадцать! – выкрикнул Сережа, посмотрев на часы.
– Шампанское! Где шампанское?
– Надо телевизор включить!
– Так быстро!
– Друзья, без паники, без паники! – Ребров встал, подошел к Александре Олеговне. – Мама, у нас для тебя есть подарок, который ты должна успеть получить в уходящем 1990 году.
– Что же это за подарок?
– Это очень серьезно, Александра Олеговна! – Ольга встала, – Надо успеть!
– Без суеты! – Ребров встал позади старушки. – Мама, закрой глаза.
Старушка закрыла глаза. Ольга взяла ее за левую руку, Штаубе за правую. Ребров вынул из кармана удавку, надел петлю на шею Александры Олеговны.
– Чур, без щекотки! – засмеялась она.
– Хоп, – скомандовал Ребров, резко затягивая петлю.
Александра Олеговна беспокойно зашевелилась, захрипела.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сердца четырех - Владимир Сорокин бесплатно.
Похожие на Сердца четырех - Владимир Сорокин книги
- Домашний очаг Амелии Грей - Эбби Клементс - Современная литература