Время шло, я отвыкла от напряженного рабочего режима. Втянулась в эту жизнь, состоящую почти сплошь из удовольствий. Спала, сколько хотела и Мышка никогда не будила меня, пока сама не проснусь — жалела. Я делала то, что мне нравилось, привыкала к бережному и внимательному отношению к себе как со стороны мамани, так и братика. Мы с Мышкой всерьез обсуждали перспективу его сватовства к одной из лесавочек-якуток. Дел-то — поехать да показать себя. Ведь не устоит, это точно — красавец какой. Ярослав помалкивал, только улыбался нам.
В один из дней по радиотелефону предупредили, что к нам заедет человек и передаст посылочку. Я все пойму сама. Скорее всего, появились новости о Роговцевых.
Опять на поляну подошла ГТСка, только другая. У этой был самодельный фанерный кунг другой формы и цвета. Водителем оказался симпатичный молодой мужчина, черноволосый с прозеленью и голубоглазый. Не такой большой, как мои братья, но и не маленького роста. Зашел в дом, увидел меня и замер.
— Надо же, а я не верил. И правда — лесавочка. Да хорошенькая какая. Покорми, хозяйка, проголодался я, уже два дня на сухпае, — обратился уже к Мышке..
Потом он пошел умываться, мыть руки, говорил с братом и с Мышкой, а глазами все за мной водил. Когда видел, что смотрю, подмигивал. В конце концов, я перестала обращать на это внимание. Ждала посылочку. Поговорили про дорогу, вежливо посидела и я с ними. Потом, получив в руки его айфон, попросила включить диктофон. Сама я никогда не имела дела с этими моделями. Гость спросил, нужно ли ему выйти, но я уже не слышала. Разговор там начинался неожиданно. Очевидно, брат не сразу включил запись, или потом подтер ее:
— … а так, не по-людски как-то.
— Я объясню ей все сам, — прозвучал голос Романа Львовича. Я замерла.
— Об этом даже речи не идет. Врач запретил подпускать тебя даже на пушечный выстрел. Ее колотить начинает даже при упоминании твоего имени.
— Подожди. Не уходи. Не отключай, я понял про диктофон…
Немного помолчав, он начал говорить — тяжело, прерывисто и явно волнуясь:
— Настя… я ушел тогда и всю ночь не спал… И многое понял тогда — это точно. Понял, почему мне было неспокойно из-за того, что у тебя слишком легкое пальто и ты спишь на холодном и твердом полу. Понял, почему невыносимо было то, что твой бывший рвется опять к тебе, а ты вроде как не против. А потом сходил с ума от беспокойства, как ты там одна в новогоднюю ночь и попросил Лидию забрать тебя к себе.
Тогда я не понимал еще ничего. И даже психовал, что из-за тебя все это неудобство душевное, что ли. Уехал тогда… И там, у теплого моря, покоя не было. Баб полно, бери — не хочу, а я руки от телефона отдергиваю постоянно и опять тянусь. Не выдержал, позвонил тогда, и что-то стало проясняться для меня. Когда поговорили, ты отругала меня, а у меня улыбка до ушей. Думаю, приеду и возьмусь за тебя серьезно, грамотно. Что ты там видела со своей работой и мужем — придурком? Продумал список мероприятий: аквапарк, океанариум, ресторан, кино, каток, снежная трасса — все, как положено. На это не стало времени, ты собралась в Хабаровск…
Настя, я понял, что не значу для тебя ничего, совсем ничего, когда узнал, что ты решила уехать… хотя что я сделал для того, чтобы ты… Но меня переклинило тогда, совсем крышу снесло — я не мог просто отпустить тебя тогда, это значило — потерять… Сидел, накручивал себя в машине… А еще это непривычное, страшное ощущение зависимости от тебя, от твоего отношения. С этим трудно смириться, особенно когда тебе до меня нет дела… И я не привык, раньше я…
Но я никогда, слышишь, никогда не стал бы делать того, о чем говорил тогда, все было бы не так! Не захочешь детей — не нужно. Для этого есть какие-то таблетки, ты сможешь сама контролировать. Прости меня… Я узнал, что с тобой было. Мне рассказали… я видел тебя. Настя, прости, ради всего святого. Что я нес тогда, почему я так злился? Я еще тогда испугался того, что наговорил — у тебя лицо было неживое. Ты же, кроме отвращения, ничего тогда не почувствовала, я понимаю. А я растворился в тебе… я пропал, Настя. Мне нужно было твои глаза видеть, а в них — пустота. Это страшно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я не знал, не понимал что мне делать, метался всю ночь. Думал — дам тебе выспаться, ты успокоишься. С ума сходил от ужаса, представив, что было бы, если бы я не остановился тогда. Ворвался в комнату в шесть утра, думаю — объясню все, поговорим нормально, посидим где-нибудь… Прости меня, пожалуйста. Я ждать буду, Настя, вдруг ты сможешь? — И вдох в себя, натужно, сквозь зубы: — На, возьми.
А потом слова брата, после паузы: — Настя, не думаю, что он тебе нужен, слишком сильно ты испугалась тогда. Но решать тебе. Я тебе советую присмотреться к посыльному — он тоже лесовик. Хороший парень и один совсем в своем лесу. Привет мамане и Яроне. Целую тебя.
Я прослушала еще раз, потом еще, прислушиваясь к себе. Очнулась, когда услышала голос Святослава:
— Кто это был?
— Роговцев. Витмаки, ты должен знать, — ответил ему Ярослав.
— Настя, что мне ему передать? Может, надиктуешь?
— Нет.
— Он был убедителен, — заметил Святослав.
— Нет.
— Ты не веришь ему, Настенька? — спросила Мышка, глядя жалостливо и встревожено. Я успокаивающе улыбнулась ей:
— Конечно, не верю, Мышка. Это как будто не он говорил. Вы его не видели — он очень уверен в себе, в том, что делает. Принимает решения мгновенно, анализируя ситуацию моментально, как машина. Манера держаться властная, надменная. Тот тон, когда он говорил все тогда… Если бы он хоть что-то начинал понимать, как говорит сейчас, то уже не смог бы так говорить. Он специально унижал, оскорблял, как будто получал удовольствие от этого. Буквально — добивал. Но, даже если на минуту допустить, просто допустить, что это правда… Он совершенно правильно накручивал себя тогда. Для меня он ничего не значил даже до всего этого. Мне он не нужен.
Я повернулась к Святославу:
— Я теперь не воспринимаю красивых мужиков, как возможную для себя пару. Они оба — бывший муж и этот Львович, убедительное подтверждение тому, что я права. Это особый тип людей, избалованных, самоуверенных. Мне сейчас вообще никто не нужен. Я хочу совсем забыть то, что случилось. Кроме моей новой семьи. Я неправильная лесавка, Святослав, не нужно строить планы на мой счет. Мне очень хорошо здесь, в этом доме. Но только потому, что здесь Мышка и брат.
Вздохнула, присела возле Мышки, уткнулась лбом ей в плечо, она обняла меня. Но мне нужно было договорить. Сейчас, когда я чувствовала поддержку, это было гораздо легче.
— Я не смогу прожить всю жизнь в лесу, не хочу. И детей не хочу. Вопли, пеленки, болезни — зачем мне это? А вам всем нужны дети и много. Это не ко мне. Я сейчас и на работу не хочу, никуда. Я не любила свою работу. У меня уникальные способности к счету и анализу. Мозг делает все сам, это рутина, просто на автомате все. Я выключаюсь, выпадаю из жизни. А здесь я первый раз никому и ничего не должна — учиться, зарабатывать. И почему-то не чувствую себя приживалкой, нахлебницей. Что я хотела бы, так это увидеть мир, поехать хоть куда-то. Не работать, а посмотреть. То же море… И то черное газовое платье… я хотела бы купить его, не считая денег. Но это не то, что вы думаете — он легко дал бы мне все это… Просто я, и правда, не видела ничего в жизни. Я смеялась-то за семь лет… по пальцам посчитать можно — сколько. Другие хуже живут, мне вроде и жаловаться грех, а я устала, так устала почему-то.
Я замолчала. Все, что сказала, было правдой. Совсем неожиданно прозвучал звучный голос Мышки:
— Так это все правильно, Настенька, так и должно быть.
— Почему? Что тут правильного?
— Что не хочешь сейчас ничего. И отношений, и детей. Правильно. И не нужно заставлять себя. И корить себя за это не нужно. Плохо, когда нету выбора и человек вынужден что-то делать потому, что так надо. А у тебя сейчас есть и время, и выбор. Пока тебе хорошо тут — живи тут. Заскучаешь — подумаешь, чего тебе захочется дальше. Платье это… тебе не его хочется. Тебе хочется радоваться. Эти покупки, когда сама ищешь, выбираешь и можешь себе позволить — тоже радость для каждой женщины. У тебя было мало радости — любой. Давай поедем с тобой на море, хочешь? Я сто лет там не была, я тоже хочу. Вот налепим пельменей Яроне на всю зиму, борщей да супов наварим да наморозим и махнем на южные острова. Алеша за это время загранпаспорта сделает. Ты как на это смотришь? А ты, сынок?
