— Вот только сегодня, дурачок, повелся на сладкие пирожки, которые эти разбойники ему пообещали, а оно вон как вышло, — подвел итог истории мальчика один из посетителей, пожилой мужчина, по виду приказчик. — То, что этих аспидов побили, так это правильно. Шага человек не сделает мимо них, чтобы эти охальники не задели. И хорошо если только словом, а то и кулаком бывало.
Спустя какое‑то время прибыла полиция. Пристав и двое городовых. Вслед за ними приехала санитарная карета, и врач с медсестрой стали оказывать первую помощь пострадавшим. Последним приехал следователь. За это время вокруг нас образовалось кольцо из зевак, которых, несмотря на усилия трех городовых, так и не удалось разогнать. Щелкая семечки, обыватели шумно обсуждали происшествие, а некоторые из них, наиболее нахальные, даже стали давать скабрезные советы молоденькой медсестре, от которых ее щеки загорались румянцем. Следователь сначала опросил с десяток свидетелей, затем взялся за меня. Пристав поначалу, не разобравшись, хотел взять меня под стражу, как зачинщика драки, но Павел вступился за меня, объяснив, что произошло и меня отпустили с обещанием, что завтра приеду в участок. Я дал согласие, затем зашел в трактир. Вытерев мокрым полотенцем кровь, с лица и кулаков, вышел и отправился кратчайшим путем к трамвайной остановке, не желая привлекать своим видом лишнего внимания. Не успел свернуть за ближайший угол, как ко мне навстречу кинулся паренек, которого я спас от издевательств. Подбежав ко мне, он протянул пятирублевую бумажку, за которую был выкуплен у мучителя.
— Вот, дяденька. Возьмите. Мне чужого не надо.
Только сейчас я смог его толком разглядеть. Худой, замурзанный мальчишка, в грязной одежде с чужого плеча. Его правое ухо было опухшим и ярко — красным.
— Оставь себе.
Обойдя его, я уже отправился дальше, но почти сразу услышал шлепанье босых ног за спиной. Остановившись, повернулся к нему. Мальчишка тут же замер, словно зверек, настороженно следя за каждым моим движением.
— Чего тебе?
Но он только молчал и смотрел на меня. Выждав минуту, я сказал: — Или ты говоришь, или я ухожу.
Он сделал пару шагов вперед, не спуская при этом с меня настороженного взгляда:
— Я знаю, кто убил сторожа на складе Мытьева.
Он сказал это настолько тихо, что я еле его расслышал.
— Мне это зачем говоришь?
— Я слышал, как главный полицейский говорил, что вас надо посадить под стражу.
— Ничего мне не будет.
— А если все же арестуют?
Я пожал плечами.
— Это был Тимофей с братьями. Он сам дядьку Осипа убил, а после с братьями склад ограбил. Еще я видел, куда они все спрятали.
— Как ты мог все это видеть?
— Так я на тех самых складах ночую. Иногда дядька Осип пускал ночевать, иногда — старик Макарыч, только тот уже вторую неделю болеет.
— Гм. Так иди в полицию.
— Нет, дяденька! Не пойду! Тогда меня Фроскины из‑под земли достанут и мучительной смертью убьют.
— Слушай, а от меня‑то ты чего хочешь? Чтобы я вместо тебя в полицию пошел?
— Вот и я о том. Вы им скажите, как и что. Место покажете. Вам и послабление выйдет.
— Дурачок ты. Тогда меня точно в тюрьму закатают. Хм! Защитник, блин!
Не хотелось мне связываться с этим делом, но речь сейчас шла не о простом хулиганстве, а об убийстве.
— Тебя как зовут?
— Лешкой.
— Идем, Алексей.
— Куда?
— С одним полицейским поговорим.
— Не. Вы дяденька один идите. Мне без надобности.
— Неволить не буду. Бывай!
Мальчишка сразу посмурнел лицом. Я уже начал разворачиваться, чтобы уйти, как он тихо сказал: — Если это вам только надо, дяденька.
— Не мне, а нам обоим. Пошли!
Нам повезло, околоточный надзиратель еще не ушел, беседуя с двумя женщинами. Увидев, все трое с любопытством тут же уставились на нас.
— Павел, у меня к тебе дело.
Городовой сначала внимательно посмотрел на мальчишку, потом только спросил: — Серьезное?
— Серьезней не бывает.
— Так мы пошли, Павел Васильевич? — тут же спросила городового одна из женщин.
— Идите. Потом договорим.
Стоило им отойти, как я повернулся к пареньку: — Рассказывай, Алексей.
После его рассказа Павел минуту думал, а потом спросил: — А нож где? Тимофей Фроскин его выкинул?
— Нет. Он его в землю зарыл, — ответил Лешка.
— Зачем? Он что полный идиот? — удивился я безмозглому поведению убийцы.
— Как сказать, — усмехнулся Павел. — Нож отменный, с красивой, резной рукоятью. Был бы у меня такой, берег бы его как зеницу ока. Вот и он пожалел. Если он им Осипа зарезал, ему не отвертеться! Сгниет, сукин сын, на каторге!
— Им, дяденька полицейский! Им!
— Тогда так. Для начала я поговорю с одним сыскарем…. — полицейский задумался. — А пока…. Надо что‑то с мальчишкой решать. Придержать его где‑то, пока дело сладим.
Мы одновременно посмотрели на мальчишку. Под нашими взглядами он съежился, стараясь вжать голову в плечи. Потом мы посмотрели с городовым друг на друга. Тот отрицательно покачал головой и неожиданно усмехнулся.
— На меня не рассчитывай! Ни дома, ни жены, а в казарме, сам понимаешь, его не поселишь.
Я вздохнул.
— Ладно. Со мной побудет. Пока!
— Всего хорошего!
По дороге мы зашли в магазин готового платья. Затем в баню. Потом к портному. Когда мы шли к дому, у парня стал такой разнесчастный вид, что мне пришлось его спросить: — В чем дело, парень?
— Дяденька, зачем вы на меня потратились? В баню сходил бы и все. А на деньги, что вы мне дали, сам бы все купил. Ей богу!
— Хватит ныть. Сейчас поедим, потом я уйду, ключ тебе оставлю. Хозяйку тоже предупрежу.
— Можно, я провожу вас немного?
— Как хочешь.
Сегодня в спортзале "Атлет" был стрелковый день, к тому же я договорился со Степаном Петровичем, что приду пораньше и принесу, купленный на прошлой неделе, американский кольт М1911, который для того тоже был в новинку. Некоторое время он осматривал оружие, потом несколько раз разобрал и собрал пистолет и только после этого попробовал стрелять. Некоторое время мы развлекались, стреляя по мишеням, потом я начал пристреливать кольт, причем так увлекся, что не заметил, как пролетело время, и спохватился уже тогда, когда начали собираться на учебные стрельбы полицейские. После чего попрощавшись с инструктором, отправился в обратный путь. Не успел пройти и половины дороги, как вдруг из‑за дерева, стоящего близко к обочине дороги, раздался детский голос:
— Дяденька! Дяденька! Не ходи домой! Там тебя ждут!
Резко развернувшись на голос, я увидел выглядывающего из‑за ствола мальчишку.
— Алексей?! Ты о ком?
— Дяденька, говори потише. Они тут недалече. Их Фроскины прислали! Чтобы нас убить!
— Да ну? Фроскины? Ты, парень, случаем не забыл, что они сейчас в тюрьме сидят?
— Тимофей в трактире скоко раз похвалялся, что у него полно друзей среди душегубов. Вот они и пришли.
— Хватит дрожать, говори толком, сколько и где они прячутся.
— Двое. У одного револьвер есть. Он его из кармана куртки доставал, сам видел. Они там, где дорога заворачивает, спрятались. Там еще кривая ива растет.
— Знаю. Так почему ты решил, что они пришли по мою душу?
— Так они приходили в дом и стучались, а я в это время во дворе с хозяйской кошкой играл, — лицо мальчишки при этом приняло виноватое выражение.
— Что еще случилось?
Голова паренька опустилась.
— Ну!
— Они меня спросили о вас, дяденька. При этом сказали, что ваши приятели. Ну, я и сказал, куда вы пошли.
— Что дальше?
— Выйдя со двора, они остановились за забором, и стали о чем‑то спорить. Мне стало любопытно, ну и прокрался с другой стороны. Тут‑то я услышал, что они говорят на воровском языке. Мне уже приходилось слышать его, дяденька. Стоило понять, что они вам не приятели, а даже наоборот, пошел за ними, а после когда они выбрали место, побежал вперед, чтобы упредить вас.
— Понял. Как они выглядят?
— Один из них, чернявый такой, весь из себя прилизанный, с маленькими усиками. Второй его Красавчиком кличет. Это у него револьвер. Другой душегуб худой и быстрый. Его кликуха — Жало.
— Спасибо, Алексей.
На лице мальчишки от похвалы расцвела улыбка.
— Значит, так. Ты остаешься здесь, а я пойду, посмотрю, какие у меня там приятели завелись.
— Так может лучше кого на помощь позвать?
— Сам разберусь.
Поворот, указанный Алексеем, я знал, поэтому быстро нашел. Оба бандита прятались за сросшимися деревьями, стоящими в нескольких метрах от дороги. Место засады давало хороший обзор по обе стороны дороги. Сейчас, стоя за стволом дерева, они оба курили, поглядывая на дорогу, проложенную по мелколесью. Впрочем, даже не дорогу, а широкую хорошо утоптанную тропу. Осторожно подкравшись, встал за деревом, в метрах семи от них.
