Гамаш не видел этого, но на лице у Руфи проступило изумление. Она явно недооценивала своего собеседника. Оказывается, он большой начальник! А она назвала его «инспектором Клозо», хотя это было единственное оскорбление, которое она смогла припомнить.
После того как Гамаш договорился об обеде для своей бригады, Оливье повернулся к Руфи:
— Как поживаешь? — И осторожно коснулся ее плеча.
Она поморщилась, словно обжегшись.
— Бывало и хуже. Как дела у Габри?
— Не так чтобы очень. Ты ведь знаешь Габри, у него вечно душа нараспашку. — Вообще-то иногда Оливье казалось, что Габри так и родился вывернутым наизнанку.
Перед тем как Руфь ушла, Гамаш получил краткое жизнеописание Джейн. Кроме того, он узнал имя ее ближайшей родственницы. Племянница, которую звали Иоланда Фонтейн, агент по торговле недвижимостью, жила и работала в Сен-Реми. Он взглянул на часы. 12:30. Городок Сен-Реми находился в пятнадцати минутах езды на автомобиле. Он еще может успеть побывать там до обеда. Сунув руку в карман за бумажником, он увидел выходящего из бистро Оливье и решил, что стоит попытаться одним выстрелом убить двух зайцев.
Схватив с вешалки плащ и шляпу, он заметил маленький белый ярлычок на одном из крючков. И тут до него дошло, что показалось ему странным и необычным в этом бистро. Надевая плащ, он огляделся по сторонам, обвел внимательным взглядом столы, стулья, зеркала и прочие предметы обстановки. На каждом из них висел ярлычок-ценник. Это был магазин. Здесь продавалось все. Можно было съесть рогалик и купить тарелку, на которой вам его подали. Гамаш испытал прилив удовольствия оттого, что ему удалось решить маленькую загадку. Несколькими минутами позже он сидел в машине Оливье, которая увозила их в Сен-Реми. Было совсем нетрудно убедить Оливье подвезти его. Владелец бистро горел желанием оказаться полезным.
— Будет дождь, — заметил Оливье, когда машина запрыгала по ухабам дороги.
— А завтра похолодает, — добавил Гамаш.
Оба мужчины согласно кивнули. Через пару километров инспектор снова заговорил:
— Какой она была, мисс Нил?
— Я до сих пор не могу поверить в то, что кто-то убил ее. Она была замечательным человеком. Добрым и отзывчивым.
Подсознательно Оливье ставил знак равенства между тем, как люди жили, и тем, как они умирали. Подобное всегда производило на Гамаша неизгладимое впечатление. Почти всегда люди ожидали, что если ты был хорошим человеком, то и кончина твоя будет достойной, и что убивают только тех, кто этого заслуживает. И уж конечно, зверски убивают только тех, кто этого заслуживает вдвойне. Потаенный и невидимый, здесь присутствовал лейтмотив, который говорил, что те, кого убивают, в какой-то степени и каким-то образом сами напрашивались на это. Вот почему убийство человека, которого все считали милым и добрым, вызывало такой шок. Возникало ощущение, что произошла какая-то чудовищная ошибка.
— Я еще не встречал человека, который был бы безупречно милым и добрым. Неужели у нее не было недостатков? Может быть, она незаслуженно обидела кого-нибудь?
Пауза затянулась, и Гамаш решил, что Оливье позабыл о заданном вопросе. Но все равно терпеливо ждал ответа. Арман Гамаш вообще был терпеливым человеком.
— Мы с Габри живем здесь всего двенадцать лет. До этого я не был знаком с ней. Но должен честно признаться, что не слышал ни единого плохого слова о Джейн.
Они прибыли в Сен-Реми, городок, который был немного знаком Гамашу, — когда дети были еще маленькими, они всей семьей катались на лыжах с горы на окраине.
— Перед тем как вы отправитесь на встречу, может быть, мне стоит хотя бы в общих чертах познакомить вас с ее племянницей Иоландой?
Гамаш уловил рвение, прозвучавшее в голосе Оливье. Совершенно очевидно, ему есть о чем рассказать. Но с этим придется подождать.
— Не сейчас, на обратном пути.
— Отлично.
Оливье припарковал машину и указал на агентство недвижимости на маленькой улочке. Если расположенный по соседству Уильямсбург отличался старомодностью и изяществом, то Сен-Реми представлял собой всего лишь обычный старый городок, каких много в округе Тауншип. Построенный без какого-либо плана и населенный, главным образом, представителями рабочего класса, он почему-то выглядел настоящим по сравнению с намного более красивым Уильямсбургом, главным городом округа. Они договорились встретиться у машины в 13:15. Гамаш обратил внимание, что хотя на заднем сиденье у Оливье лежали какие-то вещи, он не запер машину. Просто вылез из-за руля и отправился по своим делам.
У двери старшего инспектора Гамаша широкой голливудской улыбкой приветствовала блондинка.
— Месье Гамаш, я — Иоланда Фонтейн.
Она протянула руку и, не успел он ответить на приветствие, принялась судорожно ее пожимать. Он заметил, как она оценивающе обвела его взором с головы до ног. Он позвонил перед отъездом из Трех Сосен, чтобы наверняка застать ее в конторе, и, без сомнения, он сам или его плащ фирмы «Берберри» произвели нужное впечатление.
— Присаживайтесь, пожалуйста. Какого рода недвижимость вас интересует?
Она подвела его к креслу в форме чаши с оранжевой обивкой. Вытащив удостоверение личности, он подтолкнул его к ней по столу, наблюдая за тем, как улыбка у нее на лице увяла.
— Что еще натворил этот чертов выродок?
Ее изысканный французский исчез, уступив место уличному жаргону, грубому и резкому. Женщина говорила, стиснув зубы.
— Мадам, вы ошибаетесь. Джейн Нил — ваша тетка? Из Трех Сосен?
— Да. Почему вы об этом спрашиваете?
— К сожалению, у меня для вас плохие новости. Сегодня вашу тетку обнаружили мертвой.
— О нет, — воскликнула она с таким чувством, с каким обращаются к пятну на любимой тенниске. — Сердце?
— Нет. Смерть ее не была естественной.
Иоланда Фонтейн смотрела на старшего инспектора, словно стараясь понять скрытый смысл его слов. Она отчетливо сознавала значение каждого слова в отдельности, но, сложенные вместе, они казались ей совершеннейшей абракадаброй.
— Не была естественной? Что это означает?
Гамаш взглянул на женщину, сидевшую перед ним. Покрытые лаком, наманикюренные ногти, пышные светлые волосы, уложенные в замысловатую прическу, лицо, накрашенное так, будто она собралась на бал сейчас, в полдень. Должно быть, совсем недавно ей минуло тридцать, решил он, но чрезмерный макияж странным и неожиданным образом заставлял ее выглядеть на все пятьдесят. Непохоже, чтобы она жила нормальной и естественной жизнью.
— Ее нашли в лесу. Мертвой.
— Ее убили? — прошептала она.
— Мы не знаем. Насколько я понимаю, вы ее ближайшая родственница. Это действительно так?
— Да. Моя мать была ее младшей сестрой. Она умерла от рака груди четыре года назад. Они были очень близки. Вот так. — Иоланда попыталась скрестить пальцы, но у нее ничего не получилось. Ногти со стуком ударялись друг о друга, словно давали кукольное представление, посвященное чемпионату мира по армрестлингу. Она отказалась от этой попытки и бросила на Гамаша многозначительный взгляд. — Когда я смогу попасть в дом? — пожелала она узнать.
— Простите?
— В Трех Соснах. Тетя Джейн всегда говорила, что он достанется мне.
Гамашу в свое время пришлось повидать достаточно скорби и печали, чтобы знать, что люди выражают и переживают их по-разному. Его мать, проснувшись однажды утром и обнаружив, что супруг, с которым она прожила в браке пятьдесят лет, умер во сне, первым делом позвонила своему парикмахеру, чтобы отменить назначенный визит. Гамаш прекрасно сознавал, что не стоит судить о людях только по тому, как они ведут себя в первые мгновения после того, как им сообщили трагическое известие. Тем не менее, вопрос был очень странным.
— Не знаю. Мы сами там еще не были.
Иоланда заволновалась.
— Знаете, у меня есть ключ. Не могу ли я войти туда раньше вас, вроде как прибраться для начала?
На мгновение он задумался, не был ли этот вопрос автоматической реакцией агента по торговле недвижимостью.
— Нет.
Лицо Иоланды напряглось и покраснело, став точно такого же цвета, как и ее ногти. Эта женщина явно не привыкла слышать «нет». И еще она не умела владеть собой.
— Я звоню своему адвокату. Дом принадлежит мне, и я не разрешаю вам входить туда. Понятно?
— Раз уж мы заговорили об адвокатах… Вы, случайно, не знаете, услугами кого из них пользовалась ваша тетя?
— Стикли. Его зовут Норман Стикли. — В голосе ее появились визгливые нотки. — Время от времени мы прибегаем к его помощи для оформления сделок в Уильямсбурге и окрестностях.
— Могу я получить его координаты?
Пока она витиеватым почерком записывала адрес на листе бумаги, Гамаш огляделся. Он обратил внимание, что на стендах с пометкой «Продается» были выставлены на торги целые усадьбы — великолепные, красивые, но пришедшие в упадок старые особняки. Хотя большую часть предложения составляли здания попроще. У Иоланды, кроме того, покупателей ждали многочисленные кооперативные квартиры и жилые прицепы. Кто-то ведь должен продавать и их. Хотя, вероятно, продать особняк, пусть даже возраст его исчисляется сотней лет, намного легче, чем жилой прицеп. И еще одно соображение пришло ему в голову: чтобы сводить концы с концами, нужно продавать очень много жилых прицепов.
