– Здесь Штурмфогель. Подумай над тем, как нам аккуратно изъять Рекса. Настолько аккуратно, чтобы эта его сучка трансформерша ни о чем не догадалась. Думай до утра.
И повернулся к Ханне:
– Меня пока нет. Возможно, не будет и ночью. Если что-то срочное, звони вниз. Но только если действительно срочное. Сверхсрочное. Машину мне дадут?
– Конечно. По внутреннему телефону – А-08. Это здешняя техническая служба.
Ему тут же предложили на выбор полтора десятка моделей – вплоть до колесного танка. Штурмфогель выслушал все это и велел подать «опель-кадет» без водителя.
Путь до ворот он проделал как будто во сне. Его пропустили, еще раз вглядевшись – теперь он запечатлелся в памяти стражей намертво. По верху стены полз крошечный паровозик с тремя вагонами. Штурмфогель, провожая его взглядом, вспомнил (в очередной раз), что хотел узнать, откуда и куда он ходит, – и вот опять забыл. Наверное, когда он узнает наконец это, то испытает разочарование… При выезде с аллейки Штурмфогель повернул не налево, а направо. Ему надо было как-то стряхнуть напряжение, скопившееся в нем, как электрический заряд в темной туче.
Через полчаса Берлин незаметно перешел в Прагу. Стали легче и изящнее дома, ярче одежда на прохожих. Но ехать здесь было сложнее: брусчатка сменилась булыжной мостовой, машину потряхивало и водило. Он подъехал к кабачку «Краловна Бьянка», бросил «опель» незапертым, сел в темной глубине зала и, спросив у хорошенькой официанточки две кружки лучшего домашнего светлого пива и порцию подкопченных шпикачек, погрузился в созерцание…
Крыса, подумал он лениво-недоуменно, как же так… на фиг тогда нужен этот контроль лояльности, после которого чувствуешь себя изнасилованным каким-то особо извращенным способом? Или крыса настолько недавно, что не успел пройти этот контроль?.. Да нет, маловероятно. Или крысы вообще нет, а хитрый русский запустил эту дезу, чтобы парализовать «Факел» как раз на период операции? Да, это более вероятно. Или он же проводит примитивную, но вполне надежную операцию по поиску утечек из своего лагеря? Тогда вскоре следует ждать конкретизации – кто именно эта крыса. А русский, сидя там на своем поганом Крите, будет смотреть в бинокль: ага, они замели Штурмфогеля – значит, Мерри шпион…
А ведь Мерри в большой опасности, подумал Штурмфогель. Если у русского есть информатор, то он сообщит: в «Факеле» знают о наличии крысы. Узнали они об этом одиннадцатого. И русский будет полным идиотом, если не перестреляет на месте тех дурачков из своего ближнего-среднего-дальнего окружения, которые услышали о крысе за последние несколько дней. Вот и все…
Мерри надо выводить из игры, подумал он. Пока не поздно.
Он чуть было не вскочил и не побежал. Куда-то зачем-то. Выводить из игры Мерри.
Если бы это было так просто…
Русский его не пристрелит, подумал Штурмфогель. Он профессионал, поэтому попытается сыграть. А я буду знать, что он – играет…
Почему-то вдруг подумалось о Зеботтендорфе. Штурмфогель отогнал этот образ, но он вновь вернулся. Хм… если где-то рядом маячит старина Руди, то чудеса вполне могут случиться…
Штурмфогель вдруг подумал: а не рвануть ли прямо сейчас к нему… вспомнит бывшего подчиненного или нет? В этой идее было какое-то теплое успокаивающее безумие. И не было одного – дальнейшего развития.
Тупик.
Нет, будем продолжать то, что уже начали… а там посмотрим.
Хельга в его воображении улыбнулась ему.
Потом он еще долго пил пиво и наслаждался вкусными шпикачками, пахнущими чесноком и дымом, уже ни о чем тяжелом не думая. Потом сел за руль, завел мотор, развернулся и поехал обратно.
Не стоило спускаться вниз прямо здесь – верхнее тело, лишенное центрального контроля, могло не устоять перед соблазном и пуститься в загул, а этого сейчас допускать не следовало…
Рим, 12 февраля 1945. 4 часа утра
Волков вернулся с рандеву в состоянии веселого бешенства и добился, чтобы генерала разбудили. Пока тот продирал глаза и умывался, Волков испепелял взглядом легкомысленные вражеские японские акварели, украшающие стены приемной. Он сознательно накручивал себя, чтобы выглядеть естественнее.
– Хотели новостей? – спросил он вместо приветствия. – Так вот: весь «Факел» стоит на ушах. Они знают о том, что среди них есть мой человек.
– Та-ак… – Донован опустился на стул. – Значит?..
– Значит, кто-то из ваших стучит. – Он продемонстрировал работу телеграфного ключа: та-тата-та.
– Из моих? – Генерал никак не мог проснуться. – Почему именно из моих?
– Да потому что никто из моих о существовании того человека не знает. А среди ваших эта новость распространяется мною строго по графику… Так что вытащим подлеца и поджарим с луком.
– Я его утоплю. Собственноручно. В нужнике для нижних чинов…
– Он мне нужен. Я сам набью из него чучело. Сам, понимаете? И это будет хорошее полезное чучело. Что ни делается, все к лучшему. Теперь «Факел» практически парализован. Пусть ловят свою черную кошку в темной комнате…
– А вы? Как вы собрались ловить мерзавца?
– Ничего проще, – ухмыльнулся Волков. Вытащил пачку «Голуаз» и потянул со стола огромную зажигалку в виде конной статуи генерала Першинга. Пустил струю дыма. – Они узнали это девятого февраля. Сейчас я посмотрю, кому эта приятная новость была сообщена после четвертого. И все. Такая информация, передается горячей.
– Понятно… Но ведь это может быть и случайная утечка: кто-то сболтнул любовнице или приятелю…
– Тогда надо будет расстрелять всех, – сказал Волков. – Включая вас. Нет? Когда в частях такая дисциплина…
В списке было трое: инструктор-парашютист, врач-психолог и заместитель коменданта, отвечающий за переход границ, транспорт и связь.
Врач был пси-нулевой, двое других – пси-латентные.
– С этим проще, – Волков поскреб ногтем по папке с личным делом врача, – а тех двоих придется допросить с пристрастием… Начнем с того, который проще. И распорядитесь: через пятнадцать минут я должен быть в воздухе.
Донован посмотрел на часы и потянулся к телефону. Не через пятнадцать, а через тринадцать минут двухместный «тандерболт», служащий генералу в качестве скоростного авизо, оторвался от полосы и взял курс на юго-восток.
И уже час спустя несчастный психолог рыдал в своей палатке, понимая, что он опять ребенок, что видит кошмарный сон, но не понимая совершенно, за какие тайные грешки этот кошмар снится именно ему, а не проклятой рыжей прыщавой соседке, специалистке по щипкам с выворотом…
Нарыдавшись, он снова уснул, а потом несколько дней бродил в тоске, вечерами пил, но постепенно забыл об этом эпизоде, не зная, что этими пережитыми заново детскими унижениями оплатил ни много ни мало – сохранение своей жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
