Грехов поднял голову - "паутины" уже накрывали танк слабой сетчатой тенью - и почувствовал болезненный ТОЛчoк и голову и перестал видеть свет.
На какую-то долю секунды он ощутил бег времени. Нет, не бег - сжатую пружину времени. Бездну сжатого До невероятных пределов времени! Что-то происходило вокруг, происходило на всей планете, чувств человеческих не хватало, чтобы заметить это, увидеть, пoняТь. Но прорвалось мгновение, кaкoе-то "десятое" чувство, даже не интуиция - мгновение, когда ритм чужой жизни сам пробился в мозг, заставляя его напрягаться в безуспешных попытках осмысления этой жизни...
Грехов не успел ничего понять, просто ощутил, словно пропасть разверзлась под ним, захватило дух, и тут же он ока зался на твердой земле, и нет пропасти, а сердце еще не успело отреагировать, замерло, когда все уже прошло...
Он никому об этом не сказал. Даже Сташевскому.
"Потом, - подумал он, - на Станции. Когда можно будет перевести это в шутку".
В шестнадцать часов по универсальному времени обещанный Кротасом канал прямого безынерционного сообщения со Станцией не появился. Связи тоже не было, все диапазоны, как и прежде, были сплошь забиты помехами.
Вечером Сташевский велел подъехать к кораблю поближе и остановиться невдалеке от двойного ряда часто натыканных "грибов". Невидимая отталкивающая стена все еще была на месте, делать было нечего, оставалось только ждать ночи, когда можно будет установить связь.
Багровое светило наполовину влезло в зыбкий горизонт, заливая долину, Город, корабль, туманный воздух струями алых радуг. В мире ненадолго воцарился рубиновый цвет, Перечеркнутый тенью корабля. Потом Тина как-то одним движением ухнула вниз, и наступила вишневая, быстро темнеющая мгла.
Грехов развернул танк кормой к висящему звездолету и тихонько отработал задним ходом вплотную к прозрачной силовой стене, но перестарался, и танк оказался развернутым кругом и пятился уже вверх по склону воронки.
- Не играйся, - проворчал Сташевский, включая приемник. Связь отыскалась почти сразу, как только они переключили антенну на гравииндукционную решетку.
- "Мастифф", почему не отвечаете? "Мастифф", почему не отвечаете? заговорил в кабине голос Полины, и в объеме передачи появилось ее милое осунувшееся лицо. Увидев их, она Только вздохнула, нашла глазами Грехова и, глядя на него, сказала:
- Вижу вас, "Мастифф", почему молчите?
- Все нормально, мышка, - сказал Сташевский. - Давай нам начальство.
Полина уступила место смуглому горбоносому человеку с близко посаженными ярко-желтыми глазами. Сташевский И Молчанов Почтительно склонили головы, Грехов с некоторым запозданием сделал то Же. Это был Банглйй, председатель Комитета Коммуникаций.
- Корабль все еще молчит? - спросил он, быстро ощупав их своими пронзительными глазами.
- Молчит, - ответил Сташевский. - Пройти к нему не можем...
- Знаю. Как ведут себя "паутины"?
- Сопровождают каждый наш шаг. Но защитное поле помогает, хотя и не в полной мере. Любопытники более опасны.
- А "серые призраки"?
- "Призраки" контакта с нами не имели, хотя в этом я не уверен.
- То есть? Как вас понимать?
- При переходе через Город мы встретились с любопытником, и... в общем, мне показалось, что вынес нас из Города "серый призрак". То есть не нас, а весь танк.
- Это весьма интересно, - оживился Банглин. - А не мог автомат записать эту информацию на машинный информблок?
- Не знаю, не задумывался. Информблок мы отослали с зондом.
Банглкн потускнел.
- Ах да... Дело в том, что зонд не вернулся...
Грехов переглянулся с Диего. Наступила короткая тишина.
- Так, - Банглин поморщился и продолжал: - Ваше пребывание на поверхности считаю нецелесообразным. Эксперимент с "вырезанием" корабля откладывается, мы получили новую информацию от соседей... На планете не должно быть людей. Готовьтесь, через десять минут мы включим тоннель и опустим по лучу иглокол. Все понятно?
- Как будто все...
Банглин внимательно посмотрел на Сташевского и сжал губы в одну линию.
- Хорошо. Ждем вас здесь.
Видеом опустел.
- Давай, - скомандовал Сташевский, но Грехов уже и без него дал ход, и танк загрохотал по каменным волнам.
Столб направленного излучения появился точно через десять минут, заметный, как дрожащий поток жаркого воздуха, искажающий свечение Города. Столб колебался, не стоял на месте, танцевал. То ли его сбивало общее поле планеты, то ли было трудно поддерживать фокусировку луча на таком расстоянии... Гравиподъемник на Тартаре использовали впервые, и Грехов с тревогой подумал, что никто не знает, какой реакции ждать при этом от неведомых обитателей Тартара.
Первым на отдаленный низкий гул, последовавший за появлением силового тоннеля, обратил внимание Молчанов. Он коснулся плеча Сташевского, тот предостерегающе поднял руку, и в этот момент произошло непонятное: слой почвы, в которую упирался силовой луч подъемника, вдруг лопнул с оглушительным грохотом, края разлома задрались вверх, и из-под почвы ударила черная струя. Грехов, спохватившись, помигал прожектором, но было уже поздно. В вышине загорелась желтая звезда - лазерный прожектор иглокола, со Станции уже начали спуск спасательного шлюпа. Новая волна грохота: еще одна струя взметнулась ввысь и достигла корабля. В том месте что-то ослепительно вспыхнуло, и иглокол стал валиться на Город, оставляя за собой трассу гаснущих желтых огоньков. Через несколько секунд донеслось долгое раскатистое рычание.
- Черное извержение! - прошептал Диего.
Они уже неслись на полной скорости, так что за кормой вздулась полоса пыли. А из странного разлома вдруг с воплем плюнула еще одна черная струя, вздымаясь на неведомую высоту. На Станции догадались выключить канал подъемника, и растущий черный столб оборвался и стал падать с неба исполинскими черными брызгами, одна из которых, размером в гору, чудом миновала танк.
"Паутин" объявилось необычайно много, они суетились в воздухе, не замечая танка, но Грехову наблюдать за происходящим было некогда, и он не увидел, чем кончилось жуткое в своей мощи и непонятности явление.
Танк с ходу углубился в первую из "улиц" Города, уходящую черной лавовой рекой в глубь призрачного, насыщенного голубоватым туманом свечения массива. Здесь тоже роились "паутины", большинство их унеслось к месту падения иглокола, остальные выстраивались в одну громадную сеть, накрывающую Город сверху. Почему-то взгляд Города был легче переносим, а может, люди отвлекались от анализа своих ощущений.
Во всяком случае мозг справлялся с влиянием постороннего психотронного излучения. Приемники перестали греметь, и в ватной шелестящей тишине они вдруг услышали... плач ребенка!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
