Возвращаюсь к особняку, где располагался Комитет по кинематографии.
Уже после моего ухода, в 1969-м, к зданию пристроили новое. Для чего – не знаю. При мне на четырёх этажах всем чиновникам хватало места. Но лучшее, как известно, вовсе не враг хорошему. Кто же откажется от того, чтобы расположиться ещё комфортней, чем прежде?
Но к обитателям этого дома я давно уже не имею никакого отношения. Так что пойдём потихонечку дальше. Тем более что нам предоставляется прекрасная возможность – пройти уникальный архитектурный кусочек старой Москвы, её жилые и общественные здания XVIII и XIX веков. Можно только радоваться, что при теперешних аппетитах градостроителей такие нетронутые места ещё сохранились.
Вот только куда направиться, выйдя за чугунную ограду, – направо или налево? Пойти направо, свернув сразу же в Большой Гнездниковский, лично мне мешает то самое пристроенное к особняку здание современного типа, которое, быть может, и улучшило условия работы чиновников, но гармонического единства с памятником московской архитектуры не составило: вот уж воистину конгломерат французского с нижегородским! Если же никуда не сворачивать, идти до улицы, которая называется Шведский тупик, то по ней мы выйдем на Тверской бульвар. Не останавливаясь – впереди у нас намеченная цель, – свернём на Тверскую улицу. А оттуда два шага до дома Нирензее.
Но и по этому маршруту идти не хочется. Потому что первое же здание, мимо которого мы должны будем пройти, – это дом № 5. Он входил в городскую усадьбу Римского-Корсакова. Не композитора, как сказал бы булгаковский герой. То есть, не Николая Андреевича Римского-Корсакова, а Ивана Николаевича, жившего намного раньше композитора, флигель-адъютанта Екатерины II, её фаворита, так ей понравившегося, что она стремительно продвигала его в действительные камергеры, генерал-майоры, генерал-адъютанты и щедро одаривала имениями и бриллиантами. По преданию, в этом доме в 1830-м или в 1831-м году бывал Пушкин.
В конце 90-х годов прошлого века по соседству с усадьбой (со стороны Тверского бульвара) возник элитный ресторан, названный, возможно, в честь этого предания, – «Пушкинъ». Очень хлопотливым оказался такой сосед и очень пробивным. Захотел расширить свою территорию, перекрыть дворы, устроить подземные этажи и снести часть корпусов. Что и было осуществлено в 2002—2003-м годах. Никого не остановило, что усадьба имела статус памятника архитектуры. Лишить её этого статуса помогло письмо первого заместителя министра культуры РФ Н. Л. Дементьевой, одно время занимавшей даже кресло министра. Ну а лишившись статуса, памятник архитектуры был объявлен Московским управлением по охране памятников и городской комиссией по сносу «аварийным строением». Такими строениями обычно занимаются экскаваторщики. И они не подвели.
В двух своих предыдущих книгах я так много писал о подобных архитектурных безобразиях в Москве, что повторяться не хочется. Поэтому давайте отправимся налево, в сторону Тверской. Тем более что по поводу этой стороны Малого Гнездниковского существует очень обнадёживающее постановление правительства Москвы от 11 апреля 2006-го года № 235-ПП с очень симпатичным приложением, в котором, в частности, есть и такие слова: «Граница объединенной охранной зоны памятников истории и культуры проходит (по линии застройки, включая фасады зданий) по нечетной стороне Малого Гнездниковского переулка вдоль владения 9, далее пересекает Малый Гнездниковский переулок, далее пересекает квартал по северо-восточной и юго-восточной границам вл. 12–10 по Малому Гнездниковскому пер…» Вот и давайте пройдёмся вдоль этих владений. Их немало.
Малый Гнездниковский, дом 9/8, строение 2
Удивительно легко живётся в молодости! Мне ещё и 25-и не было, когда ушёл я из Госкино, получил на руки так называемый расчёт, который мы быстро в семье потратили, а мои записи о том времени лучатся оптимизмом. Надо сказать, что нашёл я их случайно. Точнее, нашла жена, разбирая давно отложенные и забытые рукописи, старые записные книжки. Дневником их в привычном значении этого слова не назовёшь, это ежедневник, куда заносятся записи для памяти: кто приходил, чем сегодня занимался. Ежедневники за 1965—1966-й годы. Изредка встречаются в них краткие характеристики событий и их оценки. Как правило, неунывающие. Вступил в группком литераторов, который давал право человеку не служить и не считаться при этом тунеядцем (а тунеядство в то время было уголовно наказуемо), – радуюсь! Получил за какую-то небольшую рецензию тридцатку: чудесно – есть чем заплатить за электричество и квартиру!
Жили на зарплату жены и никак не дотягивали в своих расходах до её получки. Не беда! Занимали небольшие суммы на несколько дней, на неделю. Как правило, у Игоря Волгина, с которым мы познакомились ещё в университетской многотиражке (оба там печатались) и подружились. Мы с ним были однокурсниками, но учились на разных факультетах. Он – на историческом, который располагался совсем недалеко от филологического, где мы учились с женой. А оба факультета – недалеко от нашего дома. Он бывал у нас ещё студентом. И после окончания университета – довольно часто.
Игорь помогал не только тем, что одалживал деньги. Он познакомил меня со своим отцом, старым журналистом, работавшим в Агентстве печати «Новости» (АПН) во французской редакции, которая была связана с небольшим иллюстрированным журналом «?tudes Sovi?tiyues». Если верить выходным данным, редакция журнала располагалась в Париже на rue de Prony. Не сомневаюсь, что именно там был офис некоего человека, поименованного J. Ribot и названного главным редактором издания. Как не сомневаюсь, что был он подставным лицом, что материалы для этого журнала заказывали, редактировали и переводили в Москве на Пушкинской площади, где в те годы, о которых пишу, располагалось агентство.
Уж в чём-чём, а в умении блефовать нашим органам не откажешь. Это своё умение они шлифовали до блеска. Покупали иностранного журналиста, который публиковал потребный советским властям материал у себя на родине. Порой на свои деньги содержали за границей какие-нибудь газеты или журналы. И извлекали из всего этого двойную пользу: и за границей пускали пыль в глаза читателям, и у нас, печатая статьи в переводе на русский: вот, дескать, как судят о том или ином событии за рубежом!
В конце концов, придумали издавать еженедельник, который так и назвали – «За рубежом». Составляли его только из переводных статей: не верите нашим журналистам – читайте, так сказать, дайджест обычно враждебной нам прессы! Для того и создали АПН.
Отец Игоря Леонид Волгин встретил меня тепло и сразу же заказал небольшую – на восемь машинописных страничек – статейку о советской поэзии. Статья ему понравилась. Он заказал ещё одну. В этом мнимо-французском журнальчике я выступал регулярно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
