— Я не могу, — выдавил из себя Говардс, его пальцы нервно и нерешительно засновали по клавишам. Охрану? Полицию?
— Раз так, я умираю и не пожалею об этом мире!
Она положила руку вверх ладонью на прилавок и страшным ударом ножа располосовала запястье. Из раны хлынула кровь.
— Что вы сделали? — закричал он, сжав кулаки. Она завопила, взмахнула рукой, кровь брызнула на него и залила прилавок.
— Книга! — застонал он. — Вы залили кровью Книгу. Что вы наделали!
Он схватил Книгу и принялся вытирать ее платком, но тут вспомнил, что до сих пор не вызвал врача. На мгновение он замешкался, потом отложил Книгу и бросился на место. Все вокруг было залито кровью — может быть, он совершил ошибку? — женщины возле прилавка не было, но он слышал ее всхлипывания.
— Скорую помощь, — говорил он в микрофон. — Необходима срочная медицинская помощь. Немедленно.
Должен ли он был что-нибудь сделать для нее? Он не имел права оставлять свое место. И везде кровь — на руках и рубашке. Он в ужасе оглядел свои руки.
Что у него с руками? Может быть, он забыл что-то, что должен помнить? В памяти словно отзвук пронеслись какие-то воспоминания — какие воспоминания? Все в порядке: он сидит на своем месте, рука лежит на Книге, а перед ним — сияющий мультифранк. На своем месте… Конечно, на своем — но почему снова это чувство, отдаленное, пугающее воспоминание, что все на самом деле не так?
Почему он глядит на свои руки?
Говардс передернулся, открыл мультифранк, включил его, сбросил цифры, щелкнул пробным и рабочим выключателями, а когда загорелся зеленый свет, поглядел на циферблат и набрал: 4.999…
Что-то не то. Почему он так сделал? Украдкой оглянувшись, он тотчас сбросил цифры. Длинная черная стрелка часов передвинулась еще на одно деление, замерла на вертикали и тут же перед его окном выросла громадная очередь. Люди тесно прижались друг к другу и молча глядели на него, только в конце очереди раздавались приглушенные голоса.
— Доброе утро, сэр, — обратился он к розоволицему джентльмену, стоявшему впереди. — Чем могу…
— Давайте без разговоров. Надо работать, а не языком чесать. Это заказное письмо надо послать в Капителло, в Италию. Сколько с меня?
— Это зависит… — начал Говардс.
— От чего зависит, черт возьми? Мне надо письмо отправлять, а не байки слушать.
По толпе пробежал нетерпеливый ропот, и Говардс, деланно улыбнувшись, сказал:
— Это зависит от веса, сэр. Заказные письма доставляются орбитальной ракетой, и оплата зависит от веса.
— Тогда, черт возьми, кончайте наконец болтать и взвесьте его, — он протянул письмо Говардсу.
Говардс взял письмо, просунул его в прорезь и назвал цифру.
— Это просто черт знает как дорого! Я только вчера посылал письмо в Капителло — обошлось гораздо дешевле.
— Возможно, оно весило меньше, сэр.
— По-вашему, выходит, я вру? — кричал розоволицый джентльмен, все больше наливаясь краской.
— Что вы, сэр, я просто сказал, что раз отправка письма стоила дешевле, значит, его вес был меньше…
— Какая наглость — называть человека лжецом! Вам это так не пройдет! Я хочу немедленно поговорить с начальником смены!
— Начальник смены не принимает посетителей. Если вам угодно подать жалобу, то пройдите в Бюро Жалоб — Комната восемь тысяч девятьсот тридцать четыре.
Появился долговязый рыжий парень.
— Я бы хотел дать телеграмму моему дяде: «Дорогой дядя, срочно вышли сто кредитов…»
— Заполните, пожалуйста, бланк, — сказал Говардс, нажимая кнопку, подающую бланки в наружный ящик.
— Но я не могу, — сказал парень, протягивая ему обе руки — они были в бинтах и гипсе. — Я не могу писать, но могу продиктовать вам: «Дорогой дядя…»
— Я очень сожалею, но мы не принимаем телеграмм под диктовку. Вы можете это сделать по любому телефону.
— Но я не могу опустить монету в автомат. Очень коротко: «Дорогой дядя…»
— Бесчеловечная жестокость, — возмутилась стоявшая следом девушка.
— Я был бы рад помочь вам, — сказал Говардс, — но это запрещено правилами. Я уверен, что кто-нибудь из стоящих в конце очереди заполнит вам бланк, а я с радостью приму телеграмму.
— Как вы все разом разрешили! — улыбнулась девушка. Она была очень хороша, и стоило ей немного наклониться, как ее грудь легла на прилавок. — Я хочу купить несколько марок.
Говардс улыбнулся в ответ:
— Я был бы очень рад помочь вам, мисс, — но почта больше не выпускает марок. Стоимость отправления печатается прямо на конверте.
— Очень разумно. Тогда, может быть, у вас на складе найдутся юбилейные марки?
— Это другое дело. Продажа юбилейных марок разрешается согласно пункту У-23Н/48 Книги.
— Как вы образованны — просто прелесть. Тогда, пожалуйста, выпуск, посвященный Столетию Автоматической Службы Пеленок.
— Какое хамство — спроваживать людей! — закричал розоволицый джентльмен, просовываясь в окошко. — Комната восемь тысяч девятьсот сорок четыре заперта.
— Совершенно точно. — Комната восемь тысяч девятьсот сорок четыре заперта, — холодно сказал Говардс, — И мне неизвестно, что происходит в Комнате восемь тысяч девятьсот сорок четыре. Бюро Жалоб находится в Комнате восемь тысяч девятьсот тридцать четыре.
— Тогда какого черта вы посылаете меня в восемь тысяч девятьсот сорок четвертую Комнату?
— Я вас не посылал туда.
— Посылали!
— Нет, нет. Я не мог сделать такой ошибки.
Ошибка? Мелькнуло в мозгу Говардса. О нет, ни за что.
— Прошу прощения, я ошибся, — побледнев, обратился он к девушке. — Недавно выпущено специальное указание, запрещающее торговлю юбилейными марками на почте.
— Ну, какая разница, — сказала девушка, игриво надув губы. — Я прошу всего несколько малюсеньких марочек…
— Поверьте, будь это в моей власти, я был бы счастлив сделать для вас все, но нарушать правила я не могу.
— А посылки бить вы можете? — рассерженный верзила оттолкнул девушку и швырнул на прилавок сверток. Сверток источал отвратительный запах.
— Я уверяю вас, сэр, что это не я разбил.
— Мой сын говорит, что разбили вы.
— Тем не менее, это не так.
— Выходит, мой мальчик врет! — заревел мужчина и, перегнувшись через прилавок, сгреб Говардса за грудки.
— Перестаньте, — выдавил из себя Говардс, вырываясь, и услыхал, как затрещала материя. Он нашарил кнопку вызова охраны и надавил ее. Кнопка отломилась и упала. Говардс рванулся сильнее — клок рубашки остался в руках верзилы.
— Марку, пожалуйста, — услыхал он, и письмо полетело в прорезь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
