— Вот спасибо! — обиженно проговорила Надежда. — Значит, это я виновата в том, что у вас на улицах сумки вырывают?!
— Я вас пока ни в чем не обвиняю, — отозвался майор. — Однако хочу попросить пока никуда не уезжать, не поставив меня предварительно в известность.
— Вот спасибо! — снова возмутилась Надежда Николаевна. — У меня дома семья без присмотра оставлена… муж и кот, а я здесь должна сидеть безвылазно и неизвестно чего дожидаться!
— Меня ваш кот не интересует! — рявкнул майор. — У меня убийство нераскрытое, а вы здесь со своим котом!
Он в сердцах швырнул ручку на стол, она подскочила и упала на пол. Майор проследил за ней тоскливым взглядом, хотел что-то сказать, но Надежда отвлекла его. Приподнимаясь со стула, она раздраженно осведомилась:
— Вы все сказали? Я могу быть свободна?
— Нет еще! — неприязненно процедил майор. — Посидите в коридоре! Скоро подойдет наш специалист, чтобы взять у вас папиллярные узоры!
— Что?! — удивленно переспросила Надежда.
— Отпечатки пальцев!
— Так бы и говорили! — проворчала Надежда, поднявшись и направляясь к двери. — Незачем выпендриваться!
— Скажите Мормышкину, чтобы зашел! — проговорил ей в спину сосед майора по кабинету.
Подходя к двери, Надежда увидела на полу ручку майора и мстительно пнула ее ногой. Ручка отлетела в самый дверной проем. Майор этого, кажется, не заметил.
— Вас просят зайти! — сказала Надежда золотозубому типу, который ожидал под дверью. Тот вздохнул, распушил кошачьи усы и вошел в кабинет. При этом дверь закрылась не до конца — ей помешала ручка майора, попавшая в зазор.
Надежда Николаевна уселась на стул перед самой дверью и приготовилась к долгому, томительному ожиданию. Что оно будет долгим и томительным, она ничуть не сомневалась.
В пустом коридоре стояла тоскливая тишина, нарушаемая только ровным гудением люминесцентных ламп. Из-за неплотно закрытой двери до нее отчетливо доносились голоса.
— Здравствуйте, гражданин Мормышкин! — проговорил сосед майора, любитель Державина. — Ну как, вы подумали над своими показаниями? Вы над ними хорошенько подумали?
— А чего мне думать? — отозвался Мормышкин, слегка шепелявя. — Я в первый раз все как есть вам сказал… он, Толя, значит…
— Вы имеете в виду потерпевшего? — уточнил милиционер.
— Ну да, а кого же еще… он, значит, по встречке ехал, ну и влетел нам прямо в лоб…
— И что же было дальше?
— А что было? А ничего не было! Мы, понятное дело, остановились, поглядели, видим — Толя помирает… ну, вызвали по мобиле ментов… извиняюсь, милицию… только он, Толя, значит, помер еще до того, как они приехали… а мы тут, значит, совсем ни при чем, потому как он по встречке ехал…
— Зря вы, Мормышкин, нас за дураков держите! — перебил его милиционер. — Мы здесь далеко не дураки. И у нас есть основания сомневаться в ваших показаниях.
— Какие еще основания? — забормотал Мормышкин. — Не знаю я никаких оснований!
— Очень серьезные основания! — Милиционер откашлялся и продолжил, понизив голос: — Когда вы подошли к потерпевшему, как он лежал — на груди или на спине?
Мормышкин на секунду задумался, припоминая, и наконец уверенно сообщил:
— Не на груди и не на спине, а на животе.
— Вот как? — оживился милиционер. — А когда на место аварии прибыл наряд дорожно-патрульной службы, потерпевший лежал на спине. Так и в протоколе указано.
— Само собой, — подтвердил Мормышкин. — Мы же его перевернули, чтобы проверить — живой он или уже… того… может, думаем, еще оклемается… может, ему помощь нужна…
— Ну и как?
— Еще живой был.
— И что, вы оказали ему помощь?
— Да нет, не успели. Только было собрались — тут он как раз взял и помер…
— А потерпевший ничего не сказал перед смертью? — неожиданно вступил в разговор тот въедливый майор, который только что допрашивал Надежду Николаевну.
— Что? — замялся Мормышкин. — Кто? Толик-то? А как же! Конечно, сказал…
— А что он сказал? — оживился майор.
— Помираю, сказал, помогите, мужики…
— И больше ничего?
— Больше ничего.
— Не будем отклоняться! — произнес любитель Державина. — Значит, когда вы подошли к потерпевшему, он лежал на животе?
— Ну да, — подтвердил Мормышкин, не понимая, к чему клонит милиционер.
— И это значит, что после столкновения он упал на дорогу лицом?
— Выходит, так…
— И столкновение его мотоцикла с вашей машиной было лобовое?
— Ну да…
— Но в таком случае травмы, которые привели к смерти потерпевшего, должны быть спереди.
— Наверное, так… — согласился Мормышкин.
— Вот видите, Мормышкин, вы сами все понимаете! — торжествующим голосом заключил милиционер.
— Чего я понимаю? — забеспокоился Мормышкин. — Ничего я не понимаю! К чему это вы клоните? Я же говорю, он по встречке ехал, так что мы не виноватые…
— Вы дурачка-то не валяйте! — оборвал его милиционер. — По данным судебно-медицинской экспертизы, смерть гражданина Сыроежкина наступила от множественных травм, самая серьезная из которых — повреждение затылочной части головы в результате удара тупым тяжелым предметом. Так вот скажите мне, Мормышкин, откуда у него травма затылка, если он упал на дорогу лицом вперед?
— А я откуда знаю? — пробормотал Мормышкин. — Мало ли об какой камень он ударился!..
— При таком падении удариться он мог только лицом или лбом, — наставительно проговорил милиционер. — В крайнем случае виском. Но никак не затылком!
— Что ты мне шьешь, начальник? — заголосил Мормышкин. — Я тут ни в чем не виноватый…
— Это мы еще проверим! — грозно оборвал его милиционер. — По моему личному мнению, вы с приятелем поспособствовали смерти гражданина Сыроежкина!
— Чего?!
— А вот чего! — передразнил его милиционер. — По моему личному особому мнению, кто-то из вас ударил Сыроежкина камнем по голове, отчего тот и скончался!
— Каким камнем?! — заверещал Мормышкин.
— А вот уж это я не знаю каким! Это уж вам виднее!
— Да там и не было никаких камней! Там, это… травка да гравий, а больше ничего!..
— Ну, я уж не знаю, Мормышкин. Может, не камнем, может, другим каким-нибудь тяжелым предметом…
— Да за каким чертом нам это надо?
— А вот это я пока еще не знаю! — вздохнул милиционер. — Но не сомневайтесь, Мормышкин, я узнаю! А когда узнаю — вы у меня не отвертитесь!
— Не виноватый я! — заверещал Мормышкин. — Ну есть у меня судимость, так что — теперь мне все будете шить, что в городе случится? Это же вообще не жизнь, а не знаю что!
— Никто вам, Мормышкин, ничего не шьет! — наставительно проговорил милиционер. — Здесь вам не швейное ателье и не мастерская по ремонту одежды, здесь вам отделение милиции! И можете пока быть свободны, но никуда из города не уезжайте!
Мормышкин вылетел из кабинета, как пробка из бутылки теплого шампанского, и пронесся мимо Надежды.
В кабинете же продолжился разговор, невольным свидетелем (точнее, слушателем) которого была Надежда Николаевна.
— И охота тебе с этой аварией возиться? — проговорил тот майор, который только что допрашивал саму Надежду. — Признай несчастный случай со смертельным исходом и закрой дело! Только статистику нам этим делом портишь!
— Да я бы его с удовольствием закрыл, — со вздохом ответил поклонник Державина. — Да тут этот новый эксперт вылез… неймется ему, понимаешь… какую-то хитрую гематому нашел при вскрытии и теперь на каждом углу кричит, что она не вписывается в картину дорожно-транспортного происшествия…
— Вот навязался он на наши головы! — простонал майор. — Хоть бы его куда-нибудь задвинули!
— А куда его задвинешь? Разве только на повышение! А там сам знаешь какая очередь!
Разговор прервался, на некоторое время сменившись озабоченным шелестением бумаг.
В это время в коридоре появился низенький и тщедушный молодой человек с оттопыренными ушами и круглыми очками на носу. В левой руке он держал небольшой черный чемоданчик. Подойдя к кабинету, возле которого тосковала Надежда Николаевна, молодой человек поправил очки, которые съехали на кончик носа, и спросил надтреснутым неустоявшимся голосом, которому он безуспешно пытался придать солидную начальственную хрипотцу:
— А вы, гражданка, кого ждете? Семена Ивановича или Ивана Семеновича?
— Я специалиста жду, который мне отпечатки пальцев снимет! — проворчала Надежда, которой уже смертельно надоело торчать в милицейском коридоре.
— А, так это вы меня, значит, ждете! — обрадовался молодой человек и открыл перед Надеждой Николаевной дверь кабинета. — Заходите, сейчас мы быстренько…
При этом он неловко махнул рукой, сбив свои очки, но успел поймать их в воздухе и снова водрузить на нос.
