Об этом сообщила мисс Маккенна на родительском собрании неделю назад. Новый учебный год только начался, а я уже закатывала истерики, рушила все и портила работы других детей. До директора дошла новость о том, что я воткнула острый карандаш в руку одной девочки. Он прошел прямо насквозь, как нож по маслу. Марго Вульф. Я считала ее холеной коровкой. Она всегда была слишком идеальной. Одежда лучше, чем у меня, сумка, лучше чем у меня, карандаши новые, а мои принадлежали кому-то из кузин, зато были острыми. Я была ребенком в обносках с размазанными по лицу соплями. А ненавидела за это ее.
Поэтому родительское собрание было знаковым событием. Мне тоже пришлось пойти, и я была воодушевлена, потому что это было первое мероприятие, похожее на взаимодействие ребенка с родителем. Я знала, что они не мои родители, но это не имело значения. Я с нетерпением ждала собрания, а кровавая рана в руке Марго Вульф совершенно выветрилась из памяти. Я не думала тогда, что на собрании будут обсуждать мое поведение.
Когда мисс Маккенна изложила, что я неконтролируема – ее эта история практически довела до слез, – директриса, коренастая женщина с массивными икрами, посоветовала обратиться к психотерапевту. Я помню, как дядя Маркус утверждал, что это наследственная черта, а тетя Джемайма поникла головой от стыда. От стыда за то, что она является частью семьи с проблемами. В конце концов, она моя родная тетя. Это ее гены, и это ее брат решил избавиться от одного из своих детей, препоручив другой семье. Дядя Маркус даже предположил, что это какое-то генетическое отклонение, такое же, как у моей сестры. Я тогда не понимала, о чем он говорит.
Но они подчеркнули, стараясь, чтобы это понял каждый, что они не мои родители. Что они могут поделать в этом случае? Даже само это мероприятие рассчитано не на них. Оно для родителей и учителей. Они были обременены мной, как котенком, найденным на заднем дворе дома: он никому не нужен, но нет сил смотреть, как он умирает с голоду. Так что приходится взять его, и делая вид, что любишь кошек, надеяться, что он станет домашним. Такими людьми они были для меня. Защитники поневоле, которые, опустив руки, смотрели, как я оставляю кучки кошачьего дерьма в их прекрасной организованной жизни, в которой уже достаточно послушных и милых детишек с нормальными ногами, которые не ходят в обносках и были желанны с самого начала.
В общем, Киддивинкс был попыткой сделать меня хорошим ребенком. Психотерапевт сказал, что это поможет. Я должна научиться вливаться в общество, можно подумать, пары походов в игровую достаточно для этого. Мы должны были игнорировать тот факт, что я знаю, что своим родителям я не нужна, что в школе меня называют Одноногой Айрини, что я несу в себе гены Харринфордов. Я не знала, что такое спокойные игры с другими детьми. Очевидная причина всех моих проблем в детстве.
Даже в восемь лет я была настроена скептично. Лазать по резиновым кубикам, свисать с веревочных паутинок, скатываться по спиральным горкам, прыгать на батуте – все это весело и классно, для тех, у кого нормальное тело. К тому моменту я уже могла ходить, даже без ходунков. Но я оставалась в плохой форме, и многие просто игнорировали то, что я хромаю и отклоняюсь вправо при ходьбе. Карабкаться было не в радость. И лазать. И бегать тоже. И все же, когда они отправили меня в зону игр, предполагалось, что я буду выступать, точно животное на арене цирка. Я видела, как они смотрели с ужасом на мою неспособность интегрировать в общество, а эта способность была чем-то таким ускользающим, покоящемся, видимо, на дне детского бассейна с шариками. Поэтому я улыбалась, махала руками, старалась. Я глубже зарывалась в блоки из поролона и видела, как тетя Джемайма молится о чуде. Я смогла преодолеть одно препятствие, но потом свалилась в бассейн с шариками. Единственным доступным вариантом была веревочная паутинка, но я была не в состоянии лезть по ней вслед за кузинами. Я пошла ко дну, позволила себе утонуть. Понадеялась, что так я хотя бы смогу переждать здесь, пока не настанет время уходить.
Но потом они не смогли найти меня, и тогда словно разверзлись адские врата. Я кричала, но в суматохе меня никто не слышал. Из-за дурацкой левой ноги я не могла устоять на всех этих шариках, не могла и развернуться, чтобы встать на здоровую ногу. Вызвали полицию вместе с пожарной бригадой. Им пришлось демонтировать часть игровой площадки и вынуть все шарики. До меня добрались через час. Разумеется, они решили, что я сделала это нарочно. Мол, чтобы привлечь к себе внимание. Семейная черта, утверждал дядя Маркус, одним глазом укоризненно поглядывая на тетю Джемайму.
Больше мы не ездили в Киддивинкс. Попытки интеграции были пресечены, в первую очередь отказались от психотерапевта, который это предложил. «Знаешь, у нас и так трое своих детей. Мы не можем оплачивать тебе врача только потому, что ты не можешь вести себя хорошо». На это деньги выделять не полагалось, даже учитывая то, что присылал их мой отец.
У них закончились идеи, и они стали думать над тем, не поможет ли мне знакомство с сестрой. Тетя Джемайма однажды рассказала мне, что Элли умоляла их о встрече. Я была так воодушевлена. Именно этого ведь я желала. Быть нужной своей семье. Элли, наверное, миллион раз всех заверила в том, какой хорошей она будет, если они позволят ей увидеться со мной. Думаю, тогда у них еще оставалась надежда на ее счет.
Отец привез ее к тетиному дому. Моя мать приехала тоже, но все, что я помню о ней, это как она рыдала в коридоре, а тетя Джемайма ее успокаивала. Я надела свое лучшее платье, надеясь, что маме понравится. Тетя заплела мне волосы и повязала красную ленту. Я думала, если мама увидит мои усилия, то, быть может, осознает свою ошибку и заберет меня домой. Но они отправили нас играть в сад раньше, чем она могла меня увидеть.
Они отвлеклись лишь ненадолго, а через пятнадцать минут я уже стояла полуголая на перилах Слейтфордского акведука, глядя на Элли, лежащую на воде лицом вниз. Теперь была моя очередь прыгать, я ей обещала. Я хотела впечатлить ее, но не была уверена, что это получится, если мы обе погибнем. Возможно, поэтому я не прыгнула, а позволила заботливому прохожему уговорить себя спуститься. После этого все идеи о воссоединении семьи были отметены. Более того, мы переехали, тетя надеялась, что это поможет.
Та история с Марго Вульф заработала мне дурную славу на многие годы. Марго, разумеется, ненавидела меня за это, и показывала всем шрам от Одноногой Айрини. Да-да, все еще болит, даже после стольких лет, спасибо, что спросили. Меня раздражало, что ее жалеют, хотя она не заслуживала жалости. Я ненавидела сам факт того, что она ненавидит меня. Поэтому, когда четыре года спустя Элли нашла меня и отправила Роберта Нила в больницу, я решила завершить дело, начатое в детстве. После объединения с Элли меня было не остановить. Никто даже не знал, что мы видимся. Я считала, что это путь вперед, шанс на лучшую жизнь. Возможность забыть прошлое и стать нужной. Настало время преподать Марго Вульф урок, решила я. Понятия не имея о том, каким уроком это станет для меня и что я буду жалеть о нем всю оставшуюся жизнь.
Глава 11
Еще час мы с Мэттом обсуждаем мою взрослую жизнь – где я работаю, какие чувства испытываю, когда делаю наркоз пациенту, и какие – когда вижу смерть. Потом звонит Грег. Элли с ним, они закончили. Она настаивает на том, чтобы забрать меня из «Грязного пса». После неловкого прощального поцелуя в щеку от Мэтта я сажусь в ее машину. Она полна энергии, взбудоражена и взволнована, готова продолжать Сестринский день. Но мысль о том, что произошедшее в прошлом было не во власти моих родителей, раздражает меня, точно муха, вьющаяся вокруг лампочки. Возможно ли, что они поддавались влиянию Элли не меньше, чем я? Я никогда не оправдывала их, а идея о том, что в этом во всем нет их вины, соблазнительна. Но болтовня Элли вскоре отвлекает меня, она начинает вливать мне в уши всю историю их отношений с Грегом с кучей подробностей, которые мне знать совсем не хочется.
– В любом случае хватит о нем, – произносит она, наконец. – Он скучный. СКУ-У-УЧНЫЙ. К твоему сведению, единственная тема разговора у него – это падение цен на нефть.
Она пародирует его, изображая эдакого высокомерного мерзавца.
– Позволь рассказать о последних актуальных сделках и о командировке в Нью-Йорк, в которую я собираюсь летом. А после я буду трахать тебя, параллельно разговаривая о сделках по слиянию и поглощению, и о своей невесте, и бла-бла-бла. – Она щелкает пальцами, подчеркивая, что он никогда не затыкается. Я устраиваюсь поудобнее в кресле, и частично даже рада, что Сестринский день продолжился. Но упоминание предполагаемой невесты Грега наводит меня на мысли о бедняжке, на которую Элли напала в тренажерном зале. Если невеста и правда есть, интересно, знает ли она об Элли?
