В кассете заканчивается пленка, и, перевернув ее другой стороной, детектив возобновляет запись.
Интересно, он в курсе, что мобильный телефон существенно упростил бы задачу? Наверное, он сторонник теории заговора и настолько не доверяет правительству, что даже не пользуется телефоном.
— Я хочу осмотреть плиту, — говорит мужчина и направляется на кухню, прихватив с собой диктофон. Я мешкаю, задумавшись, не совершил ли ошибку, пригласив его сюда. Любой вменяемый человек, выслушав мой рассказ, счел бы меня сумасшедшим. А я почему-то верю, что этот мужчина не передаст запись прямиком в руки таких вменяемых людей.
Если честно, мне плевать. Теперь ни моя карьера, ни малочисленные поклонники, ни имидж, который Лейла старалась для меня создать, больше не имеют значения. С тех пор, как я узнал, на что способны люди, все это кажется мне незначительным.
Будто я всю жизнь провел на мелководье, а за минувшую пару недель погрузился на самое дно Марианской впадины.
Когда я захожу на кухню, детектив задумчиво осматривает плиту. Нажав на ручку, он поворачивает ее и ждет, пока вспыхнут языки пламени. Затем с минуту рассматривает их. И выключает.
— Чтобы выключить конфорку, нужно нажать на ручку, — он жестом указывает на плиту. — Как вы это себе объяснили?
Я пожимаю плечами.
— Никак.
Мужчина издает смешок. Он впервые выразил намек на эмоцию с момента нашей встречи. Сев обратно за стол, он кладет диктофон между нами.
— Лейла была обеспокоена случившимся?
— Не особо, — отвечаю я. — Я сказал, что сам виноват, и она не стала меня расспрашивать. Мы вместе прибрали на кухне, и я приготовил обычную пасту, вместо супа.
— Было ли той ночью что-то еще, что показалось вам странным?
— Ничего подобного происшествию с плитой.
— Но все же произошло что-то необычное?
— За последующую пару дней произошло несколько событий, которые заставили меня задуматься, не схожу ли я с ума.
— Каких событий?
— Таких, после которых любой другой человек бежал бы отсюда без оглядки.
Глава 7
Лейла со скучающим видом размазывает пасту по тарелке, почти ничего не съев.
— Тебе не нравится?
Она замирает, поняв, что я наблюдаю за ней.
— Нравится, — отвечает она и отправляет в рот маленький кусочек.
В последнее время у нее нет аппетита. Она очень мало ест и всегда выбрасывает из тарелки еду, содержащую углеводы. Может, поэтому она почти ничего не съела, ведь все содержимое ее тарелки состоит сплошь из углеводов.
Лейла взвешивалась через неделю после выписки. Как сейчас помню, как она встала на весы, пока я чистил зубы в ванной. «О господи», — прошептала она, и с тех пор ни разу не поела нормально.
Лейла тщательно прожевывает еду, глядя в стоящую перед ней тарелку. Затем отпивает вина и вновь начинает ковырять пасту.
— Когда приезжают Аспен с Чедом? — спрашивает она.
— В пятницу.
— И надолго?
— На одну ночь. Они отправляются в то путешествие. — Лейла кивает, будто понимая, о чем я говорю. Но когда я звонил Аспен, чтобы рассказать о нашей поездке, она сообщила, что уже две недели не разговаривала с Лейлой. Позже вечером я проверил ее телефон и обнаружил несколько пропущенных звонков от матери и сестры. Не понимаю, почему она избегает родных, но Лейла чаще игнорирует их звонки, нежели берет трубку.
— Ты разговаривала сегодня с мамой? — спрашиваю я.
Лейла качает головой.
— Нет, — и смотрит на меня. — А что?
Сам не знаю, зачем я спросил. Просто мне не нравится, что она почти никогда не отвечает на звонки матери. Тогда Гейл пишет мне сообщения и спрашивает, что не так с Лейлой. Потом она пишет Аспен и беспокоит ее. А Аспен пишет мне и спрашивает, почему Лейла не берет трубку.
Всем стало бы легче, если бы Лейла общалась с ними почаще, тогда они не волновались бы за нее так сильно. Но они волнуются. Все мы волнуемся. Возможно, это тоже мешает ей прийти в себя.
— Лучше бы мама нашла себе занятие и не ждала, что я буду общаться с ней каждый день, — говорит Лейла, бросив вилку на стол, и отпивает вина. Поставив бокал, она с минуту сидит, закрыв глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Открыв их вновь, молча смотрит на пасту.
Затем глубоко вздыхает, будто хочет забыть этот разговор.
Может быть, после выписки она провела с матерью и сестрой слишком много времени. Вероятно, ей нужно отдохнуть от этого общения точно так же, как мне нужно отдохнуть от всего мира.
Лейла берет в руки вилку и рассматривает ее, а затем вновь устремляет взгляд на тарелку с пастой.
— Так приятно пахнет. — Слово «приятно» она произносит так, что оно походит на стон. Лейла нюхает пасту. Наклоняется над тарелкой и, закрыв глаза, вдыхает аромат соуса. Может, нюхать еду, вместо того, чтобы ее есть — это новый способ сбросить семь лишних килограммов, о которых она говорит без умолку.
Лейла крепко сжимает в руке вилку и погружает ее в тарелку. А затем накалывает так много пасты, сколько еще не съедала на моей памяти. Отправив ее в рот, она мычит от удовольствия.
— О боже, как вкусно. — Она накалывает на вилку больше пасты, и, не успев проглотить, набивает в рот еще. — Еще хочу, — говорит девушка с полным ртом. Я забираю у нее тарелку и иду к плите, чтобы вновь ее наполнить, пока она запивает вином.
Лейла едва не вырывает тарелку у меня из рук, когда я возвращаюсь за стол. Она вмиг съедает всю пасту и откидывается на спинку стула, прижав ладонь к животу и все еще крепко сжимая вилку в правой руке.
Меня пробирает смех от облегчения, что она снова начала есть, а еще я никогда не видел, чтобы кто-то так оживленно ел.
Закрыв глаза, Лейла издает стон и наклоняется к столу. Упершись в него локтями, она убирает руку с живота и прижимает ко лбу.
Я отправляю в рот вилку с пастой как раз в тот миг, когда она открывает глаза. Лейла смотрит в стоящую перед ней пустую тарелку с выражением такого ужаса на лице, будто сожалеет о каждом съеденном углеводе. Она накрывает рот ладонью.
— Лидс? Моя еда исчезла.
— Хочешь еще?
Она смотрит на меня, вытаращив глаза.
— Она исчезла, — говорит она шепотом.
— Не вся. Можешь доесть, что осталось, если хочешь.
В ответ она смотрит на меня в таком шоке, будто я ее оскорбил.
Устремив взгляд на вилку, она внимательно рассматривает ее, будто не понимает, что это такое. Затем роняет ее. Вернее сказать, отбрасывает в сторону. Вилка скользит по столу и ударяется о мою тарелку, а Лейла встает из-за стола.
— Лейла, что случилось?
Она мотает головой.
— Ничего. Все в порядке, — отвечает она. — Просто… ела слишком быстро. Меня немного тошнит. — Она выходит из кухни и мчит наверх.
Я иду следом. Лейла ведет себя так, словно вот-вот случится очередная паническая атака.
Когда я захожу в спальню, она роется в ящиках, бормоча себе под нос «где же они?». Не найдя то, что искала, она распахивает двери шкафа. Я начинаю паниковать, что Лейла случайно найдет кольцо. Я подхожу к ней и беру ее за руки, стараясь отвлечь от изучения шкафа.
— Что ты ищешь?
— Свои лекарства.
Ну конечно.
Я выдвигаю верхний ящик комода и вытаскиваю баночку с таблетками. Достав одну, отдаю ее Лейле, хотя вид у нее такой, будто она хочет забрать у меня банку и проглотить все ее содержимое разом. Даже не представляю, чего она так сильно испугалась. Взяв таблетку, Лейла идет в ванную и включает воду. Положив пилюлю на язык, она запивает водой прямо из-под крана. Затем запрокидывает голову, чтобы проглотить лекарство, напомнив мне о той ночи в бассейне, когда Аспен дала ей таблетку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Прислонившись к дверному косяку, я улыбаюсь от воспоминаний. Приняв транквилизатор, Лейла слегка успокаивается, и я пытаюсь отвлечь ее разговором.
— Помнишь, как я подумал, что твоя сестра дала мне наркотики?
Лейла резко оборачивается в мою сторону.
