Картины разрушений и огромного народного горя непреходящей болью отзывались в ее сердце. Павличенко думала о мести. Те, кто вероломно покусился на мирную жизнь ее родной страны, должны понести суровое наказание, и она их накажет. После первого боя Люда поняла, что сможет это сделать. В уме она прикидывала свой счет: сто, двести, триста вражеских солдат и офицеров. Они останутся лежать здесь, в сухой и рыхлой степной земле, которую мечтали захватить…
Колонна 54-го полка уходила дальше на восток, к реке Днестр. Уже под утро над степью, но далеко от них, где-то на северо-западе занялось широкое зарево. Там, на правом фланге Южного фронта, шли ожесточенные бои. Немцы и румыны рвались к городу Тирасполю.
Однако на левом фланге Южного фронта чапаевцам пока удавалось отрываться от противника. Но каждый раз — все с большим трудом. Враг наращивал усилия, а противопоставить ему русские ничего не могли, поскольку резервов уже не имели. У нашего командования оставалась одна надежда — Тираспольский 82-й укрепленный район. К 25 июля 1941 года там собрали все отступавшие войска.
Построили 82-й укрепрайон задолго до войны и оборудовали неплохо: бетонные, деревянно-земляные, каменные сооружения, блиндажи, траншеи, огневые точки. Здесь расположили в капонирах и полукапонирах около ста орудий разных калибров, 632 станковых и 285 ручных пулеметов, более десяти тысяч человек личного состава. Советские генералы рассчитывали на 82-м укрепрайоне остановить вал вражеского наступления, перемолоть на днестровских берегах немецкие и румынские пехотные дивизии и затем отбросить их к западной границе СССР. К сожалению, этот стратегический замысел осуществить не удалось. На рубеже 82-го УР наши воинские части продержались только 12 суток, с 26 июля по 8 августа…
Сначала 54-й стрелковый полк прикрывал переправу воинских частей 54-й дивизии через реку Каплань по дамбе, стоявшей у села Паланка. Почти весь день 24 июля и в ночь на 25 июля эта дивизия переправлялась, а «разинцы» отошли к деревне Маяки и окапывались, готовя огневые рубежи.
Среди однообразных серовато-желтоватых равнин вдруг блеснуло, как награда за четырехдневный переход, ясное зеркало воды. Днестровский лиман и его ответвление — Карагвольский залив — глубоко врезались в земную твердь своими извилистыми протоками, тихими заводями, глубокими затонами. Кое-где вдоль берегов рос камыш, гнездились утки, играла на небольшой глубине речная рыба. Позиции, отведенные 54-му полку, находились как раз у деревни Маяки, известной на всю Украину богатыми рыбой местами.
Печально взирал сержант Макаров с высокого обрывистого берега на приятную глазу мирную картину. Внизу, на желтом песчаном откосе лежали три больших баркаса, перевернутые килем вверх. Их ребристые мокрые бока темнели на солнце. Дальше сушилась растянутая на шестах мелкоячеистая пеньковая сеть. Стайка босоногих мальчишек с удочками на плечах уверенно двигалась к пристани, где покачивалась на мелкой речной волне лодка-плоскодонка.
Лейтенант Ковтун сегодня не отпустил Макарова в деревню, хотя снайпер обещал снова накормить всю вторую роту свежей ухой из карасей. Игорь, будучи заядлым рыболовом, отлично знал местные промыслы. До войны он приезжал сюда раза два, свел знакомство с деревенскими мужиками, ходил с ними на ночную рыбалку.
— Карась пойдет на опарыша, — рассуждал он, повернувшись к Людмиле. — Но конечно, удилище из бамбука, поплавок — не тяжелый, крючок размера 0,2.
— Естественно, — отозвалась Павличенко.
Она занималась недавно полученной новой снайперской винтовкой. Капитан Сергиенко сдержал свое обещание. По прибытии 54-го полка на позиции в Тираспольском укрепленном районе «разницам» выдали со складов боеприпасы и вооружение, согласно их заявке.
— Многие мне жалуются, — Макаров развивал прежнюю излюбленную тему. — Мол, не клюет. А ты что сделал, чтоб она клевала?
— Действительно, что? — глаза Людмилы лукаво блеснули.
— Ты подкормку ей давал? Ты свежую наживку заготовил? Ты до восхода солнца встал? — снайпер строго сдвинул брови.
— Нет! — быстро ответила Люда.
— То-то и оно! Значит, и рыба тебе уважения не окажет..
Неизвестно, сколько бы продолжалась беседа в таком духе. Однако Макаров вдруг увидел лейтенанта Ковтуна, шагающего к их блиндажу. На плече командир роты нес ручной пулемет Дегтярева, в руке — металлическую коробку с круглыми плоскими магазинами к нему.
— Ротный чего-то сюда припожаловал. «Дегтяря» несет, — сообщил своему снайперу-наблюдателю сержант. — Может, все-таки отпустит в деревню за рыбой?
— А вы сами его спросите, Игорь Сергеевич.
Но для начала они встали по стойке «смирно» и откозыряли офицеру, приложив ладони к пилоткам.
— Здравия желаю, товарищ лейтенант! — отчеканил Макаров, искательно заглядывая в глаза командиру.
Тот поднес руку к козырьку фуражки, потом опустил на землю ручной пулемет и передал коробку с магазинами Макарову:
— Приказываю вам, сержант, провести инструктаж с красноармейцем Павличенко. Объясните устройство и действие этой машины.
— Слушаюсь, товарищ командир!
— Меня разжаловали из снайперов в пулеметчики? — голос у Людмилы дрогнул. — Но почему, товарищ лейтенант?
— Не почему, а для чего, товарищ Павличенко. Ситуация такая, что надо бы вам освоить еще один вид стрелкового оружия. Или вы в запасном полку пулемет хорошо изучили?
— Никак нет. Времени было мало.
— Не сомневайтесь, товарищ лейтенант. Она освоит… — доложил Макаров и умоляюще добавил: — В деревню можно мне?
— В деревню нельзя по той же самой причине. Ситуация тяжелая. Всем быть на местах в боевой готовности.
— Так тишина вокруг, товарищ лейтенант. Покой, небо голубое, птички поют.
— Скоро петь перестанут! — мрачно произнес Ковтун, резко повернулся на каблуках и зашагал прочь…
Не мог командир второй роты рассказать своим бойцам о том, что слышал сегодня утром на совещании у командира 54-го полка полковника Свидницкого. Оказывается, позавчера, то есть 2 августа 1941 года, противник, до сих пор двигавшийся в юго-восточном направлении от Дубоссар к Вознесенску, круто повернул часть своих сил на юг, затем — на юго-запад. По лощинам и перелескам фашистская пехота незаметно обошла наш стрелковый полк и ударила по трем советским дивизиям, сильно потрепанным в предыдущих боях. Против них выступили две пехотные дивизии немцев и одна румынская, недавно прибывшая на фронт.
Они прорвали боевые порядки русских и вышли в тыл нашей 95-й Молдавской дивизии, едва не захватив ее командный пункт и весь штаб. Угроза окружения нависла над защитниками Тираспольского укрепрайона. Но Ставка Верховного главнокомандования в Москве, похоже, еще не понимала, что Южный фронт трещит по швам, и приказа об отступлении не отдавала.
Кроме того, сегодня, то есть 4 августа, прервалась проводная связь 25-й Чапаевской дивизии со штабом Южного фронта, а работу радиостанции противник забивал помехами. Понятно, что провода могли перерезать диверсанты, которых немцы во множестве забрасывали в советский тыл. Очень страдала проводная связь также от артобстрелов и бомбовых ударов. Ведь превосходство фашистской авиации и воздухе уже проявлялось совершенно отчетливо.
На равнинных пространствах от реки Днестр до реки Южный Буг, от города Тирасполя до города Одессы постепенно возникал настоящий военный хаос, и управлять войсками становилось невозможно. Все перемешалось в неоглядных степях Причерноморья. Целые многотысячные корпуса вместе со своими командующими попадали в окружение и плен. Генералы и полковники гибли в обычных пехотных перестрелках. Полками и батальонами командовали лейтенанты. Некоторые дивизии теперь существовали лишь на бумаге. Разрозненные остатки их бродили по дорогам, пробиваясь к своим. Они шли без артиллерии и обозов, без продовольствия и боеприпасов, сберегая последние патроны и гранаты, но бросив противогазы, шинели, плащ-палатки.
Бывало, их выручали взводы противовоздушной обороны, вооруженные счетверенными пулеметами «максим», установленными на «полуторках». Они носились по степи и легко уничтожали прорвавшиеся группы фрицев и мамалыжников-румын, хотя предназначались для прицельной стрельбы по вражеским самолетам в небе.
Несчастья первых недель войны миновали 25-ю дивизию. Она не находилась на острие главного удара фашистов, а защищала прибрежные районы Черного моря, рек Дунай и Прут, где враг особой активности не проявлял. Чтобы избежать окружения, чапаевцы отступали, удерживая фронт и отбивая наскоки противника. Потери несли, но не значительные. Таким образом, к началу августа 1941 года дивизия сохраняла свое довоенное устройство, штаб, артиллерию, транспортные, санитарные, хозяйственные части.
На совещании полковник Свидницкий отметил этот положительный факт. Далее он объяснил командирам трех своих батальонов, а также командирам стрелковых, пулеметных, минометных рот и артбатарей, что при разгроме наших воинских соединений на северных участках Тираспольского укрепрайона немецко-румынская орда тотчас навалится всей мощью на южный фланг и будет прорываться к Одессе. Генерал Антонеску, как доносила фронтовая разведка, уже опубликовал приказ: Одессу взять штурмом к 15 августа и назвать город по собственному его имени — «Антонеску», дабы навсегда искоренить в этих краях память о проклятых русских.
