Я не смела вновь влезать в жизнь Глеба. Просто потому что не имела на это никаких прав спустя тринадцать лет разлуки.
Матвей словно услышал мои безмолвные терзания и устало вздохнул.
— Раньше я думал, что у Глеба нет слабости, — вдруг начал он хмыкнув. — Что он идеальный во всем. Из-за него моя теория об отношениях с треском ломалась. Я всегда думал, что каждый человек в своей душе имеет дыры, ну, или, можно сказать, слабости. Слабый характер, сила духа, тело, безграничная доброта, жестокость или еще что-то. И, чтобы из-за этой дыры из человека не вытекала жизненная сила, ему нужен другой. Тот, кто поможет залатать в тебе эту слабость, а ты в свою очередь чинишь его дыру. Я эгоист, циник, да и просто козел. Я всегда знал это и не понимал у кого хватить смелости приблизиться к моим дырам. В какой-то момент даже думал, что я никогда не встречу ту, что залатает меня. Но вот встретилась она.
Друг мечтательно улыбнулся и повел плечами, разминая их.
— Мила чинит тебя? — понимающе прошептала я.
— Мила не просто чинит. Обычно люди ломаются из-за моих игр, а она поддержала их. Более того посмела изменить правила и занять место ведущего. И это вдохновляет меня.
Он, не глядя, протянул бокал в мою сторону, а я в ответ чокнулась своим. Мы одновременно улыбнулись и выпили, со стуком ставя опустевшие стекляшки на стойку.
— Но со мной же ты дружишь без игр, — заметила я спустя время.
— Неа, — возразил Матвей и всем корпусом повернулся ко мне. — Ты отказалась играть со мной в игры. Не поддержала их и не изменила, как пытались другие. Просто безоговорочно отказалась, — возмущенно пробурчал он, а затем тихо добавил. — С тобой мне комфортно, поэтому я и дружу с тобой.
Хмыкнула, разглядывая полки бара с бутылками различного алкоголя, и задумалась о теории Матвея. О слабости и о дырах в душах людей. Это как плюс и минус, электрон и протон, контакт и неконтакт. Они все неизменно притягивались друг другу, потому что разные и одинаковые одновременно.
— Так ты нашел слабость Глеба, — вдруг спросила я.
Раньше я как-то не задумывалась, что он может быть слабым. Мне он казался абсолютно идеальным. Но ведь была причина по которой я ушла?
Он глянул на меня, нахмурив брови, словно уж я то давно должна была понять. Но я не понимала. Или все же понимала, но не признавала.
— Самоотверженность очень красивое качество, — проговорил Матвей. — Оно красивое, но опасное. Человеку постоянно приходится разрушать самого себя ради другого. Он безрассудно отдает частичку себя и ничего не требует взамен. Но надолго ли хватит человека? И кто рядом с ним? Представляешь как это опасно, если рядом с самоотверженным человеком тот, который умеет только потреблять. Думаю…. Это словно есть каждый день яд, который накапливается и медленно травит. Мучительная смерть замедленного действия.
— Он и мне всего себя отдавал, — согласилась я, вспоминая прошлое.
— Но ты и вернула все, что забрала, — заметил Матвей. — Не кори себя за ошибки прошлого. Мы все живем с закрытыми глазами и из-за этого натыкаемся на углы. Мы прячемся в темноте, чтобы окружить себя иллюзией идеального мира. Но стоит открыть глаза, и тогда ты перестанешь натыкаться, но за это придется платить. — Друг посмотрел на меня, приподняв бокал, словно приготовил текст тоста. — Придется увидеть мир такой, какой он есть: изломанный, несовершенный, но настоящий.
— За настоящий мир, — поддержала его я.
За первым бокалом, последовал второй, а затем и третий. После мы перебрались за столик в глубине зала бара. Там мы немного перекусили, а выпили еще больше. И хоть мы пили почти наравне, сильнее развезло почему-то Матвея. Я же чувствовала легкую опьянённость, хотя раньше не замечала за собой огнеупорную стойкость перед алкоголем.
Большая стрелка часов приближалась к десяти, и нам стоило, как по-моему, уже расходиться. Но затолкать в машину Матвея я не смогла, даже если бы сильно захотела. А ведь необходимо еще и такси заказать, расплатиться и придумать, как докинуть друга до дома и самой добраться без приключений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И как быть?
— На, — кинул мне прямо в руки свой телефон Матвей, нагло улегся на стол, как когда-то в школе на парту, и тихо договорил. — Позвони Анне. Она мое доверенное лицо. Она довезет нас по домам.
Я разблокировала телефон пальцем Матвея и зашла в контакты. Нашла некую Анну, хотя сфокусироваться на буквах оказалось достаточно сложно, и позвонила.
«Чего тебе, Марков?» — прохрипел женский голос в трубку.
— Алло, — неловко проговорила я. — Это Ксения. Друг Матвея. Он напился. Да и я не очень трезвая. А его машина тут. Он сказал позвонить вам. И вроде бы уснул.
Я присмотрелась к развалившемуся телу и тяжело вздохнула, чувствуя как переступила из легкой опьянённости в среднюю стадию.
«Ксю?» — уточнила она. Я кивнула, хотя она этого не видела. — «Говори адрес».
Я продиктовала его и выключила телефон, положив на столешницу, подозвала официанта и расплатилась по счету. Где-то через полчаса приехала некая Анна. Она видимо не задумывалась дома с выбором одежды и прибыла в джинсах, в спортивном свитере и в кроссовках. Девушка собрала волосы в хвост, а ее лицо полностью без косметики казалось свежим. Она мрачно уставилась на пьяное тело Матвея и сквозь зубы прорычала.
— И какого …, ты не мог нажраться дома, а не в баре. Вот же болван!
Я некрасиво пялилась на незнакомую Анну и недоумевала. Почему она казалась мне знакомой? Либо это из-за пьяного состояния, либо я что-то забыла. Но она мне действительно казалась очень знакомой.
— Чего расселась? — рявкнула она уже мне. — Хотя ты тоже немного не того, — заметила она, присмотревшись внимательней.
Анна оглянулась и, увидев охрану, подошла к ним. Она живо о чем-то с ними говорила, достала бумажник и дала им наличку. Они сначала пошли в отказ, но тогда Анна просто добавила еще. Охранники переглянулись и согласно закивали.
— Ее тоже, — кивнул в мою сторону один из парней.
— Нет, ее подстрахую я, — строго ответила ему Анна.
Девушка быстро осмотрела стол и, заметив телефон Матвея и ключи от машины, забрала их к себе. Она легко подхватила меня подмышки и подняла из-за стола.
— Я дойду сама, — запротестовала я.
— Точно?
— Да-да, возьму только сумочку.
Я наклонилась и схватилась за ручки сумки, но выпрямиться мне не удалось. Я начала резко заваливаться обратно на диванчики, а руки неприятно отказались слушаться меня. Благо Анна успела поймать и повела на выход мое пьяное шатающееся тельце. Она сняла с сигнализации автомобиль, охранники затолкали Матвея на заднее сидение, а меня Анна посадила вперед, пристегнув ремень.
На улице она попрощалась с парнями и села за руль. Она с легкостью завела двигатель, и мы выехали с парковки.
— Ты чего так пялишься на меня, — сурово спросила Анна, когда затормозила на светофоре.
— Мы знакомы?
— Напилась до такого или рили не помнишь? — уточнила она и взглянула на меня. — Ясно, значит вообще не помнишь. Школа, одиннадцатый класс, выпускной.
— Гордеева? Ты Гордеева! — Воскликнула я и сжала щеки ладонями. — А Матвей не говорил, что ты с ним.
— Я работаю на него, — поправила Анна. — Как-то давно спелись, вот и продолжаем работать вместе.
— А-а, — протянула я. — Ты изменилась. Извини, что не узнала.
— А вот ты — нет, — глухо произнесла девушка, а я повернулась к ней, ожидая продолжение. Аня сначала не хотела договаривать, но, взглянув на меня, недовольно закончила. — Все такая же: красивая, статная и неприступная.
Больше мы с ней не говорили. Доехали до многоэтажного элитного дома, где проживал Матвей. Анна сходила на ресепшен и попросила местного консьержа донести жильца до квартиры. Ее там знали, как частого гостя Маркова, поэтому спокойно выполнили ее просьбу.
Спустя пятнадцать минут Анна вышла, в то время как я сидела на скамейке перед подъездом и по чуть-чуть трезвела от вечерней прохлады.
— Тебя проводить? — неохотно спросила она.
