И она слышит свой крик – человек, вечный Человек в ней сопротивляется зверю. И она чувствует, как ее рука нащупывает ручку неизвестно откуда взявшегося топора, и она будет бить, бить этого зверя, пока достанет сил.
Но тогда из пролома в стене начинает фонтаном бить что-то красное и липкое, оно заливает все вокруг и быстро наполняет комнату. И зверь начинает это красное жадно лакать, но оно все прибывает. И Ксения падает в это, начинает захлебываться им, и тогда она понимает, что это кровь.
И задыхаясь, чувствуя горькую соль на губах, Ксения просыпается. Но явь оказывается страшнее сна. Потому что прямо над собой она видит горящие ненавистью красные волчьи глаза.
Этот же день, пятьдесят лет назад
Первым уехал какой-то важный человек в гражданском, скорее всего, следователь.
Затем, когда уже закончили все измерения и писанину, в который раз допросили дворника и соседей и увезли тело убитой, милиция опечатала квартиру, и все было кончено.
– Значит, отец, говоришь, их было много? – уже на прощание спросил участковый, буравя дворника своими строгими глазами.
– Так точно!
– И ни одного раньше не видел? Может, припомнишь?!
– Никак нет, не видал! Все незнакомые… А что ж таперича будет? – дворник как-то неуверенно кивнул наверх, где на шестом этаже еще недавно был чей-то дом, а теперь стояла пустая опечатанная квартира:
– А что будет? Делом занимаются, где следует, а если ты, батя, понадобишься, – тебя вызовут. Так что не боись!
И они все уехали.
А дворник спустился в чулан, где хранился инвентарь, и достал спрятанную под ветошью и всяким хламом коробку.
– Да в таких вещах только генеральши да артисточки разъезжают! – восхищенно сказал он.
Через час дворник уже спал в комнате, которую занимал вдвоем со своей старухой в большой коммунальной квартире. А еще через час он проснулся, и странное видение предстало перед ним – его собственная старушка-жена, одетая в просторное не по размеру темно-синее зимнее пальто и закутанная в дорогой, цветастый пуховый платок. Тут дворник все вспомнил и погрустнел.
«Да, хорошая была женщина, царствие ей небесное», – подумал он.
– Ну что, старая, вырядилась?! – закричал он на жену. – Лето ж на дворе! Сымай! сымай! – но тут же успокоился, вздохнул и добавил ласково. – Ладно, чего уж таперича… Будет тебе чем кости старые прикрыть, а шо там осталось, в коробке, к зиме продадим.
Эпилог
Они сидели на берегу моря. Заканчивался август, и скоро надо будет уезжать. Но у них еще есть несколько дней, чтоб вот так побыть у моря, нырять в его синюю прохладу, а потом смотреть, как волна мерно накатывается на берег, пенится и уходит в песок.
Наверное, всю свою жизнь Василий будет помнить это страшное утро, когда он вернулся из Баку домой. Он будет помнить настежь открытые двери и то, что дом был пуст. Накрытый на двоих стол, так и не дождавшийся трапезы, неубранная постель его жены, и ветер, гуляющий в пустом доме, еще долго будут тревожить его, вызывать беспокойные воспоминания. И бесконечные минуты или часы, когда он звонил всем и вся и чего только ни передумал. И то, что вся обувь Ксении стояла здесь, но не могла же она уйти босиком? Если это похищение, то зачем, во имя чего?
А потом раздался звонок, и это был Абдулла. И он сказал, что уже все в порядке, и Ксения нашлась. «Ты только не волнуйся, она немножко не в себе. Она ушла из дома в чем была – в майке и спортивных брюках. И какое счастье, что в ее карманах обнаружили телефон Старика Прокопыча. А нашли ее там, у вашей старой квартиры. Я сейчас в клинике, так что приезжай…» – говорил Абдулла.
И когда он приехал, Ксения молчала и никого не узнавала. И какие-то странные, тревожные были ее глаза. Она молчала целый день, а к вечеру все прошло. Но перед тем, как это случилось, она начала говорить что-то совершенно невообразимое. Она говорила, что ее забрали волки и выпили ее кровь. И она – волчица – стала женой зверя. И спасет только огонь, но если не будет огня, то через нее в мир придет дитя зверя. Человек-волк, неузнанный людьми. И только огонь сможет спасти и от нее волчицы, и от того, кого она ждет.
И тогда растерянный врач проговорил:
– Ликантропия, средневековая болезнь… Очень редкий случай.
Но вскоре все прошло. Ксении сделали укол успокоительного, а когда она проснулась, то ничего не помнила и была совершенно здорова.
А на следующий день Василий обнаружил, что их лимон, лимон, привезенный с той квартиры, за ночь расцвел.
«Странно, – подумал он, – я, конечно, не ботаник, но, по-моему, он еще совсем молодой… Потом хозяйка говорила, что эти лимоны совсем не цветут, уже много лет…»
А потом они уехали к морю, и на несколько дней к ним приехали Прокопыч с Абдуллой. И сейчас они сидели на берегу и смотрели, как улыбающаяся Ксения выходит из воды, и в закатном солнце ее загорелое тело кажется бронзовым.
– Послушай, Абдулла, – говорил Василий, – если у вас была эта газета, и вы начали о чем-то догадываться, чего ж вы раньше все не рассказали?
– Понимаешь, не было уверенности… Сходство было, но чтоб это утверждать наверняка… Ведь столько лет прошло…
– А потом мы показали эту газету с некрологом матери Ксении, – рассказывал Старик Прокопыч, – и она ужасно перепугалась, побледнела и все такое. А потом призналась, что убитая актриса была Ксениной бабкой, и жили они в том самом доме.
– Поэтому она, видимо, и боялась туда ходить…
– И в тот день я собирался все рассказать Ксюхе, – говорил Абдулла, – но застрял у Прокопыча в лифте. С каким-то актером из местного театра-студии. Представь полутемный лифт и совершенно ненормальную личность в гриме мертвеца.
– Может, ты и прав насчет семи поколений, – вдруг сказал, обращаясь к Прокопычу, Василий.
– Может быть… Не будем сейчас об этом говорить.
В этот прелестный морской городок шел вечер, и они не стали ни о чем таком говорить. Они предпочли говорить о приятном.
И только Старик Прокопыч знал, что вечером того дня, когда Василий вернулся из Баку, в тот самый час, когда у Ксении все прошло и расцвел лимон, в Москве, на Бронных, случился пожар. Дотла сгорела та самая квартира. Пожар начался сам собой, и, к счастью, никто не пострадал. Но самое странное, что пожар так же неожиданно закончился. Еще до того, как приехала пожарная команда…
Последний варяг
Пролог
Человек в сером шел сквозь ночной лес. Его шаги были почти бесшумны. Длинным посохом он раздвигал ветви деревьев, преграждавших путь. Он умел быть тихим, очень тихим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
