Около шести часов вечера диктор объявил то, чего ждала вся страна, чего с нетерпением ждали и мы, партизаны, окружившие радиоприемник под моросящим дождем в глухом Сарненском лесу: из Москвы будет транслироваться торжественное заседание, проводимое в связи с двадцать пятой годовщиной Великого Октября.
В лесу воцарилась тишина. Каждый старался тише дышать.
Мы, находившиеся за тысячу километров от столицы, узнали обо всем, что делается в стране, узнали о положении на фронтах Отечественной войны.
Гитлеровцы, отогнанные от Москвы, собрали в летний период все свои резервы, прорвали фронт в юго-западном направлении и вышли в районы Воронежа, Сталинграда, Новороссийска, Пятигорска, Моздока.
Но мы, как и весь народ, не сомневались в том, что наша армия разобьет врага в открытом бою и погонит его назад.
У советских людей есть традиция – отмечать праздники трудовыми и боевыми подвигами,
День 7 ноября мы решили отметить по-своему, по-партизански, отметить так, чтобы гитлеровцы его запомнили.
Задолго до праздника мы готовили две диверсии по взрыву вражеских эшелонов. В ночь на 7 ноября, сейчас же после того, как был прослушан доклад, две наши партизанские группы – одна под командой Шашкова, другая под командой Маликова – отправились на выполнение задания.
В полдень 7 ноября Шашков вернулся и отрапортовал:
– Товарищ командир! Боевое задание в честь двадцать пятой годовщины Великой Октябрьской революции выполнено. На железной дороге подорван следовавший на восток вражеский эшелон с военными грузами и войсками.
А к вечеру вернулся и Маликов. Он также, сообщил, что в подарок к годовщине Великого Октября взорван вражеский эшелон с техникой противника, следовавший в сторону фронта.
В день праздника в лесу была проведена спартакиада. На лесной поляне, в километре от лагеря, пять взводов соревновались между собой на лучшую боевую подготовку. Они состязались в метании гранаты на дальность и в цель, в лазаний на деревья, в беге с препятствиями.
Спартакиада проходила шумно. Больше всего переживали «болельщики». Они уже несколько дней спорили, кто окажется победителем. Самыми горячими болельщиками оказались старик Струтинский, Лукин и Кочетков.
Владимир Степанович Струтинский то подскакивал на месте, то выкрикивал: «Ах, чтоб тебя!», «Вот дурья голова, промахнулся!» Лукин перебегал с места на место, подзадоривая отстающих. А Кочетков так громко хохотал, что стоять близ него было небезопасно: могли пострадать барабанные перепонки.
Самый большой шум поднялся, когда началось состязание по перетягиванию каната. Кто, какая группа перетянет?
– А ну, поднатужьтесь!
– Слабо вам!
Вот одна группа, обессилев, ослабила канат. Победители, перетянув конец, упали навзничь. Взрыв смеха снова огласил лес.
Праздник закончился концертом партизанской самодеятельности. Началось с хорового пения. «Прощай, любимый город» – эту песню знали все. Запевали несколько голосов – весь наш ансамбль подхватывал. Потом затянули «Катюшу». Владимир Степанович Струтинский вдруг поднялся и, дирижируя обеими руками, затянул «Реве та стогне Днипр широкий». Одобрительно улыбаясь, все подхватили эту песню,
Вышли в круг плясуны: нашлись мастера и гопака, и комаринской, и лезгинки, и чечетки. Смена «номеров» шла непрерывная. Вот к костру подошел двадцатилетний Мачерет, – до войны он учился на литературном факультете.
– Я прочитаю вам стихи Николая Тихонова «Двадцать восемь гвардейцев».
Уже под конец вечера поднялся Николай Иванович Кузнецов. Он был в приподнятом настроении. Не сказав, что будет читать, он сразу начал:
– "Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море…
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях…"
Читал Кузнецов просто и тихо. Но каждое его слово, казалось, доходило до самого сердца. Чувствовалось, что человек читает самое любимое и близкое душе произведение.
Я посмотрел на бойцов. Они сидели серьезные, торжественные и какими-то новыми глазами смотрели на Кузнецова.
Так же не повышая голоса, но еще больше отчеканивая каждое слово, он заканчивал:
– "Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поем мы песню!.."
Сильное впечатление произвело на нас чтение Николаем Ивановичем Кузнецовым «Песни о Соколе» Горького.
Вскоре после праздника, 11 ноября, нам удалось принять самолет из Москвы. Площадка около деревни Ленчин, указанная Колей Струтинским, была действительно хорошая. К тому же мы буквально прощупали каждую травинку, сровняли все бугорки. Пришлось даже спилить тригонометрическую вышку, что стояла километрах в четырех от площадки. Правда, крестьяне были довольны: вышка подгнила, и они боялись несчастного случая.
Накануне той ночи, когда мы собирались принимать самолет, в село Михалино, километрах в девяти от нашей площадки, прибыла на автомашинах большая группа гитлеровцев. Мы выслали на дорогу засаду с твердым наказом: немцев в нашу сторону не пропустить!
Согласно условиям Москвы, мы должны были каждые полчаса выпускать красные и зеленые ракеты, чтоб самолет за сорок-пятьдесят километров мог видеть место посадки. Это еще больше усиливало опасность нападения немцев. Но все прошло благополучно.
В час ночи мы услышали гул моторов. В костры подлили скипидару, и они загорелись ярким пламенем.
Посадка прошла превосходно. Радовались удаче не только партизаны. Не было конца восторгам и жителей села, когда самолет пронесся над крышами их домов и плавно сел на площадку, ярко освещая все вокруг светом своих фар.
Самолет пробыл у нас всего сорок минут. Оставил нам письма и подарки. Мы погрузили раненых, документы и письма родным. На этом самолете улетали в Москву Флорежакс и Пастаногов – им надо было еще долго лечиться – и мальчик Пиня, которого нашли мы с Кузнецовым. Погрузилась в самолет команда потерпевшего аварию самолета. В Москву были отправлены и ценности, отбитые нами у врага. Мы вносили их на постройку самолета взамен разбившегося.
Самолет зашел на старт, плавно поднялся в воздух, сделал два круга над поляной и, дружески покачав крыльями, улетел.
ЛУЧШЕ НАСТОЯЩИХ
В самом центре Западной Украины, утопая в зелени, широко раскинулся город Ровно. Ничем особым этот город не примечателен; дома в нем маленькие, одноэтажные, и лишь на центральной улице стоят двухи редко трехэтажные. Тем не менее именно этот город немцы сделали центром оккупированной части Украины.
Город Ровно нас очень интересовал. В нем находился тогда рейхскомиссариат для Украины, во главе которого был наместник Гитлера гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Там же расквартировались гестапо, штаб фельджандармерии и штаб генерала фон-Ильгена, командующего особыми (карательными) войсками на Украине. И хотя в руках гитлеровцев в ту пору был Киев, центром оставался Ровно. Немцы, вероятно, рассуждали так: подальше от фронта спокойнее.
Город буквально кишел немецкими офицерами, чиновниками и их родственниками, которые приехали сюда за легкой наживой.
Понятно, что в Ровно можно было добыть очень полезные сведения для командования Советской Армии: о перебросках и перегруппировках немецко-фашистских войск на фронте, о строительстве новых линий обороны, о мероприятиях хозяйственного характера и о том, что творится в самой Германии. И мы решили к этому городу подобраться всерьез, не спеша, осторожно, продумывая каждый свой шаг.
В первую очередь было решено направить в Ровно тех, кто знал этот город, имел там родственников и знакомых. Выбор пал прежде других на Колю Приходько. Приходько родился в Здолбуново, Ровенской области. Перед войной работал в Ровно заведующим складом на железнодорожной станции. Эвакуировался он из города в последнюю очередь, когда погрузил на грузовую машину все ценности со склада и когда на улицах уже шла стрельба и гремели взрывы.
Коле Приходько шел двадцать второй год. Он был огромного роста – как говорят, косая сажень в плечах, – ладно сложен, с хорошим лицом и добрыми карими глазами. Такими мне представлялись всегда былинные богатыри. Приходько и в самом деле обладал богатырской силой и выносливостью. Ничто не страшило его; он рвался туда, где опаснее.
Когда наш отряд был еще на пути в Сарненские леса, с Колей Приходько произошел такой случай. Опередив группу разведчиков, он зашел в одно село. Посреди улицы стояла большая толпа; крестьянки плакали, причитали. Приходько подошел к женщинам и спросил:
– Что тут происходит?
– Да вот забирают наших хлопцев и дивчат до ниметчины.
В кругу стояли молодые девушки и парни с котомками за плечами. Их охраняло шестеро полицейских.
Расталкивая собравшихся, Приходько подошел к полицейским:
