— У нас будет еще время для очень личных разговоров, — сказал профессор. — Сначала — о деле. Стивен, у князя накопились вопросы, ответить на которые можете только вы.
Князь Салтыков был настоящим аристократом, хотя по виду и не отличался от своих казаков. Его благородное происхождение проявлялось только в манерах и речи. За стойкой в салуне он изъяснялся на таком же простецком языке, как и все прочие посетители, но теперь, когда его собеседником был профессор Фарбер, князь перешел на изысканный английский, каким владеют только дипломаты.
Правда, спешившись возле палатки Гончара, Салтыков первым делом негромко обратился к сопровождавшему его казаку, и обратился по-русски, причем проявив изрядные познания в ненормативной лексике. Казак густо покраснел и, не оправдываясь, выслушал хозяина, а после, отводя лошадей к коновязи, даже поеживался после взбучки. А князь, повернувшись к Фарберу, снова заговорил на языке Диккенса и Теккерея:
— Прошу меня извинить, профессор. Я вынужден был дать несколько особых распоряжений. Мой конь прихрамывает из-за того, что у него разболталась подкова и под нее попал камень. Я предупредил своего работника, что он должен внимательнее относиться к лошадям.
Степан едва сдержал ухмылку. Князь не счел нужным переводить свои слова про страшные кары, связанные с сексуальным насилием, которые ожидали нерадивого казака в случае повторения подобной оплошности.
Пройдя в палатку, Салтыков сразу же направился к столу и расстелил на нем карту, извлеченную из-за голенища.
— Я полагаю, что цели и задачи нашей экспедиции известны всем присутствующим, поэтому не будем тратить время на дипломатические преамбулы. Взгляните на карту, мистер Такер…
— Стивен, — поправил князя Гончар. — Зовите меня по имени, ваша светлость.
— Никаких "светлостей", просто "князь". Идет? Так вот, Стивен, для начала я задам вам вопрос, который задаю каждому. Не встречались ли вам в ваших путешествиях по Западу деревни или одиночные фермы, где бы жили русские? Их иногда путают с чехами и поляками…
— Я не спутаю русских ни с кем, — сказал Гончар. — Могу сказать точно. В Дакоте, Вайоминге и Небраске я не встречал эмигрантов из России.
— А в Колорадо?
— Я плохо знаю эти места. Но и там я никогда даже не слышал о русских.
— Что ж, примем к сведению… — Князь задумчиво почесал карандашом бороду и снова наклонился над картой. — Посмотрите сюда. На этой карте, как видим, нет никаких границ. Тем не менее местные жители прекрасно знают, где им можно пасти скотину, а где нельзя. Я имею в виду территории, которые граничат с владениями индейцев. Можете ли вы сейчас взять карандаш и хотя бы приблизительно очертить на карте эти владения?
— У индейцев нет никаких владений. Если речь идет о резервациях, то их устроили далеко отсюда.
— Резервации меня не интересуют. Мне важно знать, на каких участках земли могли бы устроиться новые переселенцы.
— Это зависит от того, чем они будут заниматься. Для скотоводов подойдет один район, для землепашцев — другой. С такими вопросами надо обращаться в Географическое управление. К землемерам, к юристам. В общем, к правительству Соединенных Штатов, а не ко мне.
— Я полагал, что вся эта земля принадлежит индейцам, — сказал князь, разглаживая карту ладонью. — Насколько мне известно, Вайоминг не входит в союз американских штатов. Поэтому договариваться мы будем не с Вашингтоном, а с местным населением. Причем с коренным населением, то есть с самими индейцами.
Профессор Фарбер откашлялся, прежде чем вступить в разговор.
— Все не так просто, дорогой князь. Индеец часто просто не может понять, как земля может принадлежать кому-нибудь. Он очень хорошо понимает, что ему принадлежит лошадь, винчестер, женщина — все то, что он может взять с собой. Но земля… Индеец скорее скажет, что это он принадлежит земле. И все наши договоры с ними надо понимать именно так — краснокожие уступали нам право принадлежать какому-то участку территории. Мы умрем или уйдем отсюда, а земля останется.
— Люди, которые поселятся здесь, никуда не уйдут, — сказал князь. — Им некуда уходить.
— Есть и еще одна сложность, — продолжал Фарбер, — не столько философская, сколько юридическая. Мне кажется, ваши представления о порядке землепользования несколько устарели. Да, Вайоминг в настоящее время имеет статус Территории, и влияние федерального правительства здесь минимально. Однако позвольте напомнить, что западная граница Соединенных Штатов до сих пор не определена. Она постоянно смещается, и вполне возможно, что уже через несколько лет ваша сделка с индейцами, даже если она состоится, будет признана незаконной.
— Отчего же? — вмешался Домбровский.
— Оттого, что у этой земли будет новый владелец — государство.
— Хотите сказать, что мы торопимся? Делим шкуру неубитого медведя? — Домбровский повел ладонью по карте, словно стряхивая с нее крошки. — Я понимаю, что для Вашингтона очень удобна неопределенность границ. Индейцы не могут построить Великую Китайскую стену, чтобы раз и навсегда разделить континент с белыми пришельцами. Но как только мы заключим с ними сделку, как вы выражаетесь, и построим первый дом на этой земле — все, с этого момента будьте любезны договариваться уже не с кочевниками, а с нашими оседлыми земледельцами. А уж те поднаторели в прокладывании межей и воздвижении заборов.
— Но есть постановление конгресса, которое объявляет все незаселенные земли от Атлантики до Западного океана собственностью правительства, — не сдавался профессор.
— Обычный трюк земельных спекулянтов, занявших государственные кресла, — с усмешкой заявил Домбровский. — Что такое незаселенные земли? Откуда чиновник в Вашингтоне может знать, что тот квадратик на карте, который он продает за тысячу долларов, никем не заселен? Не сомневайтесь, профессор. Наши люди заселят любой участок, дай им только волю. Заселят, расплодятся и расползутся во все стороны. И от Атлантики до Западного океана будет звучать русская речь.
— Это смелый исторический эксперимент, вот и все, что я могу сказать в ответ, — сдался Фарбер.
— Профессор, даже я никогда не спорю с господином Домбровским, — признался князь и снова наклонился над картой. — Итак, Стивен, что вы скажете, к примеру, вот про эту долину к северо-западу от озера?
Гончар глядел на извилистые линии и блеклые краски карты, пытаясь вспомнить, как выглядели эти места. Медные холмы, голубые горы и изумрудные озера в обрамлении серебристой полыни…
— Там можно встретить стоянки оглала.
— Кто такие оглала?
